Реквием

      Грядёт буря. Наруто знает это так же хорошо, как и то, что имя этой бури — Учиха Саске.       Он послал другу сообщение немногим больше часа назад. Обладая способностью открывать порталы, Учиха уже скоро должен прибыть в Коноху.       А пока они с Конохамару планируют следующий шаг. Сарутоби наотрез отказывается отдыхать, выглядя будто живой мертвец с того момента, как вороны начали исчезать в облаках дыма.       Шикамару заходит в кабинет, дымя сигаретой, и молча разворачивает на столе карту с новыми отметками. Нара не успевает сказать ни слова, как дверь слетает с петель, разлетаясь в щепки.       Наруто внутренне сжимается, когда сталкивается взглядом с горящим шаринганом глазом друга.       Саске в бешенстве.       — Меня не было всего месяц, Наруто, — рычит друг вместо приветствия.       Наруто жестом велит Конохамару и Шикамару выйти и остаётся с Учиха один на один.       — Сядь.       — О, ты считаешь, я смогу спокойно сидеть, зная, что моя дочь и племянница черт пойми где?       Наруто устало потирает переносицу.       — Мы делаем все возможное.       — Сколько их уже нет?       — Сарада похищена двенадцать часов назад, Хана — почти восемь.       Саске явно хочет высказать накопившиеся нелестные слова, но молчит и подходит к окну, пряча взгляд.       — Есть результаты?       — Немного. Сараду похитили в деревне, Хану — в лесу. И…       — И? — нетерпеливо подталкивает Саске.       Наруто на миг замирает, не зная, как сказать то, что приходит на ум. Если бы он сам был на месте Саске, то с ума б сошёл от беспокойства.       — Наруто, хватит молчать.       — Сарада была лишь приманкой. Настоятельнице нужна была Хана, ведь за последний месяц она сильно осложнила жизнь секте.       Саске сжимает единственную руку в кулак, но лицо его застывает знакомой каменной маской.       — То есть моя дочь может быть мертва.       — Мы надеемся, что нет.       Их вовремя прерывает птица, приземляющаяся на подоконник. Наруто подходит к посланнику, забирает письмо, прикреплённое к лапе, и внимательно его изучает.       — Это ведь ворон Ханы? Разве он не был с ней во время похищения?       Не отрываясь от письма, Наруто кивает.       — Да, это Сумрак. Это он привёл нас к тому месту, где обрывается след. Он явно знает что-то ещё, но, так как единственный человек, умеющий его понимать, исчез, он теперь помогает нам, поддерживая сообщение. Очень быстрый ворон.       — Что в письме?       Наруто не отвечает, подходит к карте, которую принёс Шикамару, и наносит новые метки.       — Наруто, — Саске уже явно выходит из себя, прожигая друга взглядом, и Узумаки все-таки поясняет:       — Мы исследовали место исчезновения Ханы вдоль и поперёк, псы Инудзука некоторое время ещё идут по следу, но потом теряют. Ходят вокруг одной площади.       Наруто демонстрирует Саске карту.       — Идеальный круг.       — Барьер, внутрь которого нам не пробиться, — кивает Хокаге.       — Если там и есть какая-то база, то очень маленькая.       — Вряд ли там есть здание. Чакры внутри немного, а живых организмов нет вообще.       Саске недоуменно хмурится.       — Тогда что внутри?       — Шикамару предполагал, что там может находиться пространственная печать, вроде тех, что использовал мой отец для перемещения. Сумрак только что прислал подтверждение от тех Хьюга, которых мы направили.       Саске задумчиво разглядывает карту и выдает:       — Вряд ли Хана изначально поймала правильный след, скорее всего, ее заманили в ловушку. Даже если они использовали технику перемещения, то зачем оставили этот якорь?       Наруто достаточно быстро догадывается, к чему ведет друг:       — Думаешь, они их отпустят?       — Не знаю.       В дверной проем — двери-то больше нет — раздается стук, и Конохамару, оглядывая щепки, покрывающие пол, сообщает:       — Команда готова.       — Мы идем, — кивает Наруто.       Конохамару снова исчезает, а Узумаки сталкивается с недоуменным взглядом друга.       — Что?       — У тебя сегодня весь штат шиноби на износ работает? В таком состоянии от него толку не будет.       