Свет проклятых звёзд

— Покорный ставленник Владык, называемый мудрейшим светлым королём, — сказал своему отражению в зеркале Ингвэ, косясь на сына, покорно стоявшего у входа в покои. Фионвэ. Эльф, которого можно именовать множеством громких званий за долгие века жизни, но что примечательного на самом деле совершил всего лишь один из сыновей владыки Ваньяр за столько времени? Как и большинство — ничего. Однако, и ничего плохого тоже, а это, пожалуй, важнее отсутствия заслуг. — Я и мой народ ушли в тень, — произнёс, смотря в отражение глаз Фионвэ, Ингвэ. — В тень священной горы Таникветиль. Мы сгинули, пропали из жизни Валинора окончательно. И пусть мой народ никогда активно не участвовал в ней, теперь мы словно не существуем вовсе. Король обернулся и по-настоящему встретился взглядом с одним из младших сыновей. — Кто из Ваньяр думает так? — задал вопрос Игнвэ, и Фионвэ опешил. — Ты не знаешь? Сын короля, не случайно приглашённый отцом для неприятного разговора, потупил взгляд. Об устроенной потомком тирионских бунтарей смуте знали все в Валимаре, однако никто не поднимал эту тему при посторонних, поэтому невозможно было сказать, что думают Ваньяр про Лауранаро и его спешную отправку в Сады Вала Ирмо. Стоя сейчас перед отцом, валимарский принц понимал: в первую очередь речь не про всех этих спокойно гуляющих в тени Таникветиль эльфов. Король хочет знать о делах всего одного внука. — Твой народ, — растерянно улыбнулся Фионвэ, — живёт счастливо и беззаботно. Главная проблема у большинства: сочинить песню о Валар лучше, чем это сделают остальные, спеть и сыграть её на очередном празднике так, чтобы Владыки именно этого менестреля одарили новыми инструментами или материалами для их изготовления. То же и про скульпторов, художников, вышивальщиц… — Любовь к Валар подталкивает мой народ к творчеству и развитию, — кивнул Ингвэ. — И никто не осуждает своего лидера за выбор пути, ведь так, Фионвэ? — Полагаю, да, отец. — Значит, — король развернулся спиной к зеркалу, пронзил неуверенным, а оттого пугающим взглядом сына, — мне нет нужды говорить с подданными в торжественной обстановке на никому не интересные темы, ведь всех и так всё устраивает? — Полагаю, да… Но почему ты спрашиваешь моего совета, отец? Я никогда не был для тебя помощником в делах, занимаясь в основном… — Абсолютно ничем, сын. Пришло время это признать. Тебя устраивало подобное положение вещей, и, надеюсь, по-прежнему не наскучило. Однако каждый из нас несёт ответственность не только за своё бездействие, но и за поступки детей. Если Арафион оказался на стороне тех, кто против Валар, значит, его отец этому поспособствовал. Ответь, Фионвэ, что ты имеешь против меня? Ты считаешь меня плохим королём и полагаешь, будто лучше знаешь, какой путь для моего народа правильный и ведёт ко всеобщему счастью? — Нет! — принц совершенно растерялся, испуг и непонимание отразились в широко раскрывшихся глазах. — Верни Арафиона в Валимар, — прозвучал приговором приказ, — или вы оба отправитесь на суд Валар! — Но при чём здесь я?! — один из младших сыновей владыки Ваньяр с ужасом бросился к отцу, но после первого же шага был остановлен властным, только неуверенным и дёрганным жестом и неожиданно громкой фразой: — Вот и узнаем. *** Освещённая холодными фонарями подземная мастерская была опутана тончайшими нитями, словно жилище паука, только вместо ловушки для еды здесь сплетались причудливые полотна с потрясающими воображение узорами. — Надежда моего народа, — поклонился Арафинвэ сидевшей среди натянутых цветных волокон женщине, — я слаб и глуп, чувствую себя ничтожным и разбитым. Прошу, покажи мне то, что поможет Нолдор Валинора! Ты ведь… когда-то тоже была частью этого народа, Мириэль! Я просил совета у Эру, но его слова оказались слишком сложны для моего понимания! Эонвэ, сопровождавший эльфийского короля к Фириэль, опустил взгляд. — Нолдор, — сказал Майя, не дождавшись ответа прядильщицы, — гордый народ. Был. Но, вероятно, таковым и остался. Отчасти. — Гордость привела нас во тьму, — Арафинвэ сказал, а потом осмотрелся и сник. — Как видишь, — хмыкнул Эонвэ, — покорность привела вас туда же. Однако тьма тьме рознь. Если ты спросишь про первозданный звёздный мрак побережья Куивиэнэн, любой, видевший его, скажет, что не хочет назад, потому что слишком велик риск попасть в плен к Морготу и превратиться в орка или оказаться убитым под