Свет проклятых звёзд

Закутавшись в старые тряпки, девочка с узким личиком, огромными чёрными глазами и колючим, полным презрительного недоверия взглядом подбежала к телегам торговцев, протягивая треснутый глиняный горшок: — Один мириан! Пожалуйста! Или хлеба! Хоть чёрствого, хоть плесневелого! — А не боишься, малышка, у чужих еду брать? — перегнулся через борт гружёной повозки черноволосый эльф. — Вдруг подсыпят что, и проснёшься в подвале с грязными мужиками? — Тогда мирианы дай. Пожалуйста! Лицо незнакомца стало потрясающе задумчивым, словно ему подкинули неразрешимую задачу. — Ты ведь не местная, — сказал он вдруг, косясь на сидевшего рядом приятеля-человека или полуэльфа с длинным, мелко исписанным свитком. — И здесь недавно. Чья ты? Откуда? Девочка отпрянула, в широко распахнутых выпуклых на худом лице глазах отразилось недоверие и какая-то звериная настороженность. — Есть кто-то, запугавший тебя и запретивший называться? Тебе позволено просить помощи только мирианами? Скажи правду, малышка. — Её откровенность оплачивается отдельно, — вставил веское слово мужчина со свитком, поправляя рукава строгого шерстяного плаща без украшений. — Да кто ты такой, чтоб тебе правду говорить?! — фыркнула аданет, отпрыгнула от телеги и бросилась наутёк. — Ничего, научится быть покорной, — хмыкнул гном с соседнего обоза. — И ротик по делу открывать так, чтобы мирианы во все карманы насовали. Но пока маленькая ещё. Такая только орочью всякому интересна, а они точно платить не станут. — Она не маленькая, — смотревший за порядком человек средних лет с повязкой на глазу облизнулся. — Мордочка детская просто, а если тряпки размотать, тельце там уже мягкое. Эльф со вздохом покачал головой, гном отмахнулся. Тем временем девочка уже скрылась между ближайшими постройками, и все трое отвлеклись на более насущные проблемы. *** — Здравия, господин, подкинь меди на табак, а то не хватило, а курить охота! — высокий худой парень с умными карими глазами, выдававшими в нём воспитанника хорошей семьи, одетый во что-то поношенное, улыбнулся прохожему с красивой резной трубкой. — Работай иди, — огрызнулся тот, однако мирианов дал. — Как раз туда иду, господин! Спасибо. Раскланявшись, юноша спрятал кругляши и деловито пошёл по городской улице, то и дело обращаясь к тем, кто не видел, что на табак уже подавали и не раз. Странное дело — общее увлечение заставляло сочувствовать собрату и помогать. Парень удивлялся каждый раз и снова продолжал пользоваться чужой добротой. — Помоги мирианом на табачок! Будь милосерден. — Да иди ты к Морготу! — Не могу, дяденька! Без мирианов дорогу даже не узнать, карту не купить! — В долг дать могу. — Да мне ж нечем отдать будет! — Сын твой отдаст. И внук. Если родитель дурак, детям не наследство останется, а списки, с кем надо расплатиться. — Да я ж говорю: мне на табачок! — А потом с меня спросят, почему помогаю разбойникам. Нет уж! — Дяденька! Не уходи! Я с подругой поспорил, что больше, чем она, соберу. Дя-адь! *** Холодный осенний вечер опустился на улицы небольшого городка, где можно было встретить самых разных обитателей. После долгого наблюдения за таргелионским народом в попытках заработать на дорогу через главный гелионский мост, где проще затеряться в толпе, чем на других, часто пустующих, переправах, Барахир и Эмельдир для потехи разделили здешних жителей на эльфов, как-бы-эльфов, не-эльфов-но-эльфов, опарышей и сороконожек. Шутливые разговоры делали холодные вечера в самодельном шалаше на окраине между лесом и кладбищем веселее. Эльфами считались, собственно, эльфы, которые ни в чём плохом замечены не были. Правда, и мирианов от них обычно не перепадало — Старшие считали своим долгом предложить бродяге работу с последующей оплатой, едой и проживанием, а это не входило в планы юных беорингов, наслышанных о подводных камнях договоров с подданными Карантира. Как-бы-эльфами