Реквием

      Хане кажется, что она закрывает глаза всего на мгновение, но, когда слышит голос, зовущий ее по имени, понимает, что прошло не менее часа. Узумаки чуть приоткрывает глаза, видит солнечный свет и вспышку розового и снова жмурится.       — Хана, ты меня слышишь? — спрашивает Сакура.       Боль разливается по левому боку, и Хана отчаянно пытается сделать вдох.       — Ребра?       Узумаки кивает, чувствует легкие прикосновения к раненному месту и шипит.       — Тише, сейчас станет легче.       Боль действительно стихает, и Хана, наконец, открывает глаза, сталкиваясь взглядом с родственницей. Ладони Сакуры светятся лечебным зеленым светом, но по напряжению, царящему на ее лице, понятно, что ситуация непростая.       — Тебе нужно в больницу.       — Не стоит, справлюсь, — Хана отталкивает протянутую к ней руку.       Но едва она пытается подняться, в глазах темнеет от сильной боли, и Узумаки застывает.       — Ладно, твоя взяла.       Сакура кивает, осторожно помогает Хане подняться и, принимая вес ее тела на себя, мощными прыжками добирается до госпиталя.       Вокруг сразу образовывается хаос. Сакура на ходу раздает команды, медсестры кидаются исполнять поручения, и Хана испытывает сильное раздражение из-за всего этого шума. Ее главным правилом по жизни было «не привлекай к себе внимание», а сейчас она в самом его центре.       — Я сейчас вколю тебе обезболивающее, скоро станет легче, — говорит Сакура, помогая Хане сесть на кушетку в палате.       — Никаких обезболивающих, — сквозь зубы шипит Узумаки.       — Хана…       — Никаких. Обезболивающих.       Сакура еще мгновение напряженно смотрит на Хану, выдыхает и разочарованно качает головой.       — Узумаки — самые отвратительные пациенты.       Хана хочет привычно пожать плечами, но вспоминает, что, скорее всего, потеряет сознание от боли, и сохраняет молчание. Она не может сказать, что сейчас ей очень нужны ее способности, а обезболивающие только замедлят их восстановление. И, пока Сакура колдует над ее ребрами, в голове у Ханы возникает вопрос.       — Как ты меня нашла? Саске сказал?       — Так это Саске тебя так отделал?       Черт.       Хана недовольно кривится и замолкает. Она и так дала Сакуре больше информации, чем хотела.       — Твой ворон меня привел, — сдается женщина.       — Сумрак?       — А у тебя их много? Чуть кофту мне не порвал, пока я за ним не последовала.       Узумаки ненадолго расслабляется, чувствуя укол вины. Сумрак вновь ей помог, а она отплатила ему неблагодарностью. Стоит купить ему лакомств.       Сакура фиксирует ее ребра и тянет ладонь к лицу, на что Хана инстинктивно отшатывается, перехватывая руку женщины.       — У тебя кровь на лице, видимо, от использования Мангеке. И огромный синяк, — тон у медика такой, будто с маленьким ребенком разговаривает. — Я должна его залечить и проверить, не пострадали ли от травмы твой мозг, нервы или глаза.       Хана поджимает губы и кивает, отпуская запястье Сакуры. Ей не хочется подпускать эту женщину так близко к своим глазам, особенно, когда сенситивные способности все еще не стабильны.       Рука Сакуры вспыхивает зеленым светом, и Узумаки прикрывает глаза, позволяя себе ненадолго расслабиться.       Итак, Саске вышел из себя. С одной стороны именно этого Хана и добивалась, а с другой… А с другой — он слишком силен. Раньше Узумаки считала себя достаточно быстрой и ловкой. Она победила сотни противников только за счет способности молниеносно уйти от атаки или же нанести ее. Но Саске? Ей определенно придется придумать что-то, чтобы замедлить его.       И все-таки Хана признается себе, что, если бы слухи, ходящие по миру о ее дядюшке были бы лживы, если бы он оказался слабее, она была бы разочарована.       Хана чувствует, что практически невесомые прикосновения к ее скуле прекращаются, и открывает глаза. Сакура методично записывает что-то на лист бумаги, закрепленный на планшете, беззвучно проговаривая слова. Если Хана активирует шаринган, то сможет прочитать по губам родственницы, но решает этого не делать.       — Много интересного узнала? — монотонно произносит Узумаки.       Сакура застывает, кидает взгляд исподлобья, выглядя при этом смущенной.       — Достаточно.       Хана видит беспокойство в глазах женщины, будто та думает, что Узумаки кинется на нее. Но тратить на нее энергию и рисковать повторным повреждением ребер — вовсе не в интересах Ханы.       — Я назначу тебе лекарства, периодически надо заходить сюда на контроль, основную травму я залечила, но ребра еще будут восстанавливаться несколько недель…       Их прерывает бесцеремонно распахнутая дверь. Хана видит мимолетно вспыхнувшую искру раздражения в глазах Сакуры, потухшую, когда стало ясно, кто их гость. Узумаки Наруто выглядит странно-напряженным, быстро кивает им в знак приветствия и произносит:       — Вы обе нужны мне. Следуйте за мной.       Не сговариваясь, Хана и Сакура переглядываются и следуют за уже покинувшим палату Хокаге.       Они выходят из больницы, прыжками, отзывающимися болью в грудной клетке Ханы, следуют к северным границам Конохи, где жилые кварталы сменяются закрытыми, явно военными, базами и полигонами. Кое-где Хана замечает печати на стенах. Некоторые из них взрывные, некоторые — для создания гендзюцу.       Перед ними появляется невысокое бетонное здание без окон, обнесенное забором с колючей проволокой. Хана скептично смотрит на огромное количество печатей на этом самом заборе и довольно хмыкает. Это здание не должно быть видно обычному человеку, но что такое иллюзия для человека с додзюцу?       Хокаге проводит их внутрь, ведет вниз по лестнице в подвал и петляет по мрачным серым коридорам. Хана на секунду думает о том, что если одна из лампочек замигает, то все станет похоже на фильм ужасов.       — Наруто, где мы? — спрашивает Сакура, поглядывая на шиноби-охранников, и Хана чувствует ее легкое беспокойство.       Хокаге кидает взгляд через плечо.       — Еще минуту, мы почти пришли.       Они спускаются еще на этаж ниже, заходят в первую же дверь и оказываются в больничной палате. Хана окидывает взглядом пищащие медицинские приборы, унылые бледно-зеленые стены, койку и опутанного трубками лысого человека. И чего ради ее сюда притащили?       Сакура подходит к приборам, хмурится, глядя на показатели.       — Что с ним?       Но Наруто, вместо того, чтобы ответить своей подруге, смотрит прямо в глаза Хане.       — Он один из тех людей, о которых ты говорила. Моэги и Удон поймали его при попытке похитить ребенка.       На мгновение Узумаки кажется, что даже звуки исчезают. Она потрясенно смотрит на Хокаге, а затем жадно всматривается в человека на кровати.       Ей редко удавалось настигнуть кого-то из тех сектантов. Они были неуловимы, как дым, и никогда не оставляли следов. Однажды, девушка, которую Хана поймала, рассекла себе лезвием горло, лишь бы не выдать тайн своей Настоятельницы.       Хана чуть наклоняет голову и внимательней смотрит на лысого мужчину. Шиноби его не тронули бы, он нужен им живой и в сознании.       — Как он попытался покончить с собой?       Она ловит на себе удовлетворенный взгляд Хокаге.       — Яд. Капсула была вшита в щеку. Еле откачали.       Хана кивает и наблюдает за тем, как Сакура проводит осмотр. И все же, зачем она здесь? Узумаки задает этот вопрос вслух, и Наруто кивает на пациента.       — Он может не прийти в сознание, а наши специалисты не могут проникнуть в его разум. На его виске печать, а еще одна на языке.       Сакура отходит в сторону, освобождая место Хане, и девушка благодарно кивает в ответ. Она склоняется над мужчиной, внимательно рассматривает его висок, поджимая губы. Печать на крови, значит, ее навыки тут бесполезны. Кто-то сильный и по-настоящему разбирающийся в фуин состоит на службе у этих сектантов.       Это ж надо, группа, выступающая против шиноби, их же и использует.       Что-то приковывает ее взгляд, и Хана наклоняется чуть ниже.       Нет. Нет. Нет!       Она резко отскакивает от койки, практически не замечая вспыхнувшей в грудной клетке боли. Это не может быть правдой. Сердце бьется быстро-быстро, и ладони становятся влажными.       Кто-то касается ее локтя, и Узумаки резко поворачивается, только сейчас вспомнив, что в палате она не одна.       — Что случилось? — Наруто смотрит на нее обеспокоенно, чуть хмурится и опускает руку.       