пытками. В этом и есть разница между Аманом и Эндорэ. — Я понимаю, — кивнул Арафинвэ, подняв глаза на рождавшийся под иглой Мириэль узор на только сотканном полотне. — Но мой народ устал от неведения и предчувствий. Да, многие заняты работой, помогая Тэлери, но это не спасает! Я видел уходивших в Сады Вала Ирмо, и не каждый способен утешиться даже там! Мне казалось, я могу поддержать Нолдор словом и делом, но каждый раз выходит иначе. Я выступаю с речью, и ненадолго эльфы обретают покой, но потом вновь тоскуют. Я не могу заставить матерей разлюбить ушедших сыновей! Кровные связи слишком крепки, и Слово здесь бессильно. Поэтому я просил помощи, поэтому пришёл сюда. Эру! Я не хотел быть королём! Я надеялся стать наставником, проводником, утешителем. Хотел направить, защитить, уберечь от неверных шагов, и это почти получается, но снова и снова находится кто-то, на кого не действуют даже самые мудрые речи! — Ты прав, король, — кивнул верный слуга Манвэ, смотря на вышивку, которую не могли увидеть глаза эльфа. — Слова, какими бы ни были, действуют не на всех, а перед кем-то бессильны даже жесточайшие пытки, и подчинить таких Эльдар можно только убив. Валинорский нолдоран понимающе посмотрел на Майя, отрицательно качая головой. — Да, это не тот путь, которого ты хотел, король, — Эонвэ развёл руками. — Мы все получили не то, чего желали, даже сам Эру, однако это не значит, что нужно отчаиваться. Помнишь, король, я говорил тебе, что надо уметь думать самостоятельно? — Я… не имею права, — Арафинвэ побледнел, словно готовый упасть без чувств. — Я оскорбил Валар, и это нельзя простить! Я шёл за Феанаро, я… А после всего этого меня даже не наказали, а наградили! — Уверен, что это не кара? — прищурился Майя, взяв совсем утратившего равновесие эльфа под руку. — Ты потерял отца, прогнал мать, лишился брата, сёстры тебя избегают, первые дети ушли на войну. Ты вынужден править самым неуважаемым и порицаемым в Амане народом, который обязан вечно кланяться Тэлери, молчать о своей боли и ждать неизвестно чего. Король, посмотри своими глазами на всё, что окружает тебя. Ты уверен, что так сможет продолжаться вечно? Ты видел, все мы видели первые ростки нового бунта Нолдор. Да, мятеж сошёл на нет, даже не начавшись, и теперь, зная, во что выливаются попытки протестовать, ни один аманэльда ещё долго не решится на подобное. Но долго — это не вечно, король. Невидимое для эльфа полотно продолжало обретать узоры, и Эонвэ понимал — рукой Фириэль движет сама Валиэ Вайрэ, Прядильщица, согласившаяся стать женой тюремщика для душ, лучше других понимающая сплетения Тем Песни Творения, свивающихся в почти неразрывные ткани жизней. Глашатай Вала Манвэ взглянул на рисунок и понимающе кивнул. — Видишь ли, король, — Эонвэ повёл Арафинвэ сквозь паутину нитей, Мириэль начала что-то монотонно напевать, — происходящее в Амане сейчас — это как созревающий плод. Главное — вовремя сорвать, иначе станет невкусным. Или лопнет, измазав всё ошмётками липкой мякоти. Подумай, король, подумай сам: твоя бывшая семья ушла на войну. Я повторю Слово Валар: Моргота победить нельзя. Понимаешь, что это значит? — Я давно смирился с потерей, — лицо Арафинвэ стало мертвенно-синюшным. — Это не так, — улыбнулся глашатай. — Ты непрестанно молишь Творца о помощи детям и никогда не смиришься с мыслью, что они могут погибнуть. Но я не об этом, король. — О чём? — тяжело выдохнул Арафинвэ, вдруг запутавшись в натянутых разноцветных нитях, внезапно оказавшихся на пути. — Война будет разрастаться, король, — отошёл на шаг вперёд Эонвэ, которому шёлк не мешал ни капельки, — некоторые Валар это отрицают, но не все, поэтому я могу сказать тебе: однажды Моргот снова, так или иначе, доберётся до Валинора. Может быть, не сам, вероятно, это будут его слуги, творения, да что угодно! Но ни один договор, ни одна преграда не сможет остановить того, кто хочет двигаться. Именно поэтому, король, крепость Форменоссэ до сих пор не стёрта с лица Арды. Именно поэтому в Амане до сих пор не запретили оружие. А сны… видения, предчувствия… Это благодатная почва для произрастания духа борьбы. Айнур признают — это выходит боком и нам самим, но теперь с бунтарями не станут церемониться и уговаривать, и ты знаешь яркий пример весьма гуманного, однако жёсткого суда. Не одобряешь? Может быть, ты полагаешь, нам стоит поступать, как Моргот, и пытать вас, избивая и снимая кожу, а