Свет проклятых звёзд

Белые голуби на синем небе в последнее время начали казаться чем-то вроде плохой приметы — верховный нолдоран слишком давно не получал срочных добрых вестей, и на этот раз традиция также не нарушилась: «Власть в Дор-Ломине сменилась. Это не естественный ход истории смертных. Это вооружённое восстание, возглавленное старшим сыном Магора — Хатолом и его тестем — славным героем Дуором. Трон Армаха пал». Аралкарион выслушал речь Нолофинвэ, с трудом сдерживая желание перебить своего правителя и броситься в бой, неважно, с кем. Охотник, вставший на путь войны, давно не участвовал ни в одном сражении, зная, что против Моргота сражаются другие. Другие! Кто угодно, только не он. Да, Аралкариону выпала честь защищать верховного нолдорана, только… от кого? Ведь не от Чёрного Врага, а от его собственной родни! Во что превратилась справедливая борьба? Однако воин понимал и другое — его бы не беспокоило это обстоятельство, если бы была возможность взять в руки оружие и побеждать. Но путь в Дор-Даэделот эльфам закрыт, Моргот давно уже не нападал сам, а родня Мудрого Финвэ не проявляет никакой агрессии, на которую можно было бы ответить огнём, мечом и стрелой. Может быть, теперь предоставится шанс восстановить порядок в вассальной земле, применив воинское искусство? — Аклариквет, твои музыканты прислали подробный рассказ о событиях в Дор-Ломине, — Нолофинвэ пронзил взглядом менестреля, пытавшегося невозмутимо играть что-то нейтральное, хотя мотив неумолимо напоминал песню-отговорку, спешно сочинённую во время крайне неудобной беседы о верности слову: «Честью клянутся и поступаются, Честью служат и честью просят, Честь продаётся и покупается, Честь добывают и с честью носят. Честь по чести — как кровь по лезвию: Стон клинка похоронной вестью. Честь в ближайшем родстве с бессмертием, Честь в ближайшем родстве со смертью! Кодекс чести начертан пурпуром, Честь и кровь неразрывно связаны. Честной сталью в игре по-крупному Честь оказана! Честь оказана!» Верховный нолдоран напрягся. Эту песню слышал только он один, и схожесть мелодии воспринялась намёком. — Поздно, Аклариквет, об этом вспоминать, — строго произнёс Нолофинвэ, и певец испугался быть неправильно понятым. — Да, я знаю, что не все твои музыканты хранят верность долгу, однако о чести мы давно не говорим. И покупать верность становится всё сложнее, поэтому, полагаю, надо вернуть тех смертных, кого мы отправили на реку Аскар. Влиять на Таргелион с их помощью нам не хватит ресурсов, а Оссирианд в том поселении не нуждается. Но это подождёт. Аклариквет, твои музыканты прислали подробный рассказ о событиях в Дор-Ломине. Менестрель побледнел, музыка окончательно сбилась. — Певцы уверяют, что несмотря на недовольство правлением нашего ставленника, бунтари не тронули никого из эльфов. Понимаете, что это означает для нас? Мы не станем поддерживать ни одну из сторон, — продолжал говорить верховный нолдоран, — поскольку неважно, кто является моим наместником в Тёмных Землях. Если для Финдекано это важно, пусть помогает тем, кто ему нравится, но слово короны одно: нам нужен мир внутри государства, и война — с Морготом. А воюют за нас — Младшие. Мы в любом случае договоримся с их лидером, и неважно, как его зовут. По рассказу наших артистов выходит, что Хатол — законный наследник Малаха по старшей линии рода. Так как Армах был узурпатором, мы вычеркнем его из летописей, и после Малаха Арадана правителем Дор-Ломина будет записан Магор, его старший сын. Увы, править ему было не суждено — великий герой пропал без вести в чёрных землях врага, поэтому трон Дор-Ломина занял его старший сын. Всё по