юные атани заклеймили представителей других рас, усиленно подражавших Старшему Народу, однако делавших это крайне странным образом. Например, немолодая гномиха, проезжавшая в роскошной карете мимо просившей медяки Эмельдир, была настолько чисто выбрита, что девочка подумала, не выдёргивала ли эта безумная волосы на лице. Кроме того, сидела гномиха, неестественно прямо расправив плечи, была одета в лёгкое не по погоде платье, жутко утягивавшее талию, а на голове красовалась эльфийская причёска и тончайшая изумрудная диадема. Ещё встретилась пара молодых атани, не слишком похожих на местных раскосых: парень и девушка шли нарочито медленно, широкими шагами, гордо вскинув головы. Взгляды обоих были пустыми — эдайн потерпели сокрушительную неудачу в тщетных попытках изобразить глубокомысленность. В Дортонионе тоже попадалось немало смертных, подражающих бессмертным, однако выглядели они не так нелепо. Возможно, секрет крылся в более добром и открытом отношении дортонионских Эльдар к людям, поэтому мерзко-пафосное выражение на морщинистых, прыщавых или чересчур напудренных рожах не считалось обязательной частью истинно-эльфийского образа. Как ни странно, эти чудаки гораздо охотнее отсыпали мирианы, нежели те, кому они подражали. Возможно, как-бы-эльфы нигде не чувствовали себя дома, поэтому видели в бродягах родственные души. Хотя находились и такие, кто считал ниже своего как-бы-эльфийского достоинства обращать внимание на оборванцев. Как-бы-эльфы должны общаться только с братьями по разуму! Отсутствующему. По сравнению с Ладросом, здесь оказалось очень много ходящих с тростью, и те, кого Барахир и Эмельдир отнесли к как-бы-эльфам, пользовались исключительно резными палками с вычурными навершиями. Зачем? Эльфы ведь не нуждаются в дополнительной опоре, значит, надо терпеть или сидеть дома, а не тратить мирианы на дорогущие костыли! «Лучше бы нам отдали это золото!» — в один голос говорили юные Фирьяр. Не-эльфы-но-эльфы встречались крайне редко, однако всё же попадались. Эти милые создания были добры, умны, отзывчивы и немногословны, могли по-доброму высмеять попрошаек, только обижаться на их слова не получалось. Как правило, не-эльфы-но-эльфы одевались скромно, однако не дёшево и именно в то, что удобно, по фигуре и к лицу. Обычно такие горожане не спешили давать мирианы попрошайкам или отказывать — сначала задумывались, смотрели изучающе. Хорошо хоть работать не предлагали. А-ха-ха! Гордую кличку Опарыш получил изначально гном-охранник торгового обоза — до ужаса толстый и злобный дядька, абсолютно лысый, с клокастой бородой, который постоянно что-то ел и пачкался то жиром, то сметаной, то мёдом. «Объясняю один раз, — сказал он Барахиру и Эмельдир, жуя капающий маслом пирог с рыбой, — я тут для защиты хозяйского добра. Те, кто его приумножают, друзья. Их не трогаю. Те же, кто пытаются приуменьшить, враги. С ними разговор короткий. Бегаю я медленно, зато стреляю метко». Ну не опарыш ли? Постепенно так стали называться все жадины, начинавшие угрожать юным попрошайкам. А идею сороконожек подал весёлый старичок, спешивший по каким-то своим делам в последний день ярмарки. «Мирианов тебе дать, малышка?» — спросил он у Эмельдир, подслеповато щурясь и прикладывая к уху раскрытую ладонь. «Да, пожалуйста, дедушка!» — закивала девочка, уверенная, что просить у древнего адана безопасно — ему точно не нужна женская ласка. «Мне нечего дать, — ответил старичок, отмахиваясь трясущейся рукой. — У самогó дома попрошаек хватает! Никто работать не хочет, всем только чужие схроны интересны. Но ты вокруг глянь, деточка: видишь, сколько сороконожек суетится? У них у всех по карманам куча краденого. Они, конечно, делиться не захотят, но и у стражи помощи попросить не смогут». Эмельдир посмотрела по сторонам: в городке и правда царила суета, словно в разрытой земле, где нечаянно повредили жилище мелких