Реквием

      Они не спят почти всю ночь. Занятия любовью сменяются на откровенные дурачества, а они — на нежные поцелуи. Конохамару засыпает ближе к рассвету, и Хана ласково гладит его по волосам, пытаясь запомнить, каково прикасаться к ним.       Ведь помнить будет она одна.       Эта ночь — ее слабость. Но она была права раньше — вдали от нее ему будет лучше.       Хана выскальзывает из кровати, достает из шкафа футболку — ту же самую, что он давал ей в первый раз — и быстро одевается, подходя к спящему Конохамару. Она не может удержать улыбку, глядя на его умиротворенное лицо.       Не отталкивай меня больше.       Прости. Я сделаю нечто более ужасное.       Хане редко доводилось использовать эту технику. Последний раз она применяла ее к Ясуши в тот день, когда раскрыла ему свое происхождение.       Она мягко гладит по его волосам, складывает печати и оставляет на его затылке небольшую вязь фуин. Конохамару не вспомнит эту ночь. Он будет помнить нападение, как донес ее до дома… и как они поругались. Страсть лучше всего замаскировать злостью.       Не ищи меня. Иначе в следующий раз убийца придет в твой дом.       Хана целует его в щеку, чувствуя, как сдавливает горло ком… и кидается прочь. Она не помнит, как оказывается дома, как носится, собирая свои вещи в рюкзак. Кажется, если действовать быстро, то она сможет убежать от слез.       Ты сама виновата.       Ты — грязь.       Она знает. Хана должна бы доверять ему и верить в его силу.       Узумаки призывает крупного ворона, вручает ему вещи Конохамару, оставшиеся у нее дома, и отсылает птицу. Сумрак наблюдает за ее сборами с хорошо различимым разочарованием во взгляде.       Хана давит очередной приступ слез.       — Ты не любил его. Тогда зачем осуждаешь?       Ворон, естественно, не отвечает.       Перед своей главной остановкой Хана заглядывает в дом Сакуры и Сарады. Стучится, запоздало понимая, что еще рано, и они могут спать. Но Сарада вскоре открывает дверь и радостно улыбается.       — Привет, Хана!       И тут она замечает рюкзак, и ее улыбка тает.       — Привет.       — У тебя задание?       — Что-то вроде того.       Грязь. Грязь. Грязь.       Из комнаты выходит Сакура, вытирая мокрые руки об кухонное полотенце.       — О, Хана, здравствуй.       Хана кивает в ответ и натягивает на лицо улыбку.       — Привет. Я зашла попрощаться.       — Что ты натворила? — шепчет Сарада, заставляя Хану посмотреть на нее.       — У тебя миссия? Это связано с ночным происшествием?       Ну, конечно! Как глава больницы Сакура уже знает обо всем. А вот Сарада все еще пытается поймать взгляд Ханы.       — Да. Я покину деревню на некоторое время.       Сакура обеспокоенно смотрит на Хану и осторожно кивает.       — Ты обещала отцу, что присмотришь за мной, — тихо произносит Сарада.       Хана смотрит на кузину и на миг позволяет ментальным щитам упасть. Сарада боится, понимает, что Узумаки собирается на опасное предприятие, и желает удержать ее. Хана скрывает свою нервозность не так хорошо, как думает.       — Я это делаю для твоей защиты.       — Нет, ты бежишь от чего-то. Хана…       Но Хана боится, что Сараде удастся уговорить ее остаться, а потому обрывает ее:       — До встречи.       И, ускоряясь, бежит к Резиденции Хокаге.       Беги из этой деревни.       Беги.       Беги. ***       Моэги предлагает провести тренировку для двух команд. Конохамару недолго думает и соглашается. Детям точно нужно повышать квалификацию, а это тяжело сделать, когда не выпускают за границы деревни.       Сараду опекают.       Конохамару знает, что Наруто пообещал Хане, что не выпустит ее кузину из поля зрения, и свое слово держит. И это единственное, что Сарутоби удается узнать. Старый друг отказывается раскрывать детали миссии, на которую отослал свою дальнюю родственницу.       