Свет проклятых звёзд

Почтовая карета прибыла рано утром, когда вроде бы закончившийся дождь полил с новой силой. Осень в Барад Эйтель началась в этом году рано, и знахарям пришлось спешно садиться за приготовление снадобий для людей, вечно простужавшихся в межсезонье. Всю ночь провозившись с травами, едва не путая, что куда складывать, а что выбрасывать, Глорэдель равнодушно посмотрела в окно. Да, она очень ждала письма от мамы и Гундора, но сейчас всё равно не осталось сил читать. Надо разложить порошки. Это долг знахарки. Подумав о том, как удивятся дома, узнав, что война с Морготом, вероятно, скоро закончится, ведь новое эльфийское командование, по слухам, знает, где прячется враг, а, соответственно, его логово скоро найдут и уничтожат, аданет с гордостью улыбнулась — великая слава победителей достанется её отцу, брату и ей самой! Как же это прекрасно! В коридоре послышались далёкие шаги. Дочь Хадора быстро запомнила походку каждого работника госпиталя, поэтому даже с закрытой дверью понимала, кто прошёл мимо. Внимание к шуму в коридоре стало и вовсе не здоровым после того, как однажды в здание вломился человек, поначалу не показавшийся страшным, но запавший в душу и пугавший в воспоминаниях всё сильнее. Это случилось в начале лета, когда юная аданет только приехала и договорилась об учёбе. Тогда же состоялось знакомство с непривычно выглядящей Нолдиэ по имени Митриэль, а ещё — со вроде бы красивой и без уродующих шрамов эльфийкой, но почему-то отталкивающей, не вызывающей безусловного восхищения. Скорее, наоборот. Словно рядом с ней находиться небезопасно. *** Зеленоглазка внимательно посмотрела на новую подопечную. Дочь дор-ломинского вождя? Зачем она приехала? Женихов искать? Обычно знахарками становились те, с кем рядом с детства были тяжелобольные родственники, либо эти женщины хворали сами, например, не могли родить. Отчаявшись получить помощь, аданет пытались обучиться всему сами. А что нужно этой деве? Неужели её воспитали не женой, а воительницей против тьмы? Но зачем? Неужели Хадору не нужны выгодные браки? Или так много дочерей? — Я хочу помочь братьям, — всё-таки подтвердила догадки Зеленоглазки Глорэдель. — Один из них хромой, а другой… Он болен после войны. Эльфийка поняла, о ком речь. Бедняге Гельдору, отправляя домой, наварили снадобий на год вперёд и передали самые сложные рецепты, чтобы у вождя Дор-Ломина не возникло мысли, будто эльфам плевать на тех, кто ради них калечится. Однако колдунья не могла не замечать, что перемены в отношениях между Старшими и Младшими Детьми Эру неумолимо происходят, и совсем не в лучшую сторону. Да, всегда были те, кто испытывал неприязнь к эльфам по тем или иным причинам, но раньше люди не хотели стать эльфами, занять их место в мире. Теперь же всё чаще ощущалось какое-то нездоровое соперничество, заведомо проигрышное для эдайн и вредное для общих дел двух рас. Почему так? В чём причина? Зеленоглазка рассчитывала более тщательно разобраться в ситуации хотя бы среди знахарей Крепости Исток, но всегда что-то мешало. Например, Митриэль, не получавшая ответов от Линдиэль и с подозрением смотревшая на колдунью после отъезда принца Финдекано. «Я не лезу ни в чью жизнь, — с подозрением смотря сквозь вуаль, втородомовская травница то и дело заставляла внутренне содрогаться. — Мне просто нужно знать, когда я смогу уплыть отсюда». Но что могла ответить Зеленоглазка? Что не вправе и не в силах влиять на дочь лорда Корабела, на него самого и его трактовки воли Вала Улмо? А это разве не очевидно? Но это всё же мелочи. Лишь бы ничего другого не спросила! И не только Митриэль… Когда приходили письма от Риньо, колдунья каждый раз вздрагивала, с ужасом представляя, что друг-менестрель догадался о её причастности к переменам в принце Финдекано. Понятно, что Риньо вряд ли совершит нечто, вредное для подруги, поскольку ему пошло на пользу внезапное безумие сына короля, но доверие к Лайхениэ рухнет раз и навсегда. Зеленоглазка очень боялась этого, несмотря на по сути тупиковые отношения с вечно жалующимся на жизнь музыкантом. — Я хочу выучиться здесь и отправиться в осадный лагерь, а может, и с отцом на север, — прервала размышления колдуньи Глорэдель. — Вряд ли он позволит тебе