Свет проклятых звёзд

Знаешь, любимая, чёрное — это, Как небо без звёзд, как земля на рассвете. И с чернотою моё очевидно родство. Знаешь, любимый, белое — это, Как брызги и перья, летящие в лето. И белое было всегда мне милее всего. Мы сами не рады, Но нас не переделать. Стоим у ограды по разные стороны. Чернила досады И нежности в белом С тобой всё равно мы поделим поровну. Чёрное с белым смотрится. Чёрное с белым сходятся, Словно с картины сводится Краска ушедших лет. Все наши фразы сложные Все недомолвки тошные, Будто бы память прошлого Смотрит печально вслед. Счастье, как птица, влетает без стука И бьётся о белую стену разлуки, Тебя от меня отсекая, как недуг. Чёрной оградой встает воздаянье, И падает в чёрную горечь сознания Наше беспомощное расцепление рук. Останусь ли прежней иль стану сильнее? Мой выбор, прошу тебя, благослови! Нет в мире надёжней, нет в мире прочнее Обиды-преграды для давней любви. Чёрное с белым Кружатся. Рамки решений Сужены. О, Эру, дай нам мужества Принять, что произошло. Наши объятья крошатся, Наши утраты множатся. Чёрное с белым — прошлое, Что навсегда ушло. Чёрное с белым — разница Чёрное с белым дразнятся. Что нам в конце останется? Нас не вернуть назад. Все наши фразы сложные, Все недомолвки прошлые… Нам нужно нечто большее, Чтобы не знать преград. Музыкой звучал воздух, земля, деревья, ручьи и роса, словно в Эпоху Расцвета Валинора, но в то же время сплетение Тем было совершено иным. Завеса над Дориатом осталась далеко позади, однако её отголоски всё ещё доносились, отзываясь в листве и мхах. Эол не спешил. Поначалу хотелось скорее добраться до гномьего города, но потом что-то заставило сбавить шаг и чаще делать привалы. Куда торопиться? Зачем? Надо ли? Уйти из дома было тяжело: родоначальник и основатель Дома чувствовал — нельзя ослаблять контроль и оставлять жену и сына без своего присмотра, но и без торговли в Ногроде приходилось тяжело. После нескольких попыток отправлять слуг на ярмарки Эол понял, что не может всё передоверить помощникам, ведь кто лучше мастера знает, какие материалы необходимы? А ещё, нет гарантии, что все заработанные мирианы возвращались хозяину. К тому же хотелось поговорить с дориатской стражей — вдруг кто-то искал пропавшую голодримскую принцессу? Снова и снова прокручивая в голове подготовку к уходу из дома, вспоминая запертые замки мастерских и кладовых, где хранил ценные вещи, чертежи, инструменты и записи, Эол шёл сквозь лес, путая следы. Охране и слугам было приказано не спускать глаз с Ириссэ и Ломиона, и это утешало, но перестать думать о доме не получалось. Каждый шаг вперёд давался с большим и большим трудом, словно воздух стал болотом. В чем же дело? Скоро уже можно будет показаться на дороге, найти попутчика и быстро добраться до Ногрода, но пока необходимо сбить с толку любого, кто попытается следить, хотя, кроме цепных псов Тингола — Маблунга и Орофера, этим заниматься вроде бы некому. Последние дни весны выдались жаркими, что, впрочем, стало уже привычным, и чаща полнилась терпкими летними ароматами. Обычное чириканье и карканье, как всегда, не привлекало внимания, как вдруг… В небо взмыла разразившаяся криком стая. Эол знал — такой переполох случается не из-за охотника или внезапного путника — пернатые просто не поделили дерево, но… Завеса, музыка, лес, птицы… Всё вокруг слишком напоминало о давнем судьбоносном дне, когда изгой встретил принцессу. Может быть, так только казалось, и на самом деле никаких совпадений не было, просто не отпускали мысли об оставленном доме, но Эол вдруг понял — он обязан вернуться и проверить, всё ли в порядке. Ногрод подождёт. Вдруг жена нашла то зелье, которым её опоили перед отъездом мужа и отравилась им? Или… Кто знает, что ещё могло произойти? *** Вино оказалось странного вкуса, однако Ириссэ почти не обратила на это внимания: мало ли, почему так? И даже то, что после одного бокала невыносимо захотелось спать, не удивило и не заставило испугаться — ничего не может быть хуже жизни с похитителем. То ли ей показалось, то ли ненавистный насильник и правда заявился, но какая разница, если во сне рядом будет совсем другой эльф? — Я пришёл сказать, что уезжаю, — прозвучал самый отвратительный в Арде голос, и тьма накрыла Ириссэ тяжёлым одеялом забытия. Эол положил супругу на кровать, оценил действие снадобья. Да, хорошо усыпило. Жаль, не хватит до возвращения из Ногрода, но на долгое приятное прощание достаточно. Теперь можно не срывать одежду, а просто снять. Какая жена