Правда, Конохамару и не особенно настаивал.       Желание общаться с Ханой медленно, но верно пропадает, хотя и не угасает совсем. Последняя их ссора оставляет после себя неприятное ощущение… и странное. Он помнит, что был пьян, когда подошел к ее дому, помнит нападение и смерть несостоявшегося убийцы. А дальше только злость.       Он не помнит, что сказал Хане, что она ему отвечала. Но ее слова оставили за собой след слепой ярости. Но что это были за слова? Она снова его отвергла? Но как так может быть, что он не может вспомнить ни слова из этого разговора?       Дети играют в захват флага. Они с Моэги не вмешиваются, только изредка подбадривают свои команды. Подруга подмигивает и клянется, что новое поколение ИноШикаЧо уделает его Команду №7. И Конохамару загадочно улыбается, веря, что его ребята справятся с заданием.       Боруто издает победный клич, поднимая вверх флаг, и Моэги наигранно-недовольно поджимает губы.       — Это жульничество.       — Это не жульничество, а шаринган, — заявляет Сарада, поправляя очки.       Моэги улыбается и сдается, признавая победу седьмой команды. Они шутливо пожимают друг другу руки, когда их прерывает громкое карканье…       На ветке ближайшего дерева сидит ворон и сверлит Сараду взглядом.       — Сумрак! — выкрикивает девочка в ту же секунду, как Конохамару узнает птицу.       Он не видел ворона вот уже тридцать три дня (и он будет отрицать, что считал дни) и потому резко оборачивается, видя Хану у края тренировочного полигона. Узумаки смотрит лишь на Сараду, не пряча довольной улыбки.       Где же ты пропадала целый месяц?       Хана выглядит немного уставшей, но от этого не менее соблазнительной. И это странно, что вместо злости, что должна его захватить при виде этой девушки, в нем вспыхивают совсем иные чувства.       Нежность. Тоска. Желание.       Он не должен это испытывать.       Конохамару снова — отчаянно — пытается вспомнить детали ссоры и натыкается на стену.       Сарада тем временем кидается в объятия к кузине, но быстро отстраняется, недобро прищуривая глаза.       — Ты могла бы и написать!       Хана — к своей чести — выглядит пристыженной.       — Прости, но не могла. Было опасно.       Опасно?       Сарада еще некоторое время сверлит кузину взглядом, но потом кивает и оборачивается к остальной группе, представляя родственницу своим друзьям. Хана улыбается детям, приветствует их, но в упор не смотрит на него и Моэги.       — Значит, ты — Учиха? — спрашивает Боруто, скрещивая руки на груди.       Конохамару с любопытством наблюдает за неугомонным подростком, понимая, что намечается нечто занятное.       Хана концентрирует внимание на Боруто, чуть склоняет голову и улыбается.       — Узумаки, — поправляет она. — Но по крови я принадлежу и клану Учиха.       — То есть у тебя есть шаринган?       — Да, — осторожно произносит Хана, и в ее глазах вспыхивает интерес.       — То есть ты сильная?       Улыбка девушки становится совсем лукавой.       — Не мне судить. А ты хочешь проверить?       — Хочу.       Моэги рядом издает странный звук, и Конохамару кидает на подругу взгляд.       Зря он не обращал на нее внимание. При появлении Ханы будто что-то изменилось, но Сарутоби не в силах понять, что именно.       — Не боишься? — спрашивает Хана, закатывая рукава рубашки и открывая вид на забинтованные руки. Кое-где бинты испачканы засохшей кровью, показывая, что еще совсем недавно она вступала в схватку.       — Нисколько! — кидает младший Узумаки и смотрит на Конохамару, будто спрашивает разрешения.       Сарутоби пожимает плечами, несмотря ни на что уверенный, что Хана мальчишку не покалечит. Но их внезапно прерывают:       — Будешь бороться с ребенком, потратившим почти всю чакру на тренировку? Очень честно, — язвит Моэги.       — А у тебя есть другое предложение? — прохладно произносит Хана.       