чести, Аклариквет. Аралкарион поджал губы, Ранион чуть заметно улыбнулся. — Говорят, — Нолофинвэ посмотрел на площадь за окном, — Армах сбежал из Дор-Ломина. Мы не станем ни прятать, ни судить его. Мы, а точнее я — владыка земли Дор-Ломина, но ни в коем случае не вершитель её судеб. Что же касается тех, кто предал лично меня, — верховный нолдоран посмотрел на менестреля, — каждый заплатит за неверность и моё обманутое доверие. Это не просто предательство — это измена королевству. И прежние заслуги им не помогут. *** — Армах предал наш народ! — кричал на фоне полыхающего дворца Малаха Хатол, и опьянённые кровопролитием мятежники поддерживали своего лидера. — Гад сбежал, но, клянусь вам, я его найду! Я заставлю его вытерпеть всё, что он заставил терпеть других! Клянусь, братья! Толпа радостно поддерживала, и пародия на эльфийский замок с треском рушилась под безжалостным напором ненасытного пламени. *** Хитлумские стражники переглянулись. — Мне нужно к королю Нолофинвэ! — гордо заявил трясущийся путник. — Я — вождь Армах, а это — мои люди! — указал он дрожащей рукой на четверых оборванцев. Нолдор молча подошли ближе. — Проводите меня во дворец короля! — теряя уверенность, выкрикнул беглый правитель. — Проводим, — произнёс стражник и обнажил меч. Эльфийская сталь блеснула вспышками молний среди угасающего света ясного дня, и люди, слепые в темноте, сдались на волю не знающей жалости судьбы. *** — Моё поле без конца и края, Моё поле, кровью напоённое. Что случится в будущем, я знаю — Поругание, да города сожжённые. Не покинуть мне Благую Землю, Я вернусь в неё звездой упавшею. Вместе с ветром пролечу я тенью, Над разбитым сердцем войска нашего. Здесь граница света с силой вражьей, Мрачной злобою, что в души тьмою падает. Здесь мы ляжем все за клятву нашу, Расцветём весной клочками флага алого. Пусть омоет небо поле ливнями, Нас рассудит с памятью по-честному. Не простился я с тобой, любимая. Может быть, вернусь из неизвестности. Беглый менестрель убрал арфу, погасил костёр и накинул плащ. Тьма ночи и лабиринт смешанного леса скрыли эльфа от хитлумской стражи, прибывшей в Дор-Ломин вовсе не из-за него, однако музыкант понимал — попадётся — простится с жизнью. Легко петь, что это не страшно, что смерть — не конец пути, что она есть честь и благо, её встречают с радостью на душе. На самом деле всё совсем не так. Устремившись в чащу, эльф подумал, что не хотел бы случайно утонуть в болоте или попасться хищникам, убегая от собственных собратьев. Это слишком глупо и позорно даже для такого ничтожества, как он. До слёз хотелось верить, что судьба готова дать шанс исправить хотя бы малую часть из содеянного. — Пожалуйста, Эру Илуватар! Умоляю! *** — Где моя власть?! Где вся эта хвалёная власть и вседозволенность, о которой говорят?! Где?! Где мои верные люди?! Почему они не спасают своего вождя?! Где?! Оказавшись в руках опьянённых местью и кровью собратьев, Армах был заперт без воды и еды в подвале, а через два дня, еле живой, притащен на пепелище дворца, привязан к уцелевшему остову колонны и оставлен на растерзание толпы. Отчаянные вопли боли разносились по площади, нисколько не пробуждая жалость к несчастной беззащитной жертве, а наоборот, распаляя желание отыграться напоминанием о том, как кричали те, кого сам Армах приговорил к смерти. Хадор вместе с друзьями и кузенами, несмотря на советы старших не ходить к месту казни, пришёл на площадь и, видя, как его близкие и знакомые, рассвирепев и потеряв человеческий облик, истязали окровавленное воющее тело, думал, что во всём этом есть нечто неправильное, однако… Как жаль, что нельзя присоединиться к торжеству правосудия!