сейчас покорная! Какая податливая! Лицо такое бледное, умиротворённое! Можно сколько угодно касаться волос, губ, скул, шеи, кончиков ушей, и не встретить ни одного гневного или презрительного взгляда. Прекрасно! Главное, смотреть сквозь настоящее, проникая взглядом в прошлое, когда потускневшие кудри блестели, высохшая кожа лоснилась, щёки не были впалыми, а на груди не проступали рёбра. Отбросив платье и накидку Ириссэ в сторону, Эол скинул с себя штаны, сел рядом с супругой, прижавшись к её бедру своим. — Некрасиво лежишь, — с укором произнёс мастер, внезапно представив эльфийку серебряной. Абсолютно расслабленное истощённое тело не сохраняло правильное положение, пришлось использовать подушки и верёвку. Добившись идеального результата, кузнец представил, какую сделает статуэтку. Главное, правильно изобразить спящую эльфийку, чтобы она не выглядела мёртвой. Удивившись странным мыслям, Эол убрал всё, что мешало положить Ириссэ на спину, привязал запястья жены к изголовью кровати, поднял согнутые в коленях ноги, притянул лодыжки к бёдрам, а колени поднял и зафиксировал путами так, чтобы ничто не мешало прощаться. Рот лучше заткнуть заранее, поэтому кляп прочно засел между побледневшими губами, лента, удерживающая его, вплелась в волосы. Теперь, когда жена проснётся и начнёт пытаться сопротивляться, она лишь поможет наслаждаться своим телом и томными стонами. Подумав, что не хочет видеть неприязненный взгляд или слёзы, Эол надел Ириссэ на голову плотный чёрный мешок, не мешающий дыханию, но прекрасно прячущий всё лишнее. Ловко минуя верёвки, руки заскользили по коже. Сухая. Нужно масло. Открыв пузырёк и вдохнув будоражащий аромат, изуродованный эльф начал смазывать тело супруги, любуясь тем, как красиво оно начинает блестеть. Нездоровая худоба портила впечатление, однако завораживающая романтика прощания оказалась сильнее. Скользкие масляные ладони провели по тощим плечам, шее, ребристой груди, которая уже совсем не манила исчезнувшими округлостями, и хозяин Дома понял, что если продолжит рассматривать, не захочет соития с женой, а это неправильно. Закрыв глаза, Эол устроился между удобно раздвинутых ног и начал то, ради чего всё и затевалось. *** Майрил отошёл от двери. Отец снова причиняет боль матери, и с этим пока ничего нельзя сделать, но скоро — очень скоро! — всё изменится. Страх и принятие неизбежного попеременно властвовали в сердце юноши, ожидание становилось невыносимым. «Когда же отец уедет?! Он ведь уже запер все свои мастерские и кладовки, снова дав мне понять, кто я для него. Да, я всего лишь один из слуг, которому даже не доверили охрану закрытых комнат. Интересно, чем, по мнению хозяина Дома Эола, я должен заниматься в его отсутствие? Ха, он даже не представляет, что я собираюсь делать». От мыслей о будущем стало совсем страшно. Чудовищное понимание, что иного выхода нет, принятие неизбежного и осознание невозможности жить, как раньше, позволяя отцу издеваться над матерью, видя её страдания, делали руки твёрже, но всё равно сердце невыносимо колотилось, и темнело в глазах. Не помня, как оказался в своей комнате, сын тёмного эльфа смог подумать лишь, что не надо запирать дверь — он ведь ничего не скрывает. Когда же уедет оте… Нет, он не отец. Больше. Когда же он уедет? Сколько можно мучить маму? Уезжай уже! — Предашь меня — убью, — прозвучали вдруг совсем рядом слова, и Майрил вздрогнул. — Зачем мне тебя предавать? — встав от стола, за который когда-то успел сесть, юный эльф сжался. — Откуда ж мне знать, что в твоей подлой душонке творится? Стараясь не выдать истинных чувств, сын Ириссэ сделал вид, будто принял сказанное за шутку. Эол, как ни странно, рассмеялся, словно и правда говорил не всерьёз. — Я уеду ненадолго, — предупредил мастер. — Сильно соскучиться ни по мне, ни по работе в мастерской не успеешь. Сначала мне надо в Дориат, а после — заеду на ярмарку в Ногрод. Думаю, к середине осени уже вернусь. — Хорошо, отец, — выдавил из себя Майрил. — Но что мне делать в твоё отсутствие? Кузнец посмотрел на сына и вдруг расхохотался. — Ах, ты не знаешь? Так слушай: мой полы, готовь еду, читай книги, а ещё, — Эол хмыкнул, — выбери себе уже женщину, наконец. Можешь даже двух. Разрешаю. Дверь хлопнула, захотелось выкрикнуть вслед проклятья, однако сын тёмного эльфа промолчал. Скоро… Ждать осталось совсем немного. *** Эол свернул с одному ему известной тропы. Домой! Что-то точно случилось, предчувствие не могло обмануть. — Маэглин… — прошипел кузнец. — Будь ты проклят!