Конохамару замечает обеспокоенный взгляд Сарады и сам начинает нервничать. Зачем Моэги снова цепляется к Хане? Что хочет доказать?       — Ты и я. Потренируемся, так сказать.       — Моэги, не стоит, — осторожно начинает Сарутоби, но подруга его обрывает:       — Все будет хорошо, — она мягко ему улыбается и успокаивающе кладет свою руку поверх его.       Он еще мгновение смотрит подруге в глаза, переводит взгляд на Хану… Узумаки завороженно следит за тем, как по-хозяйски ладонь Моэги лежит на его предплечье.       — Согласна. Я даже не буду использовать шаринган, раз уж ты считаешь это жульничеством, — Хана издевательски выгибает левую бровь.       И он бы рад остановить их, вот только его никто не послушает. Дети с энтузиазмом расчищают им пространство для схватки, предвкушая этот бой. Конохамару лишь на миг пересекается взглядом с Сарадой, видя в ее глазах отражение собственного беспокойства.       Они начинают с тайдзюцу. В каждом ударе столько ярости, что сразу становится понятно: этот бой вовсе не тренировочный. Хане явно надоедает наносить удары, и она снова начинает уходить от атак, изматывая соперницу. Моэги несколько минут безрезультатно пытается коснуться Узумаки, злится и использует технику Стихии Дерева. Огромные стволы молниеносно вырастают прямо из земли и, кажется, задевают Хану, но в тот же миг та распадается на десятки воронов.       Дети — даже Сарада — нетерпеливо подаются вперед.       Вороны собираются снова, обретая знакомые очертания, и девушки снова кидаются в атаку. В их взглядах столько злости, что Конохамару разгоняет чакру в своем теле, готовый вмешаться… вот только дальше происходит нечто странное: Моэги что-то говорит Хане, и у той на лице появляется знакомая маска клана Учиха.       Хана никогда не демонстрирует своей истинной силы. Не использует свои техники, не пользуется настоящей скоростью и со скрипом показывает, на что действительно способна. Но сейчас Хана выходит из себя.       Она исчезает из поля зрения, ускоряясь так, что даже Конохамару не в силах ее заметить. Сердце сжимается в нехорошем предчувствии… и девушка делает свой ход. Моэги быстра. Быстрее его самого и Удона. Но даже она не может уйти от ряда мощных атак. Хана не использует додзюцу, не использует техники. Она просто наносит удар и исчезает. И снова. И снова.       Когда после очередного удара Моэги падает на колени, Хана появляется прямо перед ней, касаясь лба соперницы и оставляя на нем печать. Конохамару и ребята пытаются подойти к ним и вмешаться, но Хана выставляет вперед руку, оглядывая своих зрителей.       В ее глазах бешеное пламя.       Он совсем забыл, кто она такая. Забыл про свет и тьму, про лезвие ножа, по которому Хана ходит.       — А теперь я расскажу тебе, что это за печать, — наигранно весело начинает Узумаки. — Шевельнешься — и твоя кровь закипит быстрее, чем тебе сможет помочь медик.       — Чокнутая! — зло шипит Моэги, и ее тело подрагивает от страха.       Конохамару в шоке наблюдает за разворачивающейся сценой, проклиная себя за бездействие. Он должен был вмешаться еще раньше.       Хана склоняется к Моэги, и глаза у нее пустые-пустые.       — Я — дочь психопата. Забыла?       Моэги едва заметно дергается, и Хана издевательски качает пальцем прямо у нее перед носом.       — Еще чуть-чуть, и твой череп будет собирать патологоанатом.       — Хана, — одновременно зовут ее Конохамару и Сарада.       Девушка медленно переводит на них взгляд, и холод в ее глазах обжигает до костей.       Я — дочь психопата.       Сейчас, как никогда раньше, это заметно.       Что же ты ей сказала, Моэги?       — Посиди так пару часов, я сделаю свои дела и вернусь. Будет тебе уроком. Не шевелись, — фыркает Хана и молниеносно исчезает из их поля зрения.       