Наруто неловко мнется.       — Я пытался уговорить его отдохнуть, но…       Он не продолжает свою фразу, но Саске и так все понимает. Да, за сокомандников и подопечных люди переживают. Но не убиваются.       — Пошли уже, — качает головой Саске. — По дороге расскажешь, что значит, что моя племянница осложнила жизнь Настоятельнице.       И друзья отправляются в путь. ***       Просыпаться тяжело.       Хана усилием воли заставляет себя открыть глаза, замечает темноту и делает глубокий вдох, ощущая сырость.       Подвал.       Из маленького окошка под самым потолком льётся слабый свет, и Узумаки заставляет себя сконцентрироваться на нем. Глаза понемногу привыкают к скудному освещению.       — Хана?       Хана смотрит вбок, пытаясь прогнать сонливость, тянет вслепую руку и ощущает крепкое пожатие.       Сарада здесь.       — Ты в порядке?       — Да, я… я в порядке. А ты?       Узумаки снова несколько раз моргает.       — Ужасно хочу спать. А ты?       — Я бодрствую несколько часов, судя по ощущениям.       Хана кивает, запоздало вспоминая, что кузина может и не увидеть в темноте ее реакцию. Узумаки снова смотрит на решетки на окне, заставляя тело прийти в боевую готовность.       — Кто-нибудь заходил?       — Только когда нас принесли. Странно, что ты очнулась так поздно.       — Мы похищены в разное время, так что ничего удивительного.       Глаза, наконец, привыкают к мраку, и Хана различает черты кузины. Она не выглядит раненой, и Узумаки слегка успокаивается. Она ненадолго отпускает руку Сарады, приподнимается на локтях и пытается согнуть ноги, слыша звон.       Цепи.       С трудом усаживаясь, Хана тянется к лодыжке, чувствует металл, окольцовывающий ногу, и ощупывает звенья цепи. Чтобы разорвать оковы, она посылает чакру к рукам и замирает. А где чакра?       — Мне очень жаль, Хана, — шепчет Сарада.       Узумаки делает глубокий вдох, чувствуя, как горло сковывает болезненный ком обиды.       Настоятельница добилась своего, научилась уничтожать чакру. И теперь Хана будет такой, как обычный человек, не сможет использовать свои техники. Годы тренировок все еще делают ее сильной и быстрой, но она не сможет тягаться с другими шиноби.       Губы начинают подрагивать, и Хана мысленно отвешивает себе пощечину. Не время и не место для истерики. Им необходимо спастись, а уже в Конохе она сможет дать волю своим чувствам.       — У тебя чакру тоже забрали?       — Нет, но они что-то сделали со мной. Когда пытаюсь пошевелиться, мышцы ужасно болят. И очки забрали.       Хана рассеянно хлопает по карманам, нащупывает очки, которые сняла с ветки, и протягивает кузине.       — Они использовали их для ловушки.       — Мне жаль…       — Прекрати. Ты ни в чем не виновата.       Она осторожно приподнимается, но не чувствует той боли в мышцах, о которой говорила Сарада. Что бы им ни ввели, препараты явно были разными.       Дверь в их камеру железная и явно прочная. Сарада смогла бы ее выбить, если бы могла шевелиться без боли. На окошке толстые прутья, и Хана, опираясь ладонями о стену, встает на ноги, чтобы проверить их. Вот только цепь звонко брякает, не позволяя дотянуться до решетки.       — Черт.       — Нужен план «Б».       Хана вновь смотрит на кузину, пытаясь придумать хоть что-то.       — Может, нас скоро найдут? — с надеждой спрашивает Сарада.       Прикусив губу, Узумаки качает головой и идет к двери, но цепь снова брякает, не позволяя приблизиться. Хана закатывает глаза и делает глубокий вдох, чтобы успокоиться.       — Они слишком спокойны, не пытаются увести нас подальше, значит, считают, что это место нельзя найти.       Хана снова усаживается на пол и сильно сжимает руки в кулаки. На чакру полагаться нельзя. В теории можно попробовать подчинить себе кого-нибудь с помощью шарингана, благо у Сарады он все еще есть. Или же задействовать эмпатические способности, очаровать их надзирателя, как это делала тетя Ли. Хана еще ни разу не смогла сделать это специально, но она обязана попытаться.       Она переводит взгляд на Сараду и мягко улыбается девочке.       — Ты сможешь?.. — и показывает пальцем на глаза.       Даже у стен могут быть уши.       Сарада ее понимает, концентрируется, и шаринган на миг вспыхивает в ее глазах.… А потом кузина вскрикивает, зажимает глаза руками, и Хана кидается к ней, обнимая за плечи.       — Прости, прости, прости, — испуганно шепчет Узумаки.       Учиха еще какое-то время молчит, и Хана поглаживает ее напряженную спину, пока девочка не выпрямляется. В глазах у нее виднеются слезы боли.       — Что они со мной сделали?       — Если бы я знала.       В животе у Ханы скручивается узел.       Она боится. Она на грани паники.       Она вступала в опасные схватки, ее жизнь не раз находилась на волоске от смерти, месяц назад ей чуть не снесли голову катаной, но еще никогда Хана не была настолько беспомощной.       Хана отстраняется и трет руками лицо, чувствуя, как нарастает сердцебиение. План. Ей срочно нужен план.       — Что ты делала целый месяц?       Узумаки недоуменно смотрит на Сараду.       — Ты хочешь поговорить об этом? Сейчас?       — Да, хочу. И да, прямо сейчас, ибо потом времени может и не быть.       Она напугана, ей больно. Кто знает, сколько она просидела одна в темноте?       Откидываясь на стену, Хана сверлит взглядом дверь. Она не может рассказать, чем занималась. Уж точно не во всех подробностях.       — Хорошо, не хочешь — не говори. Тогда расскажи, что ты такое натворила, что решила сбежать из деревни.       Хана сдерживает нервный смешок. Итак, или рассказать ей о том, как она выслеживала и пытала людей, или же о сексе с ее учителем, который и не помнит об этом? Замечательный выбор.       — Сарада, — умоляюще тянет Хана, кидая взгляд на кузину.       — Пожалуйста, расскажи мне хоть что-нибудь, ведь едва сюда придут наши надзиратели, меня убьют. Хоть что-нибудь, — тихо добавляет Учиха.       Сердце на миг сбивается со своего ритма. Настоятельница хотела поймать именно ее. Хана догадывается, что ее ждет: психологические и физические пытки. А вот Сарада была приманкой, от которой они избавятся за ненадобностью.       Тогда почему они уже не избавились?       Хане очень не нравятся те догадки, что посещают голову. Ей бы убить Сараду самой, чтобы не страдала. Это было бы гуманно. Вот только даже от мысли об этом становится дурно.       Она делает глубокий вдох, ощущая сырой запах подземелья, и решается.       — Когда я пришла в Коноху, я тебя ненавидела, — начинает Хана, упрямо глядя в стену. — Я думала, что ты зазнайка, что носишь корону на голове из-за своей фамилии, что слепо любишь отца. Отца, который, как я думала, убил моих родителей. И ты стала частью моего плана по убийству Саске.       Хана замолкает, давая Сараде время, чтобы обдумать эту информацию.       — Но ты изменила план.       — Я тебя узнала. Наблюдала за тобой, мы общались на тренировках, и я поняла, что ошиблась в тебе. И тогда мой план начал терпеть крах, — усмехается Хана.       — Но папа сильный. Ты бы не справилась.       — А я умная. Я все продумала.       Узумаки слышит, как Сарада возится, явно пытаясь принять положение удобнее, но ойкает и ложится обратно.       — Ты хотела вывести его из себя? Заставить нервничать и допускать ошибки? Так, как сейчас заставляют нас эти люди?       Сарада открывает рот, чтобы еще что-то сказать, но осекается.       Они слышат шаги.       Тело моментально приходит в боевую готовность, и слух обостряется. К ним идут двое, но у одного из них странная походка. Хана различает непонятный стук.       — Это она. Эта женщина была здесь раньше, я узнаю шаги, — шепчет Сарада.       Узумаки коротко кивает и поднимается на ноги. Она не собирается встречать врагов, сидя на полу и глядя на них снизу вверх. Замок щелкает, и дверь издает громкий, раздражающий до ужаса, скрип.       Первой заходит женщина. Она высока и величава, прямо держит спину, хоть и опирается на трость, которая и издавала тот стук. Ее седые волосы убраны в аккуратную прическу, а в карих глазах Хана замечает неподдельный интерес.       Следом за ней заходит Таро, держа перед собой лампу, и тело Ханы мгновенно напрягается.       — Ты проснулась сама! — восхищенно восклицает женщина.       Дверь за посетителями закрывается. Хана все не сводит взгляда с Таро, считая его более опасным, но потом происходит нечто странное.       Путешествуя с тетей Ли, Хана училась определять чужие эмоции. С самого детства Узумаки понимала, что они с тетушкой отличаются от других людей, чувства своей родственницы она всегда могла выделить из толпы.       Если сравнивать их способности со звуком, то можно сказать, что они с тетушкой звучали в диапазоне, отличном от других людей.       Эта женщина тоже звучит в другом диапазоне. Она тот самый эмпат.       — Меня зовут Мива, — женщина дергает рукой, будто хочет протянуть ее для пожатия, но ловит взгляд Ханы и остается неподвижной. — Я очень хотела встретиться с тобой, ни разу не встречала настолько перспективного эмпата.       — Это не взаимно, — кидает Хана.       В глазах Таро загорается злость, его пальцы сильнее сжимают ручку лампы, но без разрешения Мивы он не вступает в диалог.       — Думаю, тебе я известна под другим именем. Настоятельница.       Мива все еще выжидающе смотрит на Хану, чуть-чуть поверх ее головы. Но Узумаки не удивляется, ее эмоции не выходят из-под контроля, а на лице остается маска. Миву это явно восхищает, в глазах женщины появляется странный блеск.       — Ну, же, Хана, я хочу поговорить с тобой. Особенно меня интересует, откуда ты знала Узумаки Ли?       Хана чувствует на себе обеспокоенный взгляд Сарады.       — Что?       — В убежище, которым руководил брат Таро, погибла моя близкая подруга. А судя по записям с видеокамер, ты была рядом с ней. И я хочу знать, как Ли, которая не желала помогать мне, отыскала еще одного эмпата. Эмпата, который, ко всему прочему, по крови Учиха. Близкая подруга?..       За двадцать лет тетя Ли ни разу не упоминала ни о какой Миве, но почему-то Узумаки уверена, что Настоятельница не лжет.       В голове у Ханы возникает десяток вопросов, но она не хочет доставлять Миве удовольствие. Не хочет унижаться, выспрашивая детали жизни своей тетушки. Детали, о которых она — почему-то — совсем не знает.       — Вы были подругами? — спрашивает Сарада.       Мива кидает короткий взгляд на Учиха, но надолго не задерживается. Наследница Саске ее совсем не интересует.       — Мы выросли в одной деревне. Мы вместе учились в Академии, мы вместе выполняли миссии. Мы обе были эмпатами, и… мы были двоюродными сестрами.       — Ложь! — вырывается у Ханы прежде, чем она успевает себя остановить.       Злость охватывает ее целиком, и дырявые ментальные щиты падают. Мир вокруг начинает подрагивать от силы, которую Хана уже месяц держит взаперти. Она опирается рукой об стену, пытаясь удержать равновесие.       Ты идиотка. Вышла из себя. Отдача наступит прямо сейчас.       — Ай-яй-яй, — раздается голос Мивы.       Давным-давно тетя Ли оттягивала отдачу Ханы, воздействуя своим даром на тело племянницы. Мива к Узумаки не прикасается, но знакомое чувство облегчения накатывает на сознание, и бурлящая сила успокаивается, давая время, чтобы поставить на место щиты.       И зачем эта женщина помогает?       — Хорошо, предлагаю сделку: я расскажу тебе свою историю, а ты мне — свою, — Мива расправляет несуществующие складочки на своем черном платье. — Моя мать и ее сестра всю жизнь прожили в Деревне Дождя. Матушка вышла замуж за торговца, а тетя — за ниндзя из клана Узумаки. Ли родилась через полтора года после меня, и мы были очень близки. Мы увлекались ниндзюцу, она учила меня фуин, и, конечно, мы изучали эмпатию. Наши матери отказались от своих сил, а мы желали развиваться, получить больше способностей, чем нам дано было от рождения.       Мива ненадолго замолкает.       А ведь теперь все обретает смысл. Мива и Ли — кузины, поэтому Хана может снимать печати на крови. Это объясняет и веру тетушки в то, что Хана может развить свои способности.       — А потом случилась та миссия, — Настоятельница сокрушенно качает головой, и Хана мысленно аплодирует ее актерскому таланту. — Ты ведь знаешь, что Ли была бесплодной? На той миссии она получила серьезное ранение в живот, а я в ногу. Моя карьера в качестве куноичи завершилась в тот день.       