Я у твоих ног!

POV. Мирослава. — Собирай вещи, ты летишь в Доминикану, — сказал он, а я испуганными глазами смотрела на него и понимала, что это конец. — Что? Она никуда не поедет! — сказала Симона и тут мне стало реально страшно. — Я её отец, поэтому я решаю, куда она едет, а куда нет. — Отец? Ты решил через столько лет вспомнить, что ты отец? Ты бросил её, когда она в тебе нуждалась, на каждый Новый год она загадывала не кукол, а чтобы приехал её горе-отец. Ты и так ей испортил жизнь, не порти всё хотя бы сейчас. В конце концов твоей дочке, если ты не в курсе, уже есть восемнадцать, поэтому она в праве сама решать, что ей делать и где жить, — таких слов от бабушки я точно не ожидала. Она идёт против своего же сына, лишь бы со мной всё было хорошо. — Мирослава, я сказал одеваться, — сказал отец, игнорируя слова Симоны. — Мирослава, сиди, ты никуда не едешь, — сказала бабушка. Я смотрела на обоих и понимала, что они ссорятся из-за меня. Если бы я не прилетела сюда, то ничего бы не было. — Моя внучка никуда не поедет. Если потащишь силой, я вызову полицию. И вы вместе с отцом сядете. И я не шучу. Ты же знаешь, я могу, — от таких слов даже мне стало не по себе. Отец ничего не сказал, а просто ушёл, громко хлопнув дверью. — Ну и чего ты ревёшь, всё же хорошо? — ко мне тут же подскочила бабушка, крепко обнимая и прижимая к себе. — Все из-за меня ругаются. — Глупость какая. Никто из-за тебя не ругается. Просто немного повздорили. Не переживай, помиримся. — Почему он так меня не любит? — спросила я у бабушки. — Мирка, ты чего? Почему это он тебя не любит? Любит. Просто ему нужно время, как и всем нам. Он столько лет жил один, а тут ты. Ему нужно вновь свыкнуться с тем, что у него есть дочь. — Может мне уехать? — Не говори глупости. Так, давай мы выпьем немного успокоительного и ляжем спать, а то уже поздно, хорошо? — кивнув в знак согласия, я стала ждать обещанную таблетку. Как только я её выпила, Симона повела меня в комнату, дала какую-то длинную футболку, а после отправила в душ. В голове была каша, я не понимала ничего. Я даже сейчас не могу сказать, рада ли я, что сбежала от дедушки. Да, мы с ним не общались, но там у меня практически никогда не было проблем. А что сейчас? Один день, а я уже успела столько натворить дел. Это ужасно. Но, может, это и есть жизнь? Испытывать разные эмоции, справляться с проблемами. Ведь именно в этот момент, когда ты что-то чувствуешь, ты живёшь. А там, в Доминикана, я не жила, а просто существовала. Мой день был расписан по часам, у меня не было свободного времени. Каждый день всё повторялось заново, я всегда знала, что будет через час, через два, что будет вечером. Но это же всё не то. Сейчас я не знаю, что со мной будет через пять минут. И да, мне безумно страшно, но, почему-то мне хочется идти дальше. В конце концов не может быть всё плохо, когда-нибудь всё обязательно наладиться. — Спокойной ночи, — сказала мне бабушка, вставая с кровати. — Кстати, забыла сказать, завтра мы идём покупать тебе вещи. Так что день обещает быть насыщенным. *** Утром я проснулась от просто обалденного аромата. Что-то мне подсказывает, что это оладья, которые мне часто готовила бабушка. Решив не вспоминать всё, что было вчера, я с прекрасным настроением зашла на кухню. — Доброе утро, — улыбаясь, сказала я, тут же обнимая Симону. — Привет, малышка. Как спалось? — Хорошо. Ты оладушки приготовила? — улыбаясь, спросила я, заглядывая за спину бабушки. — Да, у меня как раз есть твоё любимое малиновое варенье. Будешь завтракать? — Конечно. Завтрак прошёл спокойно, даже весело. Я знаю, что Симона хотела у меня что-то спросить, но не решалась, так как не хотела портить мне настроение, за что я ей очень благодарна. Собравшись, мы поехали в какой-то очень большой магазин, в общем, торговый центр. Там людей было больше, чем вчера в аэропорту. Мне не то что было неловко, я просто была очень сильно напряжена. Быть в окружении стольких людей для меня впервые. И это всё очень настораживает. Мы купили просто огромную кучу одежды, и я понятия не имею, сколько мне надо дней, чтобы выгулять всё. Столько пакетов, что пришлось возвращаться на парковку, чтобы в машине оставить пакеты, а после вернуться в торговый центр, опять же за одеждой. — Может в этом кафе посидим, а то мы уже тут долго, пора пообедать, — предложила Симона, и я согласилась. На самом деле я достаточно сильно проголадалась. Кафе было небольшим и очень уютным. В нём было немного людей, что очень меня радовало. Надеюсь, что в скором времени я привыкну к новому ритму жизни, к новым людям, к новому всему. — О чём задумалась? — спросила у меня Симона, когда мы уже сидели и ждали свой заказ. — Думаю, как долго я буду ко всему этому привыкать, — сказала я. — А с учётом того, что мне тут рада только ты, то я уже сомневаюсь, что получится что-то хорошее. — Всё наладится, вот увидишь, — улыбаясь, сказала Симона. — Ничего, просто надо немного подождать. Тимур на самом деле хороший и добрый человек, но открывается он не всем, так уж сложилась у него судьба, — сказала Симона, а у меня возник вопрос. — Это из-за моей мамы? Из-за того, что она сбежала? — Да. Ему тогда было сложнее всех. Но это его не оправдывает никак. Ты просто, когда была маленькая очень была похожа на свою маму. Он взял тебя на руки лишь один раз, а потом просто не мог. Поэтому и уехал в Москву, а если быть точнее, то просто сбежал. — Он её очень любил? — Ох, малышка, это была любовь всей жизни. Мы с ним вдвоём тебя отвоёвывали, не давая сделать аборт. Он тогда готов уже был делать ей предложение. — Почему никто не говорит мне, кто моя мать? — спросила я, и в этот момент официант принёс нам наш заказ. — Спасибо, — парень уже ушёл, но Симона не спешила отвечать мне на вопрос. — Я так скажу, тебе никто кроме Тимура не скажет о ней ничего. Но и он тоже будет не многословен, если он этого сам не захочет или если не случится какая-нибудь непредвиденная ситуация. Но я знаю точно, что он дал себе слово, что её к тебе ни на метр не подпустит. После этого разговора в моей голове стало ещё больше мыслей. Казалось, что мой мозг скоро взорвётся от такого количества информации, но нет, пока держится. Я не знаю, что сейчас делать. Я правда не злюсь на своего отца, я, в какой-то степени, его могу понять. Не полностью и не во всех моментах, но всё же могу. В конце концов ему было семнадцать лет. Это как раз таки тот возраст, когда все решения принимаются на эмоциях и без здравого смысла. Тем более, если его любовь была действительно сильна, то отцу точно было очень больно, а ещё больнее ему делала я. Но всё же это не повод бросать своего ребёнка на воспитание дедушки-тирана. Короче, я запуталась. Возможно, как сказала сегодня Симона, всё наладится. И знаете, поскорей бы уже.