Реквием

      Холод комнаты обжигает ноздри и горло, кусает открытую кожу лица и шеи. Женщина открывает глаза, хмуро смотрит на погасший камин и натягивает одеяло повыше. Она не пытается более уснуть — не получится, никогда не получалось. Мысли — тяжелые и тревожные — захватывают все ее сознание.       Девчонка до сих пор не пришла.       Мива делает глубокий вдох, откидывает одеяло в сторону и приподнимается. Нога тут же отзывается острой болью, и женщина стискивает зубы, чтобы не закричать. Порой наступают такие плохие дни, когда старая рана тревожит сильнее, чем обычно.       Нашарив рукой трость, Мива встает с кровати, медленно проходит по комнате, зажигая свечи, и ловит свое отражение в напольном зеркале. Когда она успела так состариться? Когда ее волосы потеряли насыщенный черный цвет, а лицо покрылось мелкими морщинами? Иногда ей кажется, что годы пролетели слишком быстро.       Она медленно приводит себя в порядок, надевает черное траурное платье в пол и завязывает волосы в тугой пучок, прежде чем выйти в коридор. Вокруг снуют ее последователи, раболепно кланяются и приветствуют ее, не замечая дурного настроения Настоятельницы. Под неизменный стук трости она доходит до своего кабинета, где ее уже ожидает Таро — последователь, верность которого не приходится подогревать собственным даром.       — Доброе утро, госпожа, — он встает со своего места, кланяется, не отрывая от нее взгляда светло-серых глаз.       Она кивает ему в ответ, доходит до своего рабочего стола и с облегчением присаживается в кресло, стараясь не показывать боли.       — Есть новости?       — Пришли письма от Ваших детей.       — А из Конохи?       Таро качает головой, и Мива чувствует укол раздражения. Ее шпион уже несколько недель не выходит на связь. Раскрыли? Или же просто предал ее?       — Что слышно от девчонки?       Ей не нужно называть это имя, и без этого в глазах Таро мелькает привычная ненависть. Настоятельница еще не наказала его за своеволие и сокрытие важной информации. Она сделает это позже, когда все, наконец, закончится.       — Она не выходила на связь.       Что-то не так, она была уверена, что племянница Ли привязана к девочке. Она должна ее спасти.       Перед тем, как отпустить беглянок, Мива напомнила Сараде, что она хочет взамен на лекарство, и дала ей средство связи. Хана уже должна была прийти в себя, должна была принести медальон. Осталось всего три дня.       Нельзя было делать этот жест доброй воли и отпускать наследницу Учиха, так у Конохи был бы больший стимул.       А, может, ты просчиталась? Может, Хокаге принял решение не в пользу девочки?       Мива недовольно кривит губы. Ей не нравится такой расклад.       Таро вскрывает письма ножом для бумаги и передает их в руки Миве. Она отстраненно просматривает содержимое, задерживаясь лишь на письме от сына. Он давно предлагает радикальный план, и женщина всегда отвергала его, боясь необратимых последствий. Но, возможно, есть шанс использовать способности ее отпрыска так, чтобы не уничтожить мир.       На что она готова пойти ради своей цели?       Все началось после войны, когда сама Мива была еще подростком. Они с Ли прошли это испытание бок о бок и предвкушали возвращение домой. Они не знали, что их ждет, не знали, что деревня, в которой они жили, подверглась нападению вражеских шиноби.       В этом нападении погибли родители Мивы, их магазин разграбили. Мать Ли тоже была убита, ее отец погиб на войне, и никто не смог защитить ее семью. Когда Мива и Ли дошли до дома семейства Узумаки, они готовили себя к худшему. В живых осталась лишь Айяно, младшая сестра Ли, которую приютили соседи. Девочка была больше похожа на живой труп, она не ела и не говорила.       Уже позже они узнали, что те звери издевались над маленькой девочкой в течение нескольких часов. И Ли долго винила себя за то, что не была рядом с семьей, не смогла их защитить.       