Во рту у Ханы пересыхает, и она едва может выдавить из себя слова:       — Бумагу и ручку.       В прикроватной тумбочке Сакура быстро находит искомое, протягивает Хане, и та падает на колени, прямо на пол, быстро рисуя две идентичные с виду печати. Ровные, с детства отточенные линии моментально проступают на бумаге, и Узумаки чуть отклоняется назад, позволяя Сакуре и Наруто рассмотреть то, что она нарисовала.       — Это — печать, которая удерживает от вторжения в сознание. — Хана указывает на левый рисунок. — Таков ее стандартный вид. А вторая — это моя печать.       — Но они идентичны, — недоуменно бормочет Хокаге.       Хана кивает.       — Есть лишь одна маленькая деталь, которая их отличает, — Хана делает небольшую паузу, собираясь с мыслями, и указывает в центр второй печати. — Вот здесь есть небольшой символ, его можно и не заметить, если не знать, куда смотреть.       — И что он делает? — вступает Сакура, разглядывая крошечную, похожую на язык пламени деталь.       — Ничего. Это визитная карточка, — ее голос чуть дрожит, и Хана ненавидит себя за такую слабость. — Задолго до моего рождения тетя Ли придумала добавлять на все свои печати этот символ, он не несет в себе никакой силы, просто дает понять, кто автор. Я переняла от нее эту привычку.       Она замолкает на мгновение, за которое Наруто и Сакура должны понять, к чему Хана ведет. В конце концов, не зря же они занимают такие высокие посты в Деревне.       — На его печати есть этот символ?       Хана боится, что голос ее подведет и просто кивает в ответ на вопрос Хокаге. Давние друзья шепотом переговариваются, но Узумаки, даже не прислушиваясь, знает тему их разговора. Она сама подумала именно об этом. Тетя Ли работала на этих людей, работала на Настоятельницу.       Нет, черт возьми!       Хана резко поднимается на ноги и зло смотрит на бессознательного мужчину. Кто-то просто увидел печать, нашел способ ее скопировать и не более. Как может Хана — именно она из всех людей! — сомневаться в своей тетушке?       — Если Узумаки Ли работала на них, кто знает, как еще они могут быть защищены? — слышится бормотание Сакуры.       Хана резко поворачивается к собеседникам и рявкает:       — Нет! Тетя этого бы не сделала!       — Хана, — успокаивающим тоном произносит Сакура.       Ее тошнит от их сочувствующих взглядов.       — Я могу доказать, что тетя здесь не при чем.       Наруто и Сакура переглядываются, и Хокаге спрашивает:       — Как? Ведь это печать на крови.       — Когда я показывала свою печать, я не все Вам рассказала, — Хана неловко отводит взгляд.       — То есть соврала?       — Предпочитаю выражение «умолчала о деталях», — на это заявление ее собеседники закатывают глаза. — Подобную печать может снять не только тот, кто ее выполнил, но и его кровный родственник.       После секундного молчания Наруто произносит:       — То есть ты можешь снять свою печать?       — Свою — да, а эту не смогу.       Хокаге удовлетворенно кивает и отступает в сторону, позволяя Хане вновь пройти к пациенту. Она прокусывает большой палец, позволяя капле крови проступить на коже, и молниеносно складывает печати. Проведя пальцем по виску мужчины, Хана оставляет на нем след и замирает в ожидании.       Мгновение ничего не происходит.       А потом печать исчезает. ***       Наруто едва успевает подхватить покачнувшуюся девушку под руку. И ему не нужно видеть результат, чтобы понять, что печать снята.       Хана качает головой, и Наруто искренне жаль ее. Каково ей сейчас осознавать предательство дорогого человека? И что толкнуло Ли на подобное? Смерть сестры? Необходимость скрываться?       — Хана? — он накрывает руку девушки своей.       И, внезапно, его дыхание перехватывает. Он чувствует. Потрясение накрывает его стремительной волной. Наруто дышит очень быстро, пытаясь скинуть с себя чужеродные эмоции.       Хана сказала, что не умеет управлять людьми, но, что если она опять «умолчала о деталях»? Потому что сейчас все, что Наруто хочет делать, это защитить девушку от беды. Это желание пришло вместе с потрясением — передалось от Ханы.       Защитить ее. Помочь ей. Служить ей.       