Свет проклятых звёзд

В маленьком тихом доме было несколько наглухо запертых комнат, в которые, судя по пыли на дверных ручках, давно никто не заходил. Обжитая часть помещения выглядела так, словно там пронёсся ураган или табун диких лошадей, с той лишь разницей, что ни ветер, ни животные не оставляют на стенах надписи с проклятьями в адрес Моргота и любовные послания хозяйке. Привычно проходя по заваленному старой мебелью и тюками коридорчику, Гилнор ловко приладил на место падающий подсвечник, поправил полочку, протёр бронзовую статуэтку собаки. Глорэдель растерялась и не знала, как себя вести, поскольку её учили, что в чужом доме ничего трогать нельзя, если хозяин не попросит. Из кухни донёсся надрывный сиплый кашель, вошедшим открылось печальное зрелище: на печи, от которой слегка веяло теплом, лежала растрёпанная женщина с опухшим бледным лицом и тёмными кругами под глазами. Пахло табаком. Глорэдель вспомнила, что не стоит удивляться, видя больных людей, продолжающих ухудшать своё состояние тем, что привело к хвори, но всё равно не удержалась и вздохнула. «Курит, кашляет», — быстро нацарапала она на глиняной табличке и спрятала запись от глаз Гилнора. — Здравствуй, Ниэльлунэ, — вежливо произнесла Глорэдель, думая, как лучше расспросить женщину о её состоянии, хотя и так всё, в общем-то, понятно. — Спасибо, что пришли, — хозяйка подавилась кашлем, спустилась с печи, покачнулась и села за стол, не позволяя другу себе помогать. Она зябко куталась в шерстяное одеяло, но всё равно дрожала. Опомнившись, Глорэдель быстро нашла более-менее чистую чашу, воду, разожгла огонь и насыпала порошков, чтобы облегчить страдания больной, пусть и ненадолго. У Гилнора, однако, были свои понятия об искусстве врачевания — мужчина чем-то набил курительную трубку и подал подруге. Как ни странно, Ниэльлунэ стало лучше. — Спасибо, — снова поблагодарила она, тяжело дыша. — Не дотяну я до зимы, но прошу, не пропадай. Одной помирать совсем грустно. Вот помру — тогда и пойдёшь Моргота побеждать. Женщина взяла вазочку с мёдом, убрала оттуда мошек, зачерпнула ложкой и отправила в рот. Глорэдель знала — это могло бы улучшить состояние, но не в данном случае. Ниэльлунэ снова закашлялась, поёрзала на стуле, затянулась. Дым из трубки имел странный запах, который перебивал даже заваренные ароматные травы. Глорэдель налила лекарство, стала записывать наблюдения. Невольно вспомнился тон Митриэль, и стало не по себе от понимания, что мрачная знахарка оказалась права. — На север собралась? — спросила Ниэльлунэ девушку, краем глаза наблюдая, как Гилнор подметает. — Это мой долг, — кивнула дочь Хадора. — У тебя был мужчина? Вопрос заставил замереть и покраснеть до корней волос. — Понятно, — воительница начала пить лекарство, голос стал не таким сиплым. — Не ехай туда целкой. Травма на всю жизнь будет. Вон, пусть тебе Гилнор покажет, каковы нормальные мужчины в деле. Видимо, привыкший к шуточкам подруги адан с улыбкой кивнул, а Глорэдель, втайне о близости с ним и мечтавшую, затрясло. — Прости, малышка, — прохрипела Ниэльлунэ, затягиваясь. — Хочешь вина? У меня в погребе полно, а пить некому. Гилнор, хватит местú! Никому тут чистый пол не нужен. Неси бочонок лучше. — Но эти травы… — девушка ужаснулась, вспомнив предостережения Зеленоглазки. — Знаю, нельзя с хмелем, — отмахнулась, затягиваясь, воительница, — но я-то что теряю? Понимаешь, я Моргота бить ходила, потому что мне нравилось потом получать серебро по сути ни за что. Не было же сказано: «Вот принесёте голову гада — заплатим». Надо только и всего — не подохнуть там. Ну заработала я. Всякого. И что? Мне даже оставить это всё некому. Я у мамки одна была, и мамка моя у своей мамки одна. Детей я не завела, мужа тоже. Я дом этот обещала библиотеке пойтаровской отдать, пусть тут книги хранят, да детей учат. Но вино моё выпью сама! Гилнор покорно принёс бочонок, откупорил. Запахи перемешались в воздухе, стали насыщеннее и приятнее. — Я пойду, пожалуй, — наскоро нацарапав на табличке главное, засобиралась Глорэдель. — Посиди, не бойся, — сипло кашляя, засмеялась Ниэльлунэ, демонстрируя гниющие зубы. — Раз на север собралась, послушай, что ждёт там простых вояк, которых тебе лечить придётся. — Я видела, — напряглась девушка. — Нет, милая, — покачала головой воительница, — ты видела последствия. А правду о случившемся никто никогда не расскажет. А вам, деткам вождя, и вовсе сказки принесут про Истинного Короля и его глупых врагов. А мне уже нет смысла врать, да и Гилнор не боится — он бродяга, у него ничего нет, отнимать нечего. — У меня есть всё, что мне нужно, — помотал головой мужчина, прикладываясь к вину. — И это у меня нельзя отнять. — Помнишь, как мы познакомились? — Ниэльлунэ, отхлебнув из бокала, словно стала лучше