POV.Мирослава.
Я вернулась, да. Безумно устала. Мы практически не спали всё это время. Но клип должен получится крутым. Таким нежным, романтичным, милым. Думаю, наши старания не будут напрасны. Открыв дверь, я зашла в квартиру. Света не было. Да и не должно было быть, хоть и сейчас только четыре часа дня. Егора не было. Он вчера должен был уехать в тур на месяц или полтора, не помню точно. Оставив чемодан у двери, я, разувшись, пошла на кухню, дабы выпить воды, так как после перелёта я всегда жутко хочу пить. Когда я подошла к холодильнику, чтобы достать минералку, которая у нас вроде должна быть, на дверце я увидела какую-то бумажку. Отодвинув магнит, я взяла её в руки. Это было письмо от Егора. Прощальное письмо.Мирослава, родная моя, прости меня за всё. Я дурак, идиот. Ты можешь даже возненавидеть меня, я пойму, правда. Ты и сама уже заметила, что в наших отношениях появились кое-какие проблемы. И им есть пояснение. Малыш, прости, но нам надо расстаться. Я возвращаюсь к Нюше. Даже не думай винить в чём-то себя. Нет, и ещё раз нет. Во всём виноват только я один. Я не смог забыть всё то, что было между нами. Всё как-то так накрыло, что контролировать себя я уже не смог. Я виноват перед тобой. Не смог сразу сказать тебе правду, хотя мы обещали друг другу сказать всё сразу, чтобы не мучить и не делать ещё больнее. А я не смог. Потому что думал, что сделаю только хуже. Хуже тебе. Больнее. Ты хорошая девушка, Мира. Ты идеальна и ты всегда останешься для меня той девушкой, которая заставила поверить во что-то светлое и хорошее, которая полюбила меня за просто так, просто потому что я есть и всё. А я взял и просто растоптал твою любовь. Прости, малыш. Я знаю, что ты найдёшь достойного парня, который точно сделает тебя счастливой, будет любить тебя даже больше, чем любил я. Я знаю, что моей любви тебе было недостаточно и такую, как ты должен любить человек намного лучше, чем я. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива и любима, хочу, чтоб ты меня забыла и не страдала ни секунды. Ты появилась в моей такой спокойной и налаженной жизни как глоток свежего воздуха. Я совсем потерял голову с тобой. Как сумасшедший я несся к тебе на встречу только для того, чтобы увидеть тебя, прикоснуться к твоей руке, услышать голос, вновь почувствовать твое дыхание рядом. Я как мальчишка безумно ревновал тебя ко всем и ко всему. Если бы кто-то совсем недавно сказал мне, что это все случится, я бы только рассмеялся в ответ. Но это случилось со мной. Я полюбил тебя безрассудно, абсолютно не имея на это право. Прости меня за это. Я виноват. Я никогда уже не забуду тебя, да и не хочу этого делать. Ты останешься для меня тем светлым человечком, которого я буду всю жизнь любить. Пообещай мне не плакать и не таить на меня зла? Мне очень тяжело писать тебе все это. С тобой я был по-настоящему счастлив. Я благодарен судьбе за возможность любить тебя и за счастье быть любимым тобой. Не плачь, малыш, всё будет хорошо. Улыбнись. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Прости меня за всё, Мирошка.