Это Мива подсказала подруге, что память Айяно можно исправить, Мива была рядом, когда Ли заточила страшные воспоминания глубоко в сознание ребенка. Безусловно, все скрыть не удалось, не зря Айяно выросла пацифисткой, а позже и вовсе сбежала в монастырь.       Те события навсегда изменили что-то как в Миве, так и в Ли. Пережив ужасы войны и болезненное возвращение домой, Мива впервые задумалась, что шиноби — опухоль, уничтожающая их мир.       А потом случилась та злополучная миссия. Мощный удар раздробил Миве ногу, перебил каналы чакры в конечности. Медики страны Дождя сами удивлялись тому, что им удалось частично восстановить двигательные функции. Ли пострадала не меньше, лишившись возможности когда-нибудь родить своих детей. Именно в больнице Мива впервые подошла к кузине с планом, рассказала о том, что время шиноби должно подойти к концу.       Ли не захотела ее слушать, она взбесилась, назвав планы Мивы радикальными, а ее самой сумасшедшей, раз она думает о таком. Отношения между кузинами начали портиться, а потом их общение и вовсе прекратилось. Мива переехала в Деревню Дождя, а Ли стала жить в другом маленьком населенном пункте, оставив за собой звание.       Больше пятнадцати лет Мива почти ничего не слышала о кузине и остро переживала их разрыв. А потом в библиотеку, где она работала ради прикрытия, зашла группа шиноби, разыскивающая дезертира. И до встречи с Ханой Мива не могла понять, почему Ли сбежала.       Но Ли укрывала дочь Учиха Итачи. Потенциально сильного эмпата, которого Мива хотела бы видеть в союзниках.       Мива поглаживает трость, понимая, что если Хана похожа на свою тетю, то уже давно сбежала из Конохи вместе с медальоном. Эта девчонка скрывалась от мира больше двадцати лет, и Мива уже не сможет ее отыскать.       Три дня. Еще есть три дня.       Вспоминая огонь решимости, горящий в глазах Ханы, Мива вдруг понимает, что эта девочка точно не будет отступать. Это знание успокаивает Настоятельницу.       Три дня, Хана. ***       Два дня проходят в напряжении. Хана рассказывает Саске свой план и просит о помощи, и Учиха начинает тренировать ее скрывать свою чакру. Тренировки проходят с самого утра и до поздней ночи, когда Узумаки едва может доползти до своей кровати. Она бы и вовсе забыла об отдыхе, если бы Саске не сказал, что иначе от нее толка не будет.       Они стараются не разговаривать о Сараде, эта тема для обоих слишком болезненная. Впрочем, к концу второго дня, во время короткого перерыва, Саске отстраненно замечает:       — Наруто не позволит тебе так рисковать. Эта техника не должна попасть к врагам.       Хана кидает на родственника взгляд и хмыкает.       — Вот поэтому мне и нужен ты. Убедишь его разрешить мне.       Саске кивает, но по его взгляду Хана понимает, что он не очень-то и верит в успех.       — Странно, что Хокаге сразу не забрал у меня медальон.       Саске едва заметно пожимает плечом.       — Охрану Деревни усилили, а у твоего дома дежурило такое количество шиноби, что пройти мимо всех незамеченным было бы трудно, — он многозначительно смотрит на племянницу.       Щеки Ханы непроизвольно вспыхивают. Шиноби не только защищали медальон от похищения, но и не дали бы ей скрыться с техникой, чтобы натворить глупостей.       — Я бы никогда так не поступила, — бурчит Узумаки.       — Надеюсь, — ровно произносит Саске. — Разве ты сама не почувствовала охрану?       Хана тушуется. Когда чакра вернулась, ей было совершенно не до определения, следят ли за ней. В конце концов, ей всегда требовалось время, чтобы почувствовать чужую чакру, поэтому Хана обычно полагалась на эмпатию.       — Я не очень хороший сенсор.       — Значит, и это… — задумчиво тянет Саске, и Хана зло щурится.       — Что «это»?       — Надо развивать.       — А что еще по-твоему надо развивать?       — Стихия огня, гендзюцу, кендзюцу…       — А кендзюцу-то зачем?       Саске кидает на нее показательно-равнодушный взгляд.       — Итачи был в этом хорош.       Хана открывает рот, но так ничего и не говорит. Она-то думала, что Саске плохо ее знает, но дядя, оказывается, понимает, на какую точку надо давить. Недовольно хмурясь, Узумаки поднимается на ноги, отряхивает брюки от налипших травинок. Ворча что-то себе под нос, Хана вновь возвращается к упражнениям.       Все-таки дядя прав: полагаясь на сверхъестественный дар, она редко задумывалась над развитием своих способностей как шиноби. Ее сенсорные навыки оставляют желать лучшего, а будучи отрезанной от клана Учиха, Хана не знает их техник огня и иллюзий. Ей еще многому предстоит научиться.       Уже через час Саске прерывает тренировку, кивает на садящееся солнце и замечает:       — Нам пора идти к Наруто.       — Я еще не готова. Ты все еще меня чувствуешь.       — Ты готова. Идем. Времени нет.       Нервно кивая, Хана чувствует, как ускоряется пульс.       Она изначально знала, что Саске поможет ей убедить Хокаге. Вот только рядом с ним наверняка будет верный советник Шикамару, а он-то не так прост. И уж точно добьется запрета миссии, если посчитает нужным.       Они пешком доходят до Резиденции. Хана боится, что в Деревне могут быть шпионы Настоятельницы, поэтому старательно делает вид, что чакра к ней так и не вернулась. Никаких скоростных забегов, путешествий по крышам и тренировкам вне особо охраняемого полигона… Хвала Ками, скоро все закончится.       В кабинете Хокаге их ожидают Наруто и Шикамару. Никто не желает тянуть, поэтому Хана быстро излагает свой план. Во время рассказа лица мужчин заметно мрачнеют.       — Слишком рискованно, — тянет Шикамару.       — Мы уверены в успехе, — кидает Саске.       Хана дергается, пытаясь спрятать улыбку. Мы.       Наруто не сводит напряженного взгляда с друга, будто пытаясь прочитать его мысли, а потом осторожно спрашивает Хану:       — Ты точно справишься? Один раз она уже победила.       Узумаки не дает себе время на раздумья. Хокаге и его Советнику не нужны ее метания.       — У меня есть козырь, о котором не знает Мива. И это вовсе не чакра. Ну, и к тому же Саске меня подстрахует.       Шикамару медленно кивает. Видимо, участие Саске его успокаивает. Хана на это не обижается, в конце концов они совсем ее не знают.       Я не смогла отомстить за мать и отца. Смерть тети уже отомщена. Остались они, эти дети, годами погибающие в руках сумасшедшего эмпата.       — Правда, есть еще кое-что, — безэмоционально бросает Хана. — Я не собираюсь отдавать Миву под суд. Завтра она умрет. ***       — Вы обронили, — раздается рядом.       Конохамару вздрагивает, коря себя за неосторожность. Он окидывает взглядом новомодный супермаркет, полки со свежими овощами, около которых он так неудачно замер, и замечает невысокую симпатичную девушку, протягивающую ему пакет с апельсинами. Три штуки, как он и брал. Видимо, пакет выпал у него из корзины.       — Спасибо, — он неловко улыбается.       Девушка кокетливо откидывает каштановые волосы.       — Я сама вечно все теряю.       Конохамару вежливо ей улыбается.       Девушка едва ли старше Ханы. Симпатичная, с большими карими глазами и милыми ямочками на щеках. Раньше он был бы не против знакомства.       — Меня зовут Ханако.       Он невольно вздрагивает.       Хана. Ханако.       — Конохамару.       — О, — девушка легко смеется. — Я знаю. Много о Вас слышала.       Конохамару удивленно вскидывает брови, но потом успокаивается. Да, в Деревне он у многих на слуху. Еще в детстве все его знали как внука Третьего. Впрочем, Ханако слишком молода, чтобы это помнить.       — Вы не хотели бы прогуляться?       