Свет проклятых звёзд

К вечеру на сердце стало тяжело, как никогда. Опустившийся на Арду вечерний сумрак лишил желания жить, и на этот раз ощущение оказалось слишком ярким, сильным и убийственным. Линдиэль осталась одна в гостевых хитлумских покоях, планируя обдумать всё сказанное на совете, но единственным желанием осталось — умереть. Прямо сейчас. «Пусть тьма его не сможет одолеть, Но ты за это отдаёшь всю силу…» Сейчас эльфийка в полной мере ощутила, что это значит. Похоже, она действительно отдала всю себя, и дело не в последнем чёрном заклинании: весь путь погони за любовью походил на бегство раненого зверя, терявшего кровь капля за каплей, и теперь опустошённого, осушенного, не способного жить, чьё сердце больше не бьётся. В голове как-то сами собой составились дюжины способов быстро и легко умереть, и Линдиэль сама не поняла, почему не воспользовалась ни одним из них немедленно. Может быть, просто не хватило сил пошевелиться. Долетевшие с улицы громкие голоса заставили встряхнуться, и дочь лорда Новэ вспомнила о своих пусть и бесполезных, но титулах. — Я нужна… кому-нибудь… наверное, — с трудом выдавила из себя слова эльфийка. — Я должна справиться. Цепляясь за воспоминания, Линдиэль начала вслух проговаривать всё, что считала важным из сказанного на совете: — Оэруиль и её сын — шанс для Хитлума выбраться из торговой ямы, в которую верховного нолдорана швырнул Морифинвэ Феанарион. Если я стану частью семьи Нолофинвэ, это для меня важно. Зеленоглазка уверяет: свадьба с Астальдо — лишь вопрос времени, значит, я должна мыслить, как его жена. От этих слов внутри похолодело. Эльфийка не могла поверить, что сокровенная мечта — или жестокая месть? — наконец сбудется, тело забила дрожь. С трудом отыскав стоявшее прямо перед ней на столе вино, Линдиэль жадно отхлебнула и расплакалась. Сейчас очень не хватало рядом навязчивой и неуместно ласковой Каленуиль, которая, однако, действительно умела утешать. Подхватив лёгкий плащ и не сумев его правильно накинуть, то ли королева, то ли никто бросилась к Зеленоглазке, надеясь купить какое-нибудь успокаивающее зелье, но вдруг наткнулась на запертую дверь. Уехала? Уже? Но… Выбежав из дверей дворца и одним прыжком преодолев лестницу, Линдиэль оказалась среди темноты ранней ночи, траурного убранства площади и почти стихшей печальной музыки. За своей госпожой на улицу вышла свита, остановилась в отдалении. Может быть… Немедленно отправляться в Оссирианд? Нет! Астальдо! Надо дождаться, когда он влюбится! Тогда… Написать письмо Оэруиль! Да! Пусть приезжает. Сейчас же! И где Арастур? Какая, впрочем, разница? Главное — не убить себя, поддавшись опустошающему действию чар. Надо выжить. Иначе всё было зря. *** В Барад Эйтель неожиданно стало очень холодно. Несмотря на разгар лета, с севера прилетели ледяные ветра, ночью пришлось топить печи. Несмотря на то, что Ириссэ никогда не бывала в Крепости Исток, Финдекано казалось, будто сестры не хватает рядом. Тягостное чувство потери давило на сердце сильнее с каждым вздохом, и до отчаяния не хватало рядом кого-то, способного поддержать. Казалось, известие о смерти Ириссэ стало последней каплей, камнем, вызвавшим обвал. Семья рушилась, и это ощущалось чем-то необратимым, страшным, хотелось просто поговорить с кем-то, кто поймёт. Если бы Нарнис… А что Нарнис? Нарнис бы выслушала, обняла, позволила себя уложить в постель, но это было бы сделано только из чувства долга, которому её научил отец. Но разве верность долгу может исцелить раны души? Промелькнула мысль: если бы брака с Нарнис не было, сохранилась бы возможность жениться здесь, в Средиземье. Сделать частью семьи женщину, которая действительно любит… Финдекано вспомнил приказ, запрещающий Линдиэль появляться в Барад Эйтель. Стыд за глупый поступок обжёг изнутри. Но если менять что-либо — это станет признанием в поспешности и необдуманности серьёзных решений. Нет, если понадобится встретиться с Линдиэль, лучше поехать к ней самому. Сестра не любила Нарнис и, пожалуй, это было небезосновательно. Может быть, вырастив детей, перводомовская красавица нашла мужа, которого выбрала сама? Сердце заболело от пронзившей обиды и ревности. С другой стороны, а что ещё ожидать от брака по договорённости семей? Многие союзы вот так распались, и это вовсе не плохо. Наверное… Странное смятение создало тёмную пелену перед глазами. Пытаясь справиться с мешающим чувством, Финдекано вдруг осознал, что не понимает, какое именно чувство и чему мешает. Беспомощно закрутив головой, принц наконец увидел карту Ард-Гален и Дор-Даэделот, и разум прояснился. Да, смерть Ириссэ отвлекла от главного не только Хитлум. Нужно возвращаться к войне и… И Линдиэль хотела помочь, но нет, нельзя подвергать её бессмысленной опасности — все ведь знают, что орки делают с женщинами. Всё-таки сосредоточившись на донесениях из земли Моргота, Финдекано покачал головой: Хадор прислал добрые вести. Добрые. Добрые! — Во что мы превратились? — привычно спросил портрет жены принц, но тут же отвернулся, чувствуя, что не хочет обсуждать свои чувства с этой неискренней женщиной. — Я называю добром гибель разумных существ! Их умерло меньше, чем могло, и это добро! Но они не должны были погибать потому так! Не должны воевать! Это неправильно. Всё неправильно. Проклятый Моргот! Ненавижу! Опустив глаза на письма, старший сын короля вдруг понял — ему в общем-то всё равно, сколько смертных погибли в Дор-Даэделот, ведь главное — армия продвинулась на север и захватила сторожевую башню. Маленькая, но победа. А значит, Морготу недолго осталось править Ардой. Любые жертвы оправданы, необходимы и будут принесены. Зло можно победить только злом.