Свет проклятых звёзд

«Я не для них стараюсь», — мысленно убеждал себя Аклариквет, смотря со сцены в толпу. Сцена… Эта конструкция внушала гораздо меньше доверия, чем даже лёд в Хэлкараксэ после восхода нового горячего светила. «Я стараюсь не для них. Они поймут только то, что им перескажут эльфы, поэтому нравиться должно моим собратьям. Они и есть моя настоящая публика». Менестрель с неохотой признавал, что изначально надеялся на более способную к обучению толпу, хотя причин для этого не было никаких. С другой стороны, певец понимал — ему повезло, что племя Мараха способно заучить не только имя короля, которое, кстати, произносили неправильно. Специально? Несколько поколений прожившие бок о бок с Авари дикари умели говорить чётко и разборчиво, сложными фразами, не коверкая слова, однако их манера общения немного напоминала орочью, и это заставляло Аклариквета беспричинно презирать тех, кого он совершенно не знал. «Они ничего не поймут. Ну и пусть!» На мгновение стало привычно страшно, что вот-вот из-под земли появится лорд Маэдрос с войском и доходчиво объяснит, что песни ему не нравятся, а принца Финдекано здесь нет, значит… От красочной картины, заботливо нарисованной воображением, на миг потемнело в глазах, но вдруг разум прояснился, и королевский менестрель понял, что заготовленная речь перед началом выступления больше не нужна — говорить надо о другом. Толпа не была безликой, однако смотреть и замечать черты и эмоции оказалось брезгливо. Вероятно, сказывались рассказы Зеленоглазки. Аклариквет сосредоточился на лицах собратьев, одни из которых должны были следить за порядком, а другие — пояснять происходящее на сцене. — Смерть — это величайший Дар Создателя, — выйдя, наконец, из-за сине-звёздных штор, заговорил Аклариквет, одетый в бело-золотое с перьями платье, — потому что отсутствие старости и хворей не означает вечное счастье. Груз потерь и пережитой боли копится на душах бессмертных, и только забвение способно прекратить муки, но убить себя способен далеко не каждый. Большинство вынуждено жить, волоча непосильную тяжесть прошлого, моля о смерти, как о величайшей благости, и не получая её. Проследив за тем, как помощники среди зрителей объясняют дикарям смысл сказанного, и, наконец, пересилив себя, менестрель заметил различную реакцию со стороны Фирьяр: одни ничего не поняли и понимать не захотели, потеряли интерес и собрались уходить, поэтому их пришлось уговаривать остаться, другие тоже не поняли, но после объяснения с умным видом закивали, третьи точно так же не поняли, однако всё равно заинтересовались и почему-то не позволили себе ничего объяснять, а четвёртые, меньшинство, похоже, разобрались, что говорилось со сцены, потому что начали спорить с высказанным утверждением. — Однако, храбрый народ Дор-Ломина, — заговорил дальше Аклариквет, — и Одаренные, и Лишённые Дара не желают, чтобы злодей Моргот решал за других, сколько им жить. Никто не хочет навязанных чужой прихотью кратких лет! Менестрель знал: это тоже придётся объяснять, но ничего, помощники на то и помощники. Отступив вбок к шторам, певец позволил зрителям увидеть картину битвы, в которой прекрасных воинов в красном под беспорядочный бой барабанов и медных тарелок смела чёрная галдящая толпа. — Те Феаноринги, что выжили, спрятавшись за спины своих верных и сбежав далеко на юг, надеясь, что враг туда не доберётся, — продолжил рассказ Аклариквет, говоря в такт стихшим гулким ударам, — лишь один из них — Маэдрос — присоединился к королю Голфину Нолофинвэ, но оказался слишком слаб для дела, которое взял на себя. На сцену вынесли бутафорскую гору с плоской вершиной, на которую поднялся с очень растерянным видом Тьялинельо в красном парике, короне и ало-звёздном плаще, скрывавшем правую руку. Пока шли приготовления, Аклариквет услышал из толпы слова: «Слабак, трус, трýсы, жалкие», сказанные сначала голосами эльфов, а потом повторенные смертными. — У меня есть дом, только нет ключей, — запел «Маэдрос», озираясь