Ее кокетливый тон и призывной взгляд ясно дают понять, что у Ханако на уме. Вот только его сердце уже занято.       Они с Ханой не говорят об отношениях. Никто из них не предлагал, как в подростковом возрасте, встречаться. Они просто вместе, просто переживают друг за друга, просто хотят проводить рядом каждую свободную минуту.       — Я несвободен, — чуть улыбается Конохамару.       Девушка заметно расстраивается, но находит в себе силы быстро скрыть свои эмоции.       — Ей очень повезло. До свидания, Конохамару.       Он прощается с ней кивком, еще некоторое время смотрит вслед, чуть качает головой и заканчивает покупки.       За последнее время он привык считать домом не собственное жилище, а маленький домик Ханы. Узумаки в последние дни приходит довольно поздно, но каждое утро неизменно спрашивает, придёт ли он сегодня к ней. Словно ей важно хотя бы засыпать рядом с ним.       На вишневом дереве привычно сидит Сумрак. То, что ворон изменился, и так заметно, однако Конохамару знает истинную причину таких перемен.       — Привет, — кидает он ворону.       Сумрак громко каркает, словно отзываясь на приветствие, и Конохамару ненадолго задерживает на нем свой взгляд. Возможно, души Итачи Учиха в нем больше нет, но какая-то память осталась.       К своему удивлению, внутри он обнаруживает Хану. Узумаки не приходила домой так рано последние два дня, и Сарутоби не ждал ее сегодня.       — Привет, — смущенно улыбается она, постукивая тонкими пальцами по столешнице.       Конохамару подходит к ней, наклоняется и мягко целует. Это мимолетное прикосновение привычно заставляет кровь вскипеть, но он отстраняется.       — Ты сегодня рано.       — Завтра рано утром я ухожу, чтобы встретиться с Мивой.       Отвернувшись, Конохамару раскладывает продукты по полкам в холодильнике.       Ему определенно не нравится вся эта затея с ловушкой для Настоятельницы. Не нравится, что Хана пойдет туда одна, ведь в прошлый раз все закончилось плохо.       И все же он сам не видел разрешения сложившейся ситуации. Сегодня с утра он навещал Сараду. Сакура не позволяет ей просыпаться, искусственно введя дочь в состояние комы. Так она хотя бы не чувствует усиливающуюся с каждым днем боль.       Хана обнимает его со спины, доверчиво прижимается щекой к его плечу, и Конохамару невольно улыбается от этого проявления нежности.       — Я справлюсь.       — Ты уверена?       Хана не отвечает, и Сарутоби начинает беспокоиться. Он оборачивается, берет ладони девушки в свои и чуть сжимает их, заставляя Хану посмотреть ему в глаза.        — Я уверена, — шепчет Хана.       В ее глазах — необъяснимая буря эмоций. Конохамару гладит ее по щеке, желая успокоить, и Узумаки блаженно прикрывает глаза и тянется к этому прикосновению.       — Не хочу тебя отпускать, — признается он.       С тихим выдохом Хана обвивает его талию, прижимаясь, и Конохамару мгновенно обнимает ее в ответ, зарываясь рукой в гриву ее черных волос. Она наверняка чувствует, как быстро бьется его сердце от беспокойства.       — Завтра все закончится.       Он машинально кивает.       А закончится ли? Хана отчаянно тянется к семье, а ее семья теперь — Саске. Саске, что оставил свою семью, Саске, что находится в вечном пути и поиске противника. Когда Настоятельница исчезнет, успокоится ли Хана? Сможет ли принять обычную жизнь и мирно существовать в Конохе?       — Хана…       — Да? — она поднимает голову и доверчиво смотрит ему в глаза.       — Путь ниндзя Саске — это только его путь. Ты не обязана поступать, как он.       — О чем ты?       — О будущем. Не ищи себе нового врага.       Хана невольно хмурится, замолкает, беря себе паузу, чтобы подумать, а потом снова прижимается щекой к его груди. Она так и не отвечает.       А Конохамару делает вид, что и не ждет ответа.