потом надевая вместо неё звериную? Арафинвэ передёрнуло. — Ты ведь не хочешь, чтобы такое случилось с тобой или одним из твоих детей, — голос Майя оглушил, словно колокол. — Ты пытаешься учить миру подданных, значит, не взялся бы за оружие, даже если… — Молю, господин Эонвэ, — еле выбравшись из нитей, прошептал нолдоран, — молю, помоги исполнить волю Валар! — Почему ты уверен, будто она в том, чтобы ты был хорошим королём? Вконец растерявшийся эльфийский владыка осмотрелся. Нити, нити, нити… Они тянутся к полотну, которое расшивает безучастная, что-то напевающая женщина. Бывшая королева Нолдор. Бывшая королева Нолдор! Она оказалась неугодной Валар и превратилась в Фириэль?! Впервые по-настоящему приняв на себя страшное озарение, эльф ощутил провалившийся под ногами пол. Долгие недели непрестанной мольбы практически без еды и сна сделали своё дело, и Арафинвэ осел на каменные плиты, готовый рыдать, срывая голос, только не осталось сил. Эонвэ подошёл, помог встать. — Радуйся жизни, аманэльда, — сказал Майя, жутко расширив глаза. — Радуйся, пока одни из Владык не оказались правы. Живи. Не как король, не как наставник. Просто живи и улыбайся. Когда-нибудь, аманэльда, на место надуманных бед могут прийти настоящие. Помни это и просто живи. Однажды может стать слишком поздно. *** Широкая кристально-прозрачная река мелодично журчала, каменистое дно сверкало самоцветами. На соединённых стеклянными мостами берегах собрались бывшие жители Лебяжьей Гавани, чтобы отпраздновать День Основания Подземного Дворца. Музыка весело звенела, отражаясь от высоких сводов пещеры, скатываясь с потолка по колоннам и взлетая снова. — Здесь вода всегда прозрачная, — сказала супруга короля Ольвэ, посмотрев на мужа и вдову старшего сына. — Жаль, что нельзя вернуть те времена, когда в свете Древ прибой сиял синим и бирюзовым. — Жаль, — отозвался тэлерийский владыка, осматриваясь. — Слишком многого не вернуть. На праздник пришла Майэ Уинэн, выглядевшая прекрасной высокой широкоплечей девой с завораживающими потрясающе длинными бирюзовым волосами, в облегающем платье-чешуе. Большинство внимания сразу же оказалось уделено любимой Владычице, вокруг Айну спешно собралась восторженная толпа, однако невозможно было не заметить, что детей практически не было: те, что уже родились, вырастали, а новые не появлялись. В лучшие времена Амана ситуация складывалась не так… Зато именно теперь король Ольвэ чувствовал себя почитаемым, восхваляемым владыкой. Где теперь блистательные Нолдор, превосходившие в искусстве ремёсел все другие народы? Где те, кто снисходительно преподносили дары? Где? Они покорно служат эльфам-Тэлери! Где дивные Ваньяр, чьи песни по красоте ближе всех к Музыке Айнур? Где же они? Ушли. А где ныне все те, кто называл Ольвэ плохим королём? Да вот же, рядом стоят. Улыбаются, веселятся в компании Майэ Уинэн! И ни слова не обронят против своего лидера! «Молчите? — подумал тэлерийский владыка. — То-то же. Именно я доказал верность Валар. Да, многие пролили кровь, но это и стало нашей клятвой бесконечной преданности Творцам Арды! И никто больше не посмеет посягнуть на мой трон, ибо именно моя заслуга в том, что сейчас родня проклятых братоубийц совершенствует свои ремёсла ради нашей пользы! Моя! И вам этого не оспорить!» Ольвэ посмотрел на невестку, её взрослых детей, внуков… Молчат и улыбаются. Какие хорошие подданные! Праздник продолжался, вино пьянило гуляк, и весёлые танцы на берегах и мостах постепенно сменились медленной печальной музыкой, под которую захотелось сесть и заплакать. Майэ Уинэн, заметив, как изменилось общее настроение, коротко простилась и растаяла среди кристально-чистых волн, украшенных блеском самоцветов на каменистом дне. Ольвэ не понравилась изменившаяся картина, однако король знал: если только намекнуть, народ станет плакать не о своей печали, но об утратах любимого владыки в устроенной проклятыми братоубийцами резне, напавшими на мирный город, перебившими безоружное население. Тэлери будут лить слёзы о принце Айриольвэ и принцессе Айриэль, потому что любят короля Ольвэ, своего благодетеля, однажды избранного самими Валар, и бесконечно преданного им. А сам король, разумеется, станет оплакивать каждого павшего в резне подданного, называя имена и возрождая в памяти лица. Конечно же, владыка Ольвэ лично знал и любил всех, кто пал в неравном бою. Знал, любил и никогда не забудет.