и тщетно пробуя спуститься со скалы. — У меня есть солнце, но оно среди туч, Есть голова, только нет плечей, Но я вижу, как тучи режет солнечный луч. У меня есть слово, но в нем нет букв, У меня есть лес, но нет топоров, У меня есть время, но нет сил ждать, И есть ещё ночь, но в ней нет снов. У меня река, только нет моста, У меня есть рана, но нет бинта, У меня есть братья, но нет родных, И есть рука, и она пуста. И есть ещё белые-белые дни, Белые горы и белый лёд. Но всё, что мне нужно — Это несколько слов И место для шага вперёд. Аклариквет пошёл из одного конца сцены в другой: — Пока слабые обвиняли друг друга в бездействии, а заодно пытались распространять мерзкую клевету об Истинном Короле, владыка Голфин Нолофинвэ, не обращая на них, глупых, внимания, собирал армию. И на праведный зов откликнулась королева. На сцене, воздев меч, появилась светловолосая дева в мужской зелёной одежде. — Приветствую вас, племя Мараха! — крикнула она. — Мой доблестный народ! В толпе сначала возникло недоумение и замешательство с редкими радостными возгласами понимания, но эльфы быстро объяснили запутавшимся, что имеется в виду, и как на такое реагировать, и ликование охватило всех зрителей. — Всего лишь одного хватило горе-лорда, — запела «Линдиэль», — чтоб статус подорвать, чтоб зашатался трон. Проявишь доброту, не ждёшь награды гордо, Но вот уже ползут враги со всех сторон! Дашь только слабину — тебя же в раз затопчут, В бараний рог согнешь глупцов — кричат: «А лайт!» Не слушать никого! Ни ближнего, ни прочих, У слабого всегда лишь сильный виноват! В бело-голубом сиянии на сцене появился Истинный Король, и королева склонилась перед ним. Аклариквет исчез на шторами, чтобы успеть переодеться. Смотря за игрой актрисы, менестрель думал, что Мистель лучше бы подошла внешне, однако смогла бы или нет передать характер — вопрос сложный. — Долгие годы я ждала, И вот настал мой час! — запела «Линдиэль», обращаясь к Истинному Королю, — но в мире столько зла, Отвергли Валар вас. — Что Валар нам? Прошёл тот век, Когда нуждались в них, — стал успокаивать её «Нолофинвэ», — и ныне человек Силён и без Владык. Со второго плана подал голос «Маэдрос»: — О, как же глуп и как жесток Наш неспокойный мир! Ты сам себе пророк И сам себе кумир! — Считаешь ты себя судьёй? — осуждающе поинтересовался Истинный Король у застрявшего на скале «Феаноринга». — Да только должен знать: Назначено судьбой Вам битву проиграть! «Маэдрос», опустив голову, сел, стал совсем незаметен на фоне сияния. «Нолофинвэ» и «Линдиэль» запели вместе: — Долгие годы этот мир Не знал безумия страшней, И новой битвы дикий пир Погубит тысячи людей! Долгие годы этот страх Терзает души и умы, Долгие годы на руках Следы безумства и войны. Время страха! Время краха! На заднем плане снова разыгралось сражение, где чёрные сминали красных, а синие изгоняли чёрных. — О, как хочу я отомстить И обрести покой! — сквозь слёзы начал петь Тьялинельо, не способный слезть со скалы и присоединиться к войне. — Семь звёзд объединить Железною рукой! — Как я хочу огонь войны Разжечь в людских сердцах! — появился Аклариквет в образе Моргота, и перед ним бежала вся массовка, кроме синих, которые встали плотным строем, готовые защитить не дрогнувших короля и королеву. — Вы все обречены! Вас ожидает крах! — О, как хотел бы я найти Души своей причал! — снова подал голос «Маэдрос». — Не мстить, но лишь спасти! Вернуть, что потерял! «Моргот» захохотал и ударом молота повалил «Феаноринга» на сцену. В ужасе сняв с себя корону и отдав Истинному Королю, Тьялинельо уполз за кулисы. — О, как хотела бы я быть Хоть чуточку сильней! — пропела «Линдиэль», держа перед собой меч. — Войну остановить, Спасти простых людей! — Валар оставили народ! — снова захохотал Аклариквет, размахивая бутафорским молотом. — А людям просто всё равно, И та война, что лишь грядёт, Уже проиграна давно! — Не только лучшие из нас Способны Арду изменить! — вышел вперёд Истинный Король, обнажив меч. Теперь