Конохамару моментально оказывается около Моэги. Подруга дрожит, и в ее глазах животный страх. Сарутоби и сам не в силах унять бешеное биение сердца, но делает глубокий вдох и раздает перепуганным детям указания дрожащим от напряжения голосом:       — Шикадай, беги к отцу, пусть выделит специалиста по фуин, Боруто, дуй в больницу, приведи медиков.       — Подождите!       Сарада выходит вперед, и в ее глазах горит шаринган. Учиха внимательно рассматривает печать и облегченно выдыхает.       — Что такое?       — Хана немного учила меня фуин, — начинает Сарада. — Эта печать связана со стихией огня, но это пустышка.       — В каком смысле пустышка? — спрашивает Моэги.       — Думаю, если Вы пошевельнетесь, Вас действительно кинет в жар, но реального вреда эта печать не причинит. В ней почти нет чакры. Она простенькая, даже я могу ее снять.       — Ты уверена? Может, я все же добегу до отца? — интересуется Шикадай, но Сарада уверенно кивает.       Прежде чем хоть кто-то успевает возразить, Учиха складывает несколько печатей, касается лба Моэги, и техника Ханы развеивается. Подруга облегченно падает, но Конохамару успевает ее подхватить и успокаивающе гладит по волосам.       — Разве в таких случаях не следует подавать отчет? — интересуется Чо-Чо.       Конохамару едва заметно качает головой.       — Схватка была оговорена как тренировочная, физические травмы не угрожают здоровью, реального вреда не причинено.       — Но ведь твоя кузина, Сарада, напугала нас всех до чертиков!       Сарада опускает взгляд, пожимая плечами.       — Это в ее стиле.       Конохамару еще секунду смотрит на юную Учиха, понимая, что она имеет в виду. Саске в свое время поклялся убить Хану, и, хотя они и помирились, это о многом говорит.       — Идите, ребята, тренировка окончена, — объявляет Конохамару, и дети, явно нехотя, расходятся.       Они остаются один на один с Моэги, он чувствует, что подруга перестает дрожать, и мягко отстраняет ее.       — Что произошло?       — А разве не было видно? Она слетела с катушек.       — Моэги, — устало выдыхает Конохамару, поднимаясь на ноги. — Мы ведь столько раз говорили с тобой об этом. Перестань ее цеплять.       Моэги молчит несколько мгновений, прежде чем взрывается:       — Сколько раз она должна тебя отшить, чтобы ты перестал ее защищать?!       — Я защищаю не ее! Ты хоть понимаешь, что в следующий раз печать будет не пустышкой, а реальной угрозой твоей жизни? Мы не знаем, на что она способна как в плане техник, так и в плане ее морального здоровья.       Подруга смущенно отводит взгляд, давая ему понять, что она не думала о таком.       — Что ты ей сказала?       Моэги поднимается на ноги и упрямо смотрит ему в глаза.       — Это только наше с ней дело.       Он понимает, что не добьется от нее большего, и разочарованно качает головой. В какой миг его жизнь изменилась так сильно? Лучшая подруга, обладающая взрывным, но веселым характером, превращается в злобную мегеру. Девушка, в которую он влюбился за то, что, несмотря на жизненные трудности, она осталась сильной и доброй, устраивает серьезные ссоры и пугает до смерти человека.       Сам того никогда не желая, Сарутоби попал прямо в центр дурацкого треугольника.       Это только наше с ней дело.       Смутные подозрения закрадываются ему в голову, но Конохамару отмахивается от них. Это было бы возможно, если только…       А ведь тетя Ханы умела исправлять воспоминания людей, Узумаки сама показала ему этот момент. Так что же на самом деле произошло месяц назад? ***       Они общаются с Шикамару больше часа. По личной просьбе Советника Хана опускает некоторые детали. Большинство сведений было добыто методами, противоречащими нормам шиноби.       — Ты уверена, что тебя не заметили?       Хана качает головой.       — С Настоятельницей никогда нельзя быть уверенной.       Шикамару хмуро кивает, снова кидая взгляд на ее отчет, состоящий из сухого набора координат.       — И все же, почему так резко? Ни с того, ни с сего ты просишь Наруто отпустить тебя из деревни для охоты. И действуешь не как куноичи Конохи, а так, как раньше. Почему такие перемены?       Хана ждала этого вопроса. Еще месяц назад ее спрашивал об этом Хокаге, но она была слишком взвинчена из-за покушения, ночи, проведенной с Конохамару, и своего проступка.       — Раньше я всегда действовала медленно и осторожно, считала, что Настоятельница не знает меня в лицо, не знает моих способностей. Но последние ее действия доказали обратное. В Конохе появились люди, которые мне дороги. Я не могла ждать.       — И все же ты могла бы добиться официальной миссии, пойти с командой для поддержки и прикрытия.       Могла бы. Но никто не одобрил бы психологических пыток, похищений и убийств в таких количествах. К тому же Хана была уверена, что в любой момент ее настигнет отдача, и она станет угрозой и для команды и для миссии.       Отдача так и не наступила, Хана все еще балансирует у края. Сегодня же ночью пойдет на оживленную улицу и опустит ментальные щиты. Судя по ее состоянию, отдача накроет ее буквально через несколько минут после этого.       — Хорошо, забудем. Надо организовать несколько отрядов, нанесем быстрые удары. Ты готова завтра же отправиться?       Вот черт…       Значит, придется еще потерпеть. Прошлая отдача отняла почти сутки, вряд ли эта займет всего пару часов.       Хана кивает, надеясь, что сможет завершить миссию и не сойти с ума. Эмоции ей уже почти не подчиняются.       И уже сегодня она чуть было не убила Моэги.       Этой женщине не стоило злить Хану. Узумаки не была против обычной тренировки, и все изменилось лишь после того, как Моэги тихо-тихо кое-что сказала.       Он целуется даже лучше, чем раньше.       Хана не должна была реагировать. Не должна была показывать, как сильно ее это задевает. Да, она ведь знала, что так и будет, но… ярость оказалась сильнее. Лишь в последний момент вместо реально опасной техники Хана поставила пустышку. И ушла, зная, что Сарада догадается, как снять печать.       — Я подберу команды, сегодня вечером отправлю тебе информацию с временем и составом. Будешь капитаном.       — Капитаном? А не рано ли?       — Ты имеешь ранг чунина, хотя, подозреваю, по силе ты намного выше. Ты лучше всех знаешь детали миссии, так что если справишься с командованием, то можно поговорить о повышении.       Узумаки все еще удивленно смотрит на Шикамару. Она не думала о повышении. Ее задачей является Настоятельница, а не карьерная лестница.       — Как Вам будет угодно.       И тут дверь распахивается, с громким стуком ударяясь об стену. Взмыленный мальчишка-чунин стоит в проходе, разглядывая их с ужасом в глазах.       — Господин Шикамару, Вас и госпожу Хану просят явиться на шестой полигон. Приказ господина Хокаге.       Хана вопросительно смотрит на Шикамару, но тот лишь пожимает плечами.       — Что случилось? — интересуется Нара, поднимаясь со своего места.       Мальчишка нервно облизывает губы.       — Сарада Учиха похищена.       Сердце пропускает удар.       Нет. Нет. Нет! Это невозможно!       Хана вскакивает со своего места, и чунин понимает это как сигнал к действию.       Вся троица покидает Резиденцию и мчится на полигон. Уже издалека Хана видит, как много там скопилось людей. Шиноби все пребывают и пребывают, но Узумаки моментально замечает свою цель.       Хокаге стоит чуть в стороне, общаясь с взбешенной Сакурой и Конохамару. Глава больницы что-то выкрикивает Наруто прямо в лицо, и Хана ужасно хочет последовать ее примеру.       Узумаки легко проходит сквозь толпу, освобождающую ей дорогу, молниеносно оказывается рядом с Хокаге, шепча тому прямо в лицо:       — Вы же обещали, черт возьми!       