Вот как я стояла, так я и упала на пол. Нет, не начала биться в конвульсиях, я просто облокотилась об стену и начала плакать. Неужели всё? Неужели я больше никогда не смогу его обнять, а он никогда не сможет поцеловать меня? Мы никогда больше не проснёмся вместе, не будем вместе готовить завтраки, прыскаться водой, когда будем поливать цветы, не будем драться подушками, не будем пугать друг друга в темноте, не будем кушать торт с мороженым в два часа ночи? И мы больше никогда не сможем поговорить по душам ночью на балконе? — Козёл ты, Булаткин, — сказала я, вставая с пола. Зайдя в спальню, я начала собирать свои вещи. Я сразу положила в чемодан мой любимый плед, в котором я хожу по квартире когда холодно и которым меня раньше укрывал Егор, когда я засыпала в гостиной. Этот плед пах нами. Не мной и не Егором, а нами. Нами, которых больше уже нет. А также взяла любимую футболку Егора. Мою любимую. Чёрную с надписью «Family». Её я носила часто дома. А Егор своей семьёй называл меня. С каждым часом вещей было больше и больше. В коридоре уже стояли три больших чемодана. Потом я стала складывать всё в коробки. Достала все фото из рамок, ему это точно больше не надо, а мне ещё страдать надо. Пригодится. Сначала я спустила на низ два чемодана, кладя их в багажник. На моё удивление, они вместились. Потом пошла за третьим, ну, а потом по одной или по две коробки я выносила из квартиры. Без лифта это было бы намного трудней. Зайдя в последний раз в квартиру, я взяла свой телефон, который лежал на тумбочке, и оттуда слетела маленькая ваза. Она разбилась вдребезги. Как я. Не снимая обуви, я пошла в гостиную. Проводя рукой по полке, которая длилась по всей стене, я скидывала все вещи на пол. В спальне разбила часы и вазу. А в ванной расцарапала зеркало. Скажете, что я сумасшедшая? Сегодня я с этим соглашусь. Но закрыв квартиру, я почувствовала облегчение. Не полностью, нет, но мне и вправду стало легче. Хотя бы чуть-чуть. Сев в машину, я посмотрела в зеркальце. Потёкшая тушь, хотя она водостойкая, красные глаза и покусанные до крови губы. На щеке какая-то царапина, которую я, наверно, сделала сама, когда громила квартиру Булаткина. Я же говорила, когда я злая, я и квартиру разгромить могу. Вот и перешли со слов к практике. — Мира? Ты чего плачешь? Что случилось? — я поехала к родителям. А куда ещё? Ну, а дверь мне открыла мама. И как я говорила ранее, выглядела я не очень. Я вроде бы успокоилась, но было ощущение, что прямо сейчас я опять расплачусь. — Проходи давай. Мирошка, что случилось? — опять спросила мама, а я просто облокотилась на стену, смотря ей в глаза, опять начиная плакать. У меня дрожали губы, а слёзы одна за одной стекали по щекам. — А мы…расстались, — сказала я и заплакала уже навзрыд, сразу же попадая в объятия мамы. — О Господи, Мирошка, как же так. Тише, успокойся, слышишь? Мы справимся, мы переживём, всё будет хорошо, — шептала мне на ухо мама, а я крепко её обнимала. Как я же их с папой люблю. — Не понял. Мирослава? — когда-нибудь надо подумать о миллионе долларов, должно сбыться. — Привет, пап. А я вернулась, — сказала я, смотря на него. Он всё понял. По глазам. Просто подошёл ко мне и обнял. — Ты просто лучше. Помни об этом. Обезьянка моя, не плачь только. Никто, слышишь, никто не достоин твоих слёз. Не смей реветь. Ты у меня сильная девочка, у тебя есть я, мама, бабушка, Тимофей, мы справимся вместе. — Спасибо. Когда я успокоилась, в меня впихнули ужин, а после отправили отдыхать. Но в свою комнату я не пошла, я пошла к Тимоше. К моему малышу. Мама его ещё не уложила спать, поэтому у меня было время с ним поиграть. Да и спать он будет потом лучше. — Привет, малыш мой. Как ты? — увидев меня, Тимофей заулыбался и начал махать своими ручками и ножками. Господи, да пошёл в жопу этот Булаткин. Вот ради такого комочка счастья стоит жить, забывая обо всех проблемах. Взяв его на руки, я села в кресло. — Ну что, скучал по мне? — было ощущение, что он мне кивнул, вызывая улыбку на моём лице. А это, ребяточки, уже целое событие. Я прижала к себе малыша, а он стал играться с моей цепочкой. Уткнувшись в маленькие волосы мальчика, я закрыла глаза. Как же с ним хорошо, спокойно. — Ты мой маленький защитник. — Мира, ему уже пора спать. Поможешь его искупать? — спросила мама, когда зашла в детскую. — Да, конечно, пойдём. Через полтора часа я уже лежала в своей кровати, которая находилась в моей комнате. Я снова дома. Пусть всё будет хорошо. Я не хочу опять возвращаться к тому, от чего убежала пару лет назад: страдания, слёзы, истерики. Может у меня получится жить без Егора. Забыть о нём и начать новую жизнь. Опять. Я верю. Всё получится.