Реквием

      Ханы нет уже почти сутки, и Ли начинает сходить с ума от беспокойства. Конечно, ее племяннице уже девятнадцать, она сильная и смелая девушка, и бояться стоит за того, кто встанет у нее на пути, но сердцу, как говорится, не прикажешь. Ли с ненавистью смотрит на густой туман за окном и рассеянно потирает побаливающие кисти рук.       Она никогда не думала, что в сорок восемь лет ее одолеет артрит.       Пустым взглядом Узумаки скользит по голым стенам очередного временного жилища. Она жутко устала. Двадцать лет в бегах сильно ее подкосили. Ей эгоистично хочется поселиться в домике у моря, копаться в саду и пить вино каждый вечер, глядя на закат.       И никогда не знать о проклятом клане Учиха.       Ли провела годы, собирая крупицы информации об этом клане, но за пределами Страны Огня было тяжело добыть хоть что-то стоящее. А на родину Учиха Ли соваться не желала, да и Хана за последние годы сильно изменила свое отношение к поискам Саске. Племянница не хотела быть найденной, и Ли ее в этом поддерживала.       Ли действительно беспокоится за Хану, но иногда…иногда она по-настоящему боится племянницу. Порой Ли позволяет себе проникнуть в чувства Ханы, и каждый раз женщина натыкается на растущую тьму. И она не знает, откуда та взялась.       Хана возвращается лишь через час, и в глазах у нее бешенство. Она скидывает в прихожей мокрый плащ и трясет зажатой в руке папкой.       — Пять пропавших детей за последние три месяца в двух соседних деревнях! И это только известные!       Ли поправляет покрывало на диване, стараясь не смотреть на племянницу.       — Почему ты молчишь? — возмущается Хана.       — А что я должна сказать? Это дело полиции. Или шиноби.       — Но им плевать! — Хана взмахивает руками. — Всем плевать!       Иногда Ли мечтает о том, чтобы Хана унаследовала кроткую и тихую натуру матери или взбалмошный характер своей неугомонной тетушки. Но из года в год Хана менялась, становясь абсолютно непохожей ни на кого из клана Узумаки.       — И что ты предлагаешь? — злится Ли.       Хана пожимает плечами.       — Заняться этим делом самим.       — Нет! Ни за что!       — Что в этом такого?! Чего ты так боишься?       О, Ли могла бы ответить на этот вопрос тысячей разных способов. За эти годы она стала бояться даже собственной тени.       — Это не наше дело. Как я уже сказала, пусть этим занимаются шиноби, — выдыхая, произносит Ли и уходит на кухню.       Чайник свистит уже минуту, и Узумаки снимает его с огня, пустым взглядом следя за поднимающимся вверх паром. Может, зря она обучала Хану? Помогала ей стать сильнее, ловчее и быстрее? Вместе с силой в Хане росла и потребность использовать ее.       Хана заходит в комнату и облокачивается об дверной косяк.       — Мы сильнее любого среднестатистического шиноби.       — Это не значит, что мы должны соваться в опасные дела.       — Но остальным плевать! Мы видели такие похищения в Стране Медведей, в Странах Рек, Птиц и Лесов, и никто не хочет с этим разбираться. Великой Пятерке нет дела до бедных, малоразвитых стран, — она подходит к Ли. — Это дети. У них вся жизнь впереди, но никто не станет их спасать.       Мягко касаясь щеки племянницы, Ли поджимает губы. В Хане всегда было обострено это странное желание защищать невинных, оно может сыграть с ней злую шутку.       — Не знаю, с чего начать поиски, — признается Ли.       Хана издает счастливый писк, подлетает к тете, обнимая ее за талию.       — Зато я знаю. ***       Сарада никогда не считала себя выдающейся.       Она — обладательница достаточно заурядной внешности, которую можно назвать лишь «миловидной». Особенно сильно сей факт удручает, когда Учиха вспоминает о рассказах матери о юности ее отца. За Саске всегда толпами бегали влюбленные в него девушки (даже тетя Ино, которую Сарада не могла представить иначе, чем без памяти любящей дядю Сая).       Не получила Сарада и огромной силы своих родителей. Ее контроль над чакрой не был таким идеальным, как у матери, огненные техники не имели столь поражающий урон, как у ее отца. И шаринган она осваивала ужасно медленно.       К двенадцати годам Учиха казалась себе посредственной куноичи, которой вряд ли предстоит повторить успех своих родителей или Пятой Хокаге — первой женщины на этом посту.       Сарада уныло смотрит на книжку в своих руках. О да, только она могла додуматься притащить на тренировочный полигон учебник, Боруто бы ее засмеял. Учиха внимательно перечитывает параграф, встает с земли, отряхивая одежду от налипшей травы, и достает из набедренной сумки сюрикены.       