выглядеть. «Пьёт вино, — записала Глорэдель, — не лежит в постели». — Сколько тебе тогда было лет? — Как тебе сейчас, — ушёл от ответа мужчина. — А мне — четырнадцать. Мама говорила, что мне пора замуж, чтобы я не повторила её судьбу. Говорила, что пусть будет, как угодно, только не так. *** — Сиди учись, Ниэ! — ругались в один голос старая и зрелая женщины на юную девушку, уже невесту. — Хватит по мужикам бегать! Учись! Пока мать с бабкой кормят! В ход пошёл ремень. Опять. — Учись! Даже не думай в подоле принести! Вышвырнем на улицу вместе с ублюдком! Удар. Ниэльлунэ плакала и злилась на себя за это. Как будто первый раз бьют! Но больно почему-то всегда одинаково. И обидно. — Садись и читай! — Нет! Девушка вырвалась и в чём была выпрыгнула в окно. Она знала, куда пойти, где нальют вина, споют песни и не станут заставлять читать глупые записи какого-то мудреца. Зачем они нужны вообще? *** — Мать притащила в дом какого-то прыщавого сутулого дурака из зажиточной семьи, и я должна была согласиться стать его женой, но сбежала. Я бегала по улице и случайно услышала пение из одного дома. Подошла ближе и увидела через окно Гилнора с лютней. Я сразу поняла — с ним хочу дружить, ему можно доверять. *** Увидев кое-как одетую и снова побитую матерью и бабкой подругу, Унур позвал её в дом. В этот раз там сидели не только привычные выпивохи и вояки, но и незнакомый высокий тощий мужчина с рябым лицом — вроде молодой, но совершенно седой. Он, сутулясь, бренчал, напевая что-то неразборчивое, и юная аданет решила, что это нелепое существо непременно станет объектом её насмешек. — Я скоро на войну ухожу, — прервал неловкую паузу Унур, доставая вонючее, зато крепкое пойло. — Батя вкрай достал! Семья эта его вечно мной попрекает! Они-то все такие правильные, эльфам нравятся, родня вождя! Награды у них хранятся! А я, видите ли, позорю всех в глазах эльфов! Да плевали эти эльфы на меня! Нужен я им больно, скажи, Гилнор! — Не нужен, — согласился будущий объект насмешек. — Но нам их серебро нужно. — Да! Я полгода на севере зад поморожу, вернусь и дом себе куплю, — отозвался из угла самый пьяный из гостей. — Главное — помнить, — Гилнор покачал головой, — если орочьё окружило, в плен не сдавайся. Бейся до последнего. — Сдаваться — это стыдно, — заявила Ниэльлунэ, ища повод уколоть незнакомого человека. — Кто вообще о таком думает? Гилнор поднял голову от лютни. *** — Когда я назвала своё имя, — воительница откашлялась, выпила лекарство, закурила, — этот друг на меня так посмотрел доверчиво. Как щенок, честное слово! Ты знаешь ведь, что меня зовут, как одну из небесных звёзд? *** Взгляд не по-человечески сияющих глаз выражал бессильное осуждение, с которым обычно смотрят на выживших из ума стариков. — Я в разведку хожу, — спокойно пояснил Гилнор, тренькая что-то не слишком мелодичное, — мы обычно знаем слишком много такого, что оркам узнать нельзя. А они хотят. — Перехотят, — хмыкнула девушка. — Я тоже пойду на север и покажу этим гадам, что такое женская злость! Я тоже дом хочу. *** — Я помню, как тебя пытались не пустить на север, — адан снова начал подметать, на этот раз в другом углу. — Но мне кажется, в Барад Эйтель все живут войной, ведь город из-за войны и построили, поэтому твоих родичей просто не поняли. Ниэльлунэ закашлялась, поднялась из-за стола, неуклюже устроилась на печке. — Спать хочется, — сказала женщина, сипло дыша. — В общем, девочка моя, соберёшься на север, иди с Гилнором. Я тебе потом расскажу о нашем первом походе. Глорэдель встала из-за стола, сдержанно попрощалась, направилась к выходу, но вдруг в дверях её нагнал друг хозяйки, всё ещё с метлой в руках. — Послушай, леди, — очень тихо произнёс он, оглядываясь, — я в ваши женские дела не лезу, поэтому не принимай, пожалуйста, всерьёз слова Ниэ о девственности. По крайней мере, те из них, что касались меня. Я наслышан, что бывает, если переспать с дочерью вождя, поэтому сразу говорю: «Нет». Можешь считать меня искаженцем и овцелюбом. Меня это вполне устроит. Овечки, знаешь ли, такие милые! С трудом проглотив обиду, девушка кивнула и пошла прочь, вспоминая, как в детстве её часто не подпускали в свои компании сверстники, боясь дружить с дочкой вождя. «Тяжкая участь принцессы!» — смеялся Гундор, но Глорэдель было совсем не весело. Однако, теперь стало любопытно, что означали загадочные слова Гилнора о том, чем грозит близость с леди. Но ведь ни одна из дочерей Хадора ничем себя не запятнала! Может быть, речь о неотёсанной дикарке Брегиль? Она что, оторвала член жениха ради научных исследований? Решив, что эта аданет способна и на более страшные дела, Глорэдель отправилась в госпиталь, после чего планировала всё-таки выспаться, а потом зайти за письмами. Только что-то подсказывало — торопиться не стоит.