Она чувствует, как дрожит ее тело от ярости и страха за жизнь кузины, и понимает, что ее эмоции всем видны.       Плевать.       — Весь отряд АНБУ находился без сознания. Никто не помнит, как это произошло.       Хана чувствует себя так, будто ей только что влепили пощечину.       Она была взвинчена, поддалась собственным эмоциям и доверилась Хокаге в вопросе защиты Сарады. А сама сбежала на охоту, где дала выход накопившимся тёмным эмоциям.       И сама стала жертвой.       — Думаю, первые поисковые отряды можно послать прямо сейчас, — произносит Шикамару, выводя Хану из транса.       — Подождите, — тихо произносит она, обращая на себя внимание. — На очках Сарады стоит мой маячок. Шаринган сможет засечь его с расстояния в несколько сотен метров.       — Да, но ты одна столько не охватишь, — замечает Сакура.       Хана кивает, закатывает рукава рубашки, подцепляет бинты, позволяя им спокойно упасть с рук.       Когда ей доводится носить одежду без рукавов, как тот сарафан на задании, Узумаки часто использует маскировочную технику. Сейчас же в ней нет никакой нужды, и девушка позволяет четверым ее собеседникам исследовать печати, сплошь покрывающие ее предплечья.       — Лучше отойдите.       Ее слушаются.       Все еще находясь в странном трансе, Хана делает глубокий вдох, достает из сумки кунай, надрезая им большой палец, и складывает печати. Вязи рисунков на ее руках начинают светиться, и вскоре раздается громкий хлопок.       Сотни, тысячи воронов взлетают в небо. Даже шиноби, привыкшие к странностям, ахают от такого зрелища. Но Хана не дает себе времени насладиться их реакцией. Она снова складывает печати, и, одновременно с появлением шарингана, глаза воронов тоже вспыхивают красным.       Хокаге, Сакура, Шикамару и Конохамару смотрят на нее с плохо скрытым удивлением.       — Вороны полетят впереди, если найдут след, то дадут знать ближайшей к ним группе шиноби.       — Как долго ты сможешь удерживать технику? — интересуется Шикамару, разглядывая птиц, усевшихся прямо на траве.       — Сколько потребуется.       И Хана снова складывает печати в знакомую многим технику призыва.       Король Воронов огромен и величав. Он позволяет людям рассматривать свои раны и следы от когтей на клюве, а потом склоняет голову, позволяя Хане забраться на него.       Хокаге моментально раздает указания, и шиноби, сопровождаемые воронами, срываются с места. Хана кивает Сакуре, давая понять, что сделает все, чтобы вернуть Сараду, и взмывает в небо.       Проходит полчаса.       Час.       Три часа.       Связанная техникой со всеми птицами Хана знает, что результатов нет. Она в отчаянии трет уставшие глаза, замечает кровь на левой щеке и понимает, что осталось недолго. Ее запасы чакры еще позволяют держать связь с воронами, но она никогда раньше не использовала шаринган так много и так долго.       Хана проводит рукой по голове Короля, желая сказать ему, что надо вернуться, как взгляд цепляется за тонкий след чакры. Узумаки чуть хлопает огромную птицу по шее, направляя в нужную сторону и заставляя снизиться.       Когда след обрывается, Хана спрыгивает, приземляется прямо посреди чащи леса, оглядывая местность.       — Сарада?       Никто не откликается.       Она обходит чащу, прекрасно понимая, что след чакры обрывается именно здесь. Сердце в бешеном темпе бьется от страха, Хана облизывает пересохшие губы и раздвигает очередные кусты.       На ветке висят знакомые очки.       Дрожащей рукой Хана снимает их с ветки.       Она впустую потратила три часа. Сараду бы уже смогли найти иным способом, если бы Хана не попыталась взять все в свои руки.       Что ж, по крайней мере, они двигаются в этом направлении.       Узумаки убирает очки в карман, складывает печать, чтобы дать сигнал своим птицам вести всех к этому месту…       Вот только не успевает.       В следующий миг ее сознание накрывает темнота.