он был в венце сбежавшего «Феаноринга». — Мы все пытаемся сейчас Свой мир спасти или сгубить. — Спасти! — воскликнула «Линдиэль». — Сгубить! — погрозил молотом Аклариквет. — Спасти! — поддержала массовка в синем. — Исказить! — заглушил всех «Моргот». На сцене снова появились чёрные, начали нападать, завязалась битва. — Кто может точно предсказать, Когда окончится война? — запели хором все «светлые». — Кто может будущее знать? На ком лежит всех бед вина? Кто победит, а кто падёт, И как рассудит нас судьба? Бесстрашно мы идём вперёд! Вся наша жизнь — с врагом борьба. И кто на карту ставит всё, А кто получит во сто крат? — Время рыдать! — завопил фальцетом показавшийся из-за шторы Тьялинельо. — Время карать! — снова захохотал «Моргот», и «Феаноринг» спрятался. Толпа зрителей дружно расхохоталась, послышались выкрики, губительные для репутации Первого Дома Нолдор, и звучали они не из уст эльфов. — Валар оставили народ! — «Линдиэль» бросилась в бой вместе с синей массовкой, рядом с ней оказался воин в венце. — И нет безумия страшней, И та война, что лишь грядёт, Погубит тысячи людей! Кого из нас объявят злом? Кто победит, а кто падёт? И как рассудит нас потом Тот, кто за нами вслед идёт? Музыка ускорилась, барабаны заглушили все остальные мелодии. Истинный Король и «Моргот» сошлись в поединке, и начался танец. Звуки битвы стихли, массовка остановилась, наблюдая, и поначалу двое противников лишь медленно двигались по кругу, смотря друг другу в глаза. — Наконец-то, достойный соперник! — захохотал «Моргот». — Не тебе судить о достоинстве, ничтожество! — выкрикнул, сияя, король и бросился в бой, начав песню: — Война гонит ветер ужаса, Пепел веков и дней. Судьба вещей птицей кружится Над головой моей. Время, как змей, вьётся вокруг себя. В Книге Смертей будет глава твоя! Аклариквет увернулся от одного удара, второго, третьего, не нападая сам. Менестрель следил за реакцией публики на постановочный танец-бой, опасаясь, что Фирьяр не оценят красоту, заскучают и не проникнутся, однако подавляющее большинство людей смотрели с искренним восхищением, хлопали, поддерживали криками и овациями, желали Морготу сдохнуть. Хорошо. Можно продолжать. — Дух оставит плоть, и прощенья нет! Я хочу сберечь заповедный свет! Я Хранитель Свеч На границе Тьмы! Свет ковал мой меч Для своей войны. Танец закружил участников поединка быстрее, бело-синее сияние и чёрный силуэт менялись местами, светящийся меч то и дело блокировал удар чудовищного молота. — Ко мне не слетятся вороны Душу мою клевать! — игравший верховного нолдорана актёр, несмотря на необходимость петь во время сложного номера, совсем не сбивался, что очень радовало королевского менестреля, отвечавшего за всё происходившее действо. — Их путь — на четыре стороны, Силы врага призвать. Время потерь Льётся, печаль храня. В Книге Смертей Будет глава твоя! Неожиданно высоко пропели трубы, барабаны прозвучали громовым раскатом, и Истинный Король пропустил удар молотом. Картинно отлетев назад, «Нолофинвэ» упал, «Моргот» подошёл вплотную и занёс ногу, чтобы наступить на горло врагу, но Истинный Король вдруг вывернулся, вскочил, сделав сальто, и вонзил клинок так, чтобы казалось, будто проткнул грудь противника. — Меченый Злом! — запел победитель, наблюдая, как поверженный «Моргот» медленно падает. — Мёртвым огнём Лоб твой горит, ты не скроешь клейма. Меченый Злом! В сердце пустом Спрятался страх, тени сводят с ума. Тучи крестом, Ветер как стон, Сила моя не растрачена мной. Шёпот, как гром, Меченый Злом! Слышишь меня? Я иду за тобой! Враг распластался на сцене. — Победа! — закричали со всех сторон, к Истинному Королю подбежала королева с бойцом в венце, синее воинство, а потом приполз на коленях виноватый «Маэдрос», которому, конечно, позволили встать и даже обняли. «Линдиэль» и её принц поцеловались. Толпа радостно закричала, запрыгала, музыканты продолжили играть, чтобы теперь танцевали уже зрители. Разумеется, без оружия, даже бутафорского. Это была победа.