Хана, не моргая, следит за Мивой. Что-то явно не так. Зачем ей рассказывать историю своей жизни той, кого она явно собирается убить? Или же Настоятельница придумала нечто получше?       — Забавно, но, когда в древности эмпаты начали смешиваться с шиноби, их дар начал слабеть. Чакра будто препятствовала развитию сил. Вот и у нас с Ли не получалось освоить новые способности. По крайней мере, до того, как я не перестала быть куноичи.       Хана хмурится, складывая в голове кусочки паззла. Мива — эмпат, мечтающий развить свои силы и считающий, что чакра вредна для дара. Настоятельница — глава многочисленной секты, главной целью которой стало уничтожение чакры…       — Погоди, так ты хочешь уничтожить всю чакру в мире для того, чтобы стать супер-эмпатом? — Узумаки даже не пытается скрыть издевку в своем голосе.       — Я делаю это не для себя, — возражает Мива. — Для всех нас. Хочу вернуть нам господство и силу. Мир процветал, пока не появились шиноби с их извечными войнами.       А еще меня чокнутой называют.       Взгляд Ханы невольно падает на собственные руки. Рисунка фуин на них больше нет — техника восстанавливается после применения при условии, что пополняются запасы чакры. Сожаление узлом закручивается в животе.       — Ну, что ты? — ласково спрашивает Настоятельница. — Не стоит жалеть об этой мерзкой чакре! Разве ты никогда не чувствовала, как растет твой дар, когда не используешь свои способности куноичи?       Хана бы и рада возразить, вот только, когда она пришла в Коноху, она стала чаще полагаться именно на сенситивные способности. И научилась проецировать свои чувства на других людей.       — История за историю, — напоминает Мива.       Хана выгибает левую бровь, холодно глядя на новую родственницу.       — Я не обещала ничего рассказывать.       Мива кивает.       — Хорошо, а я не обещала, что сохраню жизнь этой девочке. Таро, — она косится на своего спутника, и мужчина выступает вперед. Сарада дергается назад, ударяясь об стену.       Брякая цепью, Узумаки встает у него на пути.       — Не смей, — она снова переводит взгляд на Миву. — Ли была моей тетей.       Даже с ментальными щитами Хана чувствует потрясение этой женщины. Такого она явно не ожидала. Мива рассматривает лицо Узумаки особенно внимательно.       — Ох, а ведь и правда. Вы похожи. Неужели Айяно? Вот уже не думала, что она решится связаться с мужчиной.       Хана молча смотрит на женщину, не прерывая ее монолог. Внезапно Мива начинает смеяться.       — Знаешь, а ведь я однажды встречала твоего отца! И заметила на нем след другого эмпата, но даже представить не могла, что это была малышка Айяно. Как она поживает?       Встречала отца?       — Она мертва.       — О. Сожалею.       Мива задумчиво потирает подбородок. Узумаки следит за ней и Таро, боясь даже моргнуть.       — Это все меняет. Значит, именно у тебя находится вещь, которая мне нужна. Видишь ли, когда-то давно двум семействам — Окада и Танака — доверили части одной могущественной техники. Я послала своих людей, чтобы забрать эти части. Но от семейства Танака никто так и не вернулся. Когда я пришла сама, то увидела бойню, а на одном из моих последователей я нашла знакомую печать. Печать Ли.       Усилием воли Хане удается удержать под контролем собственные эмоции. Вечер, когда погибла Эри, вновь всплывает в голове. Запах паленой плоти, брызги крови, тело лучшей подруги на полу.       Эри Танака.       Медальон, который забрала тетя Ли. Вот, что нужно Настоятельнице.       — Я знаю, что медальон у тебя. Я отпущу тебя, а маленькая Учиха останется здесь, как гарантия, что ты принесешь мне мою технику.       Хана и Сарада переглядываются, и в их глазах застывает одинаковое выражение. У Узумаки было больше десяти лет на изучение печати, заключенной в медальоне. Это ужасающая сила, которой нельзя попасть в чужие руки.       Переводя взгляд на Миву, Хана замечает торжество, которым светится эта женщина.       Она победила.