так рисковать, — пожала плечами эльфийка, вспоминая, сколько девушек говорили нечто подобное, но потом либо передумывали сами, либо им запрещала родня. — Это мой долг! — аданет выпалила с жаром. — Я — дочь вождя! Вдруг Зеленоглазка насторожилась, а через некоторое время в коридоре послышались громкие голоса и незнакомые шаги. — А ну, пошёл отсюда! — донёсся приказ охранника-адана, прозвучали глухие удары, невнятная ругань, и любопытная девушка выглянула за дверь. Нарушителем спокойствия оказался невысокий полноватый мужчина средних лет, лысеющий, с безумными выпученными глазами в красных прожилках. В молодости, наверное, он выглядел вполне привлекательным, но сейчас пугал до дрожи. — Ты знаешь, что мне нужно! — громче и громе орал незнакомец. — И я это возьму, если не дадите! — Тише-тише! Брат, ты чего?! — вмешался в драку появившийся из комнаты мужчин-лекарей худощавый адан. — Пошёл вон, Унур! — заорал тот, сгибаясь под ударами охранников. — Ты мне не брат, раз не помогаешь! Глорэдель закрыла дверь, но ещё долго слушала крики из коридора. — Несчастный это человек, — вздохнула Зеленоглазка, берясь за какие-то записи и схемы частей тел. — Я помню его молодым, как тебя. Он пришёл за лекарствами для младшей сестры, у которой часто болели уши. А потом поехал на север. *** Ветер — дышать невозможно. Холод — до слёз. Метель — словно хлыстом по лицу. А сзади погоня. Бежать! Быстрее, быстрее! Нельзя им попасться! Только не к оркам проклятым! Только не к ним! Снег, грязь, лёд, вода… Удар шквала, да такой, что слепота сразу. Тьма лишь на миг — а под ногами вдруг исчезла опора. Падение. И всё. *** — Его привезли соратники, — многозначительно посмотрев на Глорэдель, продолжила рассказ знахарка. — Говорили, он себя выдал, когда в разведку ходил, за ним погнались, и он упал в овраг на кусты — пропорол брюхо насквозь. Выжил чудом, но… Зеленоглазка посмотрела на дверь, покачала головой. — Он теперь болен? — осторожно предположила аданет. — Да, — согласилась колдунья. — Он не может без некоторых эликсиров. Точнее сказать, может, но что-то заставляет его употреблять их снова и снова. Иногда ему удаётся где-то купить снадобья, но когда не получается, он приходит к нам и угрожает. — Он опасен? — спросила тихо-тихо дочь дор-ломинского вождя. — Так же, как и все подобные ему. Да, Глорэдель, их много. И поверь, они хуже обычных пьяниц. *** Почтовая карета проехала площадь, голоса зазвучали громче, но аданет слушала только шаги в коридоре. Нет, не тот страшный человек. Кто-то другой. Знакомый. Сердце замерло. Раздался стук в дверь, и после позволения зайти в комнате появился высокий худой адан с седыми волосами и рябой кожей, но удивительно красивыми лучистыми глазами. Слегка поклонившись, мужчина положил на стол подписанный знахарями листок и, словно извиняясь, пожал плечами: — Мне сказали, что ты передашь. Глорэдель знала, о чём речь, для чего это лекарство, и кому оно требуется, где оно хранится и как его изготовить, но сейчас в одно мгновение забыла всё. — Серый шкаф справа, — внезапно прозвучавший голос Митриэль заставил вздрогнуть. Когда травница успела войти? — Вторая полка, три средних флакона. Кстати, девочка, сходи, сама лекарства отнеси, заодно запиши подробно, как здоровье Ниэльлунэ. Может, пора другие зелья варить. По интонации травницы создавалось впечатление, будто она говорит о тех составах, что готовят для омывания трупов перед погребением. — Ей будет приятно внимание, — кивнул мужчина. — Спасибо. Глорэдель ощутила ревность. Понимая, что этот Гилнор ей не пара, аданет страшно злилась на судьбу и влюблялась всё сильнее. Было в этом мужчине с примесью эльфийской крови что-то… Особенное! Волшебное! Быстро собрав порошки и эликсиры, дочь вождя поспешила вместе с Гилнором к больной женщине, заботу о которой он объяснял просто: «У неё больше никого нет. Только я». Не муж, не любовник. Просто приятель, боевой товарищ. Но Глорэдель чувствовала, что такая связь гораздо крепче любви, и не могла справиться с разъедающими сердце чувствами. На миг подумалось, что надо бы забрать письма, но мысль о долге знахарки перед нуждающимися в помощи не позволила подойти к зданию почты. Потом. Всё потом. Сначала — больная одинокая женщина.