шустрых многоножек. Что-то внутри щёлкнуло, разом пропал страх и стыд, остался лишь азарт и желание получить своё. Сколько, в конце концов, можно слушать оскорбления и угрозы, либо жалостливое: «Конечно, держи, бедняжка»?! Хватит унижения! Видимо, взгляд девочки изменился, и старичок всё понял. Закрякав, вместо смеха, дедуля пошёл своей дорогой, что-то насвистывая. *** Привычными отточенными движениями рук разведя костерок, Барахир подул на котелок, налил воды. — В последние дни ты мало ешь по вечерам, — с нажимом спросил он невесту. — Вместо мирианов еду дают, — соврала Эмельдир, боясь говорить правду о воровстве. Понимая, что не сможет принести в укрытие всё украденное по карманам и сумкам, девочка вдоволь наедалась за день, покупая всё, что нравилось, и не могла изображать аппетит, деля ужин с женихом. Сын вождя нахмурился. С каждым днём становилось холоднее, и изначальный план наняться на работу к торговцам после выпадения первого снега уже не казался удачным — в Таргелионе, в отличие от Ладроса, ветра дули промозглые, влажные, пробирающие до костей даже в относительно тёплую погоду. Поперву Барахир хотел дождаться морозов и повышения цен на перевозки и помощь в сопровождении грузов, и тогда предложить кому-нибудь, едущему в сторону Дортониона, по летней оплате. Но если Эмельдир заболела… — Я сегодня такого опарыша встретила! — отогревшись, начала делиться впечатлениями девочка. — Он мне сначала дал медяк, а потом попытался подсунуть в карман какую-то брошку дорогущую, чтобы потом напоказ найти и стражу позвать! Представляешь, гад какой! Орк проклятый! Еле сбежала от него! Кинула ему эту брошь в морду! Сын Брегора сделал вид, что ему смешно. Вдруг снаружи донеслись приближающиеся шаги, и беглецы одновременно схватились за ножи — они никого не ждали, и никто не знал об их укрытии. Это точно не друг. — По делу я, ребят, — хрипловатый голос опередил вошедшего в шалаш стражника в шлеме и лёгком доспехе. Сердце Эмельдир сначала пропустило удар, а потом бешено заколотилось. — Ищут вас, — продолжил говорить слегка раскосый мужчина, протягивая листок с текстом и портретами пропавших. Такие наводки то и дело попадались вдоль дорог и на площадях, однако себя, Бреголаса и Фарагора юные беглецы видели впервые. — Мне поручили этим заняться, — пояснил стражник без какого-либо выражения на бугристом лице. — А я вас видел и давно выследил, но думал, вы сироты какие. Неопасные, в общем. А тут оказалось, что ищут вас родичи, но вы, похоже, домой не спешите. Предложение моё такое: я за то, что вас найду, получу в лучшем случае пару золотых. Я готов НЕ найти вас и потерять этот листок за пять. Идёт? Если надо подумать, я готов немного подождать снаружи. Несколько раз побледневшая и побагровевшая Эмельдир часто задышала, зафырчала, потом посмотрела на подпись внизу листка, где оставлялись пометки теми, кто заявил о пропаже близких, и воскликнула: — Мой папа?! Только он?! И всё?! Равнодушие, с которым Барахир пожал плечами, потрясло. Он и не ждал, что отец попытается отыскать сына?! Как же так? — Мы вернёмся, — твёрдо заявил юный беоринг. — Нас нашли. Скажи, страж, а те остальные, — он указал на Бреголаса и Фарагора, — тоже думают, находиться или нет? — Не знаю, — воин равнодушно пожал закрытыми сталью плечами. — Не видел. — Вернёмся, словно потерявшиеся котята, которых приволокли неравнодушные соседи? — вспылила Эмельдир. — Грязные, побитые, жалкие? Признаем, что были неправы, что правы наши родители?! Что мы готовы им всё простить и всё позволить?! Барахир ответил не сразу. Стражник посмотрел на юную аданет с удивлением и даже немного с уважением. — Не молчи! — начала напирать девочка. — Мы вернёмся в родной край, — напряжённо произнёс, наконец, сын Брегора. — Но не к родителям. И тебе, и мне причитается наследство. Мы заберём его и начнём жить самостоятельно. И больше никаких чужих королевств.