Перед ней четыре мишени. Три из них достаточно просты, на разных расстояниях и высоте, но достать их будет не трудно. А вот четвертая висит под таким углом, что Сарада никак не может ее поразить. В учебнике подробно описаны вычисления, и девочка знает, что для достижения этой цели ей необходимо выпустить два сюрикена — один ударом перенаправит другой по нужной траектории.       Она встает в правильную позицию, легко попадает в три мишени и безбожно мажет по четвертой. Сюрикен улетает в абсолютно противоположную сторону. Учиха недовольно хмурится, смотрит на вычисления в учебнике и зло сжимает свободную руку в кулак. Она же лучшая на курсе, особенно в метании, так почему ничего не выходит?       После третьей попытки Сарада всерьез думает, что это невыполнимо. Она опускает руки, отшвыривая в сторону надоевшую книжку и вздрагивает, когда над ее головой пролетают два сюрикена. Они сталкиваются в воздухе, разлетаются в разные стороны, и один попадает четко в центр мишени. Сарада резко оборачивается, сталкиваясь взглядом с незнакомкой.       Таких, как эта девушка, еще в детстве называют маленькими принцессами. Вот уж кто точно не испытывал недостатка в поклонниках. У незнакомки смуглая кожа без единого изъяна, большие синие глаза, обрамленные длинными ресницами, и густые черные волосы, волнами ниспадающие до ягодиц. Она похожа на модель, рекламирующую купальники, из того глупого журнала, что Боруто как-то притащил на занятие по ниндзюцу.       — Как ты это сделала? — недовольно ворчит Учиха.       Девушка лениво облокачивается об дерево и спокойно смотрит на Сараду.       — Ты слишком много думаешь, — она пробегается взглядом по девочке с ног до головы. — И у тебя глупая поза.       — Нас так учили! — Сарада чувствует, как кровь приливает к щекам.       Девушка пожимает плечами и из того же положения, крайне неудобного и неправильного, выкидывает левой рукой еще два сюрикена. И снова мишень оказывается пораженной.       — В бою никто не будет стоять неподвижно и ждать, пока ты примешь позу и рассчитаешь угол для атаки.       Ее лицо буквально горит от возмущения и горького осознания собственного бессилия.       — Учебники написали умные люди.       — Сильные ниндзя не пишут учебники, — девушка закатывает глаза.       Сарада знает, что незнакомка права, но ничего не может с собой поделать. По большому счету всем было плевать на нее. Мама растила ее одна и много работала, отца никогда не было рядом, а сверстники вызывали только раздражение. Сарада всегда обучалась по книгам, в надежде однажды доказать всем и каждому, что ей вовсе не нужна была их помощь. Отчасти отсюда и пошла ее мечта стать Хокаге.       — Покажи еще раз.       — А ты сможешь понять с третьей попытки? — девушка вопросительно выгибает левую бровь.       Сараде не нравится ее насмешливый тон, но она ничего об этом не говорит.       — Смогу, — кивает она и активирует шаринган.       В синих глазах собеседницы загорается интерес, она легко отталкивается от дерева и чуть наклоняется вперед, рассматривая додзюцу.       — Так-так, — протягивает девушка. — Ты — дочка Саске?       — Сарада, — быстро поправляет Учиха.       Девушка довольно кивает, выпрямляется и вновь выкидывает два сюрикена. Сарада внимательно следит за этим действием, достает из сумки новый комплект оружия и повторяет маневр. Теперь она попадает четко в цель, и Сарада любуется делом своих рук.       — До скорой встречи, Сарада, — негромко произносит незнакомка и, когда Учиха оборачивается, исчезает. ***       Ближе к вечеру на улице становится невыносимо душно. Близится гроза, и жители Конохи уже мечтают о ее наступлении. Уж лучше проливной дождь и сверкающие молнии, чем духота, не оставляющая ни капли воздуха.       У Наруто ужасно болит голова. Вот только у него еще целая гора нерешенных вопросов, и домой Хокаге уйдет еще только часа через три.       Шикамару врывается внезапно. Друг выглядит обеспокоенным, что в принципе случается достаточно редко, и Наруто откладывает в сторону недочитанное прошение.       — Что случилось?       — Надо поговорить с Ханой.       — Что опять не так? — устало выдыхает Наруто и потирает глаза.       Шикамару протягивает ему папку с делом.       — Помнишь, почти два года назад мы занимались расследованием серии похищений детей?       — Когда подозревали Орочимару, — кивает Узумаки.       — Тогда посланная команда вышла на убежище похитителей в Стране Молнии и, совместно с командой, посланной Райкаге, они пытались устроить облаву.       — Но там было уже пусто.       — Не просто пусто — сожжено дотла. И очевидцы говорили, что здание горело черным пламенем. Мы спрашивали Саске, но тот сказал, что это не его работа, — Шикамару прикуривает, и Наруто чуть морщится от новой вспышки боли, принесенной этим запахом. — Мы подумали, что в показаниях ошибка.       — Но теперь мы знаем, что есть еще один Учиха, — понимает Наруто. — Значит, у Ханы пробудился Мангеке.       — Думаю, это нужно уточнить у нее самой. Но если это правда, если в показаниях нет ошибки, и Хана действительно уничтожила это убежище, нам нужна информация от нее. Это дело не закрыто, недавно пришло сообщение с границы между нашей Страной и Страной Ветра. В небольшой деревне пропал мальчик семи лет.       Наруто согласно кивает и смотрит на часы. Еще только восемь вечера, он вполне может поговорить с Ханой. Он отдает приказ привести к нему девушку и вспоминает слова Ханы о ее тете.       Она похоронена на побережье Страны Молний.       Хана приходит через двадцать минут, настороженно смотрит на Хокаге и его советника и коротко здоровается. Она выглядит чуть ли не больной, но Узумаки решает, что сейчас не лучшее время для вопросов о здоровье. Наруто жестом приглашает ее сесть и протягивает фотографию сожженного убежища. Девушка спокойно смотрит на снимок, но Наруто подмечает, как сбилось ее дыхание.       — Твоя работа?       Хана еще мгновение смотрит на фотографию, переводит взгляд на Наруто и кивает.       — Ты ведь понимаешь, что это самосуд? Преступление. Ты помешала расследованию, — бросает Шикамару.       Хана кривит губы в усмешке.       — Так вы позвали меня за этим? Чтобы пожурить?       — Зачем ты напала на это место?       Девушка, казалось, игнорирует этот вопрос, снова переводит взгляд на снимок и тяжело выдыхает.       — Они похищали детей. Что еще я должна была делать? Остаться в стороне?       За окном молния на миг освещает небо, и гром заставляет всех в кабинете вздрогнуть. Долгожданный ливень сильно шумит, неся спасительную прохладу. Наруто делает глубокий вдох, надеясь, что головная боль скоро ослабнет.       — Расскажи все, что знаешь про этих людей.       Хана откладывает фотографию на стол и откидывается на спинку кресла.       — Большая группа, много разных убежищ, разбросанных по мелким Странам. Лидер прячется в тени, основная масса даже не знает ее в лицо.       — Ее? — переспрашивает Наруто.       — Они зовут ее Настоятельница. А вся группа считает себя последователями учения.       — Какого учения?       — «Мир без шиноби», — насмешливо кидает Хана.       Наруто и Шикамару переглядываются. Это не первая подобная организация, желающая гибели всей системе ниндзя. Но первая, что похищает детей. Зачем им это? Шикамару задает свой вопрос вслух.       — Они ставят эксперименты, пытаются вывести какую-то вакцину.       Шикамару крутит в руках сигарету, трет переносицу и тихо говорит:       — Мы не нашли ни одного тела ребенка, но, раз уж их цель уничтожение шиноби как вида, возможно, они пытаются уничтожить чакру.       В кабинете воцаряется тишина, нарушаемая лишь шумом дождя. Наруто не знает, возможно ли изобрести нечто, что сможет положить конец чакре. Но даже если этого не произойдет, эта группа опасна. Скольких детей они погубили? Сколько еще погубят?       — Давно ты знаешь о них? — Шикамару вновь закуривает, и Хана молча протягивает ему руку.       Нара дает ей сигарету, помогает прикурить, и Хана выдыхает белесый дым, снова откидываясь на спинку кресла.       — Четыре года назад в Стране Болот мы впервые о них услышали. Выполняли небольшое задание, когда узнали об исчезновении двух детей. Тогда мы с тетей не придали этому значение, но чем больше мы путешествовали, тем чаще встречали подобные случаи.       — Они существуют дольше, чем мы думали, — тихо замечает Наруто.       Хана безразлично пожимает плечами и переводит взгляд на пейзаж за окном.       — Нам будут нужны твои сведения об этой организации, — добавляет Шикамару, и Хана согласно кивает.       Наруто смотрит на свою дальнюю родственницу и не знает, что он испытывает. Восхищение? Или недоверие? Как так получилось, что она оказалась замешана в этом расследовании, да еще и гораздо дольше, чем любая из Деревень Великой Пятерки? Ведь впервые они услышали об этих похищениях от Камня года два назад.       — Твоя тетя ведь умерла при этой облаве? — осторожно интересуется Шикамару.       Голос друга заставляет Наруто вздрогнуть. Но Хана, на первый взгляд, и вовсе остается безучастной. Она еще секунду смотрит на дождь, переводит взгляд на Шикамару и кивает.       — Да, они думали, что мы посланы Райкаге, и устроили засаду. Тетя попала в ловушку.       — И ты сожгла там все пламенем Аматэрасу.       Это не было вопросом, но Хана все равно кивает, и в ее глазах загорается Мангеке Шаринган. Рисунок похож на черный цветок с тремя плавными, изогнутыми лепестками. Девушка моргает, и ее глаза снова становятся синими.       — Напиши отчет, — бросает ей Шикамару.       Хана снова кивает и уходит. ***       Эта Деревня давит и душит, а человеческие эмоции становятся невыносимыми. У Ханы постоянно болит голова, от переизбытка чужих чувств сильно тошнит, так что кусок в горло не лезет, и теперь еще накатила слабость. Узумаки выходит из Резиденции Хокаге, подставляет лицо холодным каплям и блаженно выдыхает.       Дождь загнал людей по домам, улицы опустели, и Хана раскидывает руки в разные стороны, чувствуя покой и свободу.       Она не ела уже два дня, не спала почти сутки и совсем не хотела знать, как она сейчас выглядит. Ей хочется отказаться от своего плана, собрать свои вещи и скрыться куда-нибудь подальше от этой огромной Деревни.       Рубашка липнет к телу, и по коже пробегают мурашки. Хана тянет в счастливой улыбке губы и кружится на месте.       Она чувствует чужое веселье совсем рядом, останавливается и резко смотрит в ту сторону. Конохамару стоит под козырьком крыши и с улыбкой наблюдает за Ханой. Она отвешивает ему шутливый поклон.       Они не виделись уже пару дней, и Хана немного скучала по его обществу. Конохамару — единственный, кто приветлив с ней, с кем можно хоть немного поговорить, и Хана рада снова увидеть его.       Узумаки прыжком подбирается к мужчине, но не заходит под козырек, оставаясь под прохладными каплями дождя.       — Боитесь намокнуть, господин шпион?       — А вы, как я посмотрю, обожаете дождь, — улыбается он.       Хана пожимает плечами.       — Я люблю снег, но летом и дождь вполне неплох.       Она убирает с лица прилипшие пряди волос, откидывает всю гриву за спину и становится под козырек.       — Как на счет того, чтобы убраться куда-нибудь в более уединенное место?       Хана удивленно хлопает глазами, привычно прислушивается к эмоциям мужчины, но не видит никакого подвоха. Он спокоен, собран, чуть веселится, но ничего более. Легкая вспышка тошноты портит Хане настроение, и девушка понимает, что ее организм больше не может выдерживать такую нагрузку. Она кивает, и Конохамару берет ее под локоть, с помощью техники перенося их в другое место.       Вокруг лес, река и шум дождя. Конохамару перенес их в беседку, расположенную на берегу реки, и Хана с удовлетворением чувствует, что они действительно одни.       — Тебе тяжело быть постоянно среди людей?       Хана хитро прищуривается и журит его пальцем.       — Моя очередь задавать вопросы.       Конохамару примирительно поднимает руки вверх.       — И у тебя есть вопросы?       Они, не сговариваясь, присаживаются рядом друг с другом на скамейку в беседке, и Хана снова переводит взгляд на капли воды, барабанящие по поверхности реки. Молния снова освещает небосвод, и девушка делает глубокий вдох.       — Кто та девушка с фотографии? В твоем кошельке.       Он явно хочет как-нибудь отшутиться, Хана видит это по его лицу, даже не пытаясь прочесть его эмоции. Однако у них был уговор, и Конохамару едва заметно улыбается.       — Это Мираи. Моя кузина.       — О.       — О? И что значит это «О»? — смеется Конохамару, за что получает достаточно болезненный тычок в бок.       — Ничего не значит, — улыбается девушка. — У тебя большая семья?       — Только Мираи и ее мама.       — Мне жаль.       Конохамару пожимает плечами.       — Вряд ли тебе стоит говорить об этом. Ты тоже росла сиротой.       — У меня была тетя, она заменила мне мать.       — А у меня дедушка и дядя, а потом и Куренай стала присматривать за мной.       Это был очень неподходящий момент, но именно сейчас желудок Ханы громко урчит. Двухдневное отсутствие пищи, наконец, дает о себе знать. Хана смущенно улыбается и качает головой.       — Почему не сказала, что голодная? Пойдем перекусим.       Хана улыбается и кладет голову на