Нет, не похоже, что она умеет это контролировать. Хана сейчас не в том состоянии, чтобы ясно мыслить. Но, видимо, именно так Узумаки Ли подчиняла себе людей, заставляла их проникнуться ею.       Усилием воли Наруто убирает свою руку, разрывая тактильный контакт, и постепенно буря в его душе унимается.       — Хана, — осторожно начинает Сакура, но девушка, отчаянно качая головой, выскакивает из палаты.       Сакура явно собирается за ней, но Наруто преграждает ей путь.       — Оставь ее, ей нужно побыть одной.       — Она не выйдет из здания, здесь же все запутанно.       — Не более чем иллюзия, я видел, что она их все раскусила. Охрана ее выпустит.       Сакура рассеянно кивает и возвращается к пациенту. Ее руки вспыхивают знакомым зеленым светом.       Что это был за порыв? Зачем Сакура хотела последовать за Ханой? Неужели она тоже находилась под влиянием особого дара девушки?       Чуть нахмурившись, Наруто наблюдает за подругой. В семье Учиха, насколько он знал, отношения сейчас напряженные. В особенности между Саске и Ханой. Так почему же первым порывом Сакуры было утешить племянницу?       — Как он?       — Яд вывели, — монотонно говорит Сакура, не поднимая головы. — Но он успел сильно повредить организму. Лучше извлечь его воспоминания как можно скорее.       Наруто кивает, запоздало вспоминая, что подруга не сможет увидеть его ответ.       — Зачем ты пошла за Ханой?       Он почти готов услышать, что подруга не знает ответ, что почувствовала острую необходимость помочь девушке, как чувствовал он сам. Не отрываясь от работы, Сакура кидает взгляд через плечо.       — Она потерянный ребенок, который только что узнал о предательстве. Я же не чудовище.       Буквально пару часов назад Саске намекнул, что у Ханы далеко не самые благие цели в отношении Сарады. И разве Сакура не должна в таком случае опасаться? Недолюбливать ее?       Наруто качает головой, думая о том, что никогда не поймет это семейство. ***       На полигоне пусто.       Сарада специально выбирает для своих тренировок именно это место — здесь всегда тихо и нет людей на многие метры вокруг. Никто не хочет очутиться на том месте, где когда-то стоял квартал, принадлежавший ее уничтоженному клану.       После разрушения Конохи восстанавливать пустующие дома было бессмысленно и расточительно, и на их месте появился тренировочный полигон, абсолютно не пользующийся популярностью.       Сараде очень нравится думать, что это ее личное укрытие от остального мира. Конечно, она могла провести этот вечер иначе — Чо-Чо и Боруто в два голоса зазывали ее в кино на премьеру нового боевика. И, хотя фильм обещал быть интересным, Сарада совсем не хотела находиться среди друзей.       Она привычно размещает на столбах мишени, разминает плечи и руки, одновременно обдумывая, какие удары сегодня отработать. Сарада достает из набедренной сумки парочку сюрикенов, но даже не успевает их метнуть — мимо нее пролетают четыре звездочки, поражая все цели.       Резко разворачиваясь, Сарада сталкивается взглядом с Ханой и испытывает острое чувство дежа вю.       — Может, в следующий раз мне повесить больше мишеней, чтобы хотя бы одну ты оставила мне?       Хана не отвечает на ее ехидство, только безразлично пожимает плечами. Что-то в ее кузине не так, но Сарада не может понять, что именно. Может, дело в холоде в ее глазах?       — Плохой день? — кидает девочка, подходя к столбам и вытаскивая из них сюрикены.       — Ты себе даже не представляешь.       Сарада смотрит на кузину, неловко усаживающуюся на траву, и мучительно долго подбирает ответ. Она никогда не любила светские беседы и пустую болтовню, не умела разговаривать по душам и поддерживать людей. Что она может сделать сейчас?       — Ты меня не боишься? — Хана опасно щурит глаза, но почему-то Сараде кажется, что она пытается испугать из спортивного интереса. Ей будто абсолютно плевать, что происходит вокруг, что ответит Учиха.       Сарада качает головой, подходит к девушке и усаживается рядом, чувствуя слабый запах алкоголя. Странное поведение Ханы становится понятнее.       — Почему? Я угрожала тебе.       Да, отец подробно рассказал Сараде о том, как Учиха на протяжении столетий вырывали друг другу глаза для сохранения зрения и что Хана явилась именно для этого. Но мама учила девочку подмечать мелкие детали, связанные со здоровьем. Хана не щурится, чтобы разглядеть объекты вдалеке, не натыкается на предметы и ходит ровно. Если ее зрение и падает, то совсем незначительно.       — Если бы ты хотела меня убить, то убила еще в прошлый раз. Ты зачем-то хочешь взбесить отца, и угрозы мне — лишь средство достижения цели.       Хана хмыкает, будто довольна тем, что услышала, но глаза у нее все еще пугающе-пустые.       — Тогда ты умнее своего отца.       Теперь уже хмыкает Сарада, полностью подражая Узумаки. Кузины переглядываются, и впервые за их встречу в глазах Ханы появляется эмоция. Она откидывает голову назад и смеется, заражая своим смехом и Сараду.       — Знаешь, я рада, что ты появилась, — говорит Учиха, осознавая, что это абсолютная правда.       Хана вскидывает левую бровь и качает головой.       — Я — неуравновешенная стерва со склонностью к алкоголизму. Чему ты радуешься?       — Тому, что у меня появилась сестра.       Лицо Ханы забавно застывает, будто до этого момента она вовсе и задумывалась о том, что они действительно родственницы. Возможно, думает девочка, так оно и есть. Для Ханы существовала лишь ее тетя, для Сарады — мама. Они не так уж и отличаются.       Неловкое молчание затягивается, и Сарада хлопает по своим коленям.       — Научишь меня еще чему-нибудь?       Хана удивленно хлопает глазами, будто еще не до конца пришла в себя от прошлой фразы.       — Чему я могу тебя научить?       — Фуин. Ты же в этом сильна, верно?       Хана кивает и хмурится, и что-то подсказывает Учиха, что ответ будет отрицательным. Хана не зря носит именно фамилию Узумаки, а мастера фуин из Деревни Водоворота, насколько знает Сарада, не делились своими тайнами.       — Какие у тебя стихии?       — Огонь и молния.       Хана удовлетворенно кивает.       — Я могу научить тебя одной технике, ее придумала моя тетя, — голос почему-то подводит девушку. — Я сама ею не владею, но знаю, как ее исполнить.       — Сильная техника?       — Очень. Но взамен ты научишь меня одному дзюцу.       Сарада прикусывает нижнюю губу. Что она может предложить? Она задает этот вопрос вслух и получает до жути очевидный ответ:       — Техника Великого Огненного Шара.       Техника клана Учиха. Техника, принадлежащая Хане по праву рождения. И Сарада кивает, соглашаясь на эту честную сделку.       — Вот только мне кажется, если отец заметит нас рядом, то тебе не поздоровится. Хана криво улыбается, потирая грудную клетку, и кивает. Что-то явно произошло между ее отцом и сестрой. Но что?       — Значит, надо придумать, как встречаться тайно.       — Отец часто пропадает. Обедает с Господином Седьмым, уходит по другим делам. Можно встречаться здесь, когда он занят, — Сарада задумчиво рассматривает собственные ногти. — Но не будешь же ты караулить здесь?       Хана снова кивает, и на миг Учиха кажется, что та и вовсе ее не слушает, но потом кузина оживает, окидывает ее взглядом с головы до ног и произносит:       — Дай мне свои очки.       — Очки? Зачем?       — Не бойся, не сломаю, — фыркает Узумаки, протягивая руку.       Сарада колеблется, но все же снимает очки и отдает Хане. Та складывает несколько печатей, и на внутренней стороне дужки появляется вязь символов.       — Что это?       — Маячок. Оставляет тонкий след чакры, по которому я смогу тебя найти.       Активируя шаринган, Учиха смотрит на эту печать и удивленно ахает. Она даже представить себе не могла, сколько чакры заточено внутри.       — Но тебе же все равно придется находиться неподалеку, чтобы шаринган засек этот след.       Хана непринужденно закатывает рукава своей черной рубашки, разматывает бинты, скрывающие ее предплечья, и Сарада с удивлением видит множество маленьких, связанных между собой печатей.       — Это, — начинает Хана, демонстрируя руки со всех сторон. — Моя поисковая техника. Поверь, Сарада, теперь я найду тебя где угодно.       Они шутливо жмут друг другу руки, и Сарада думает, что, наверное, сошла с ума, раз заводит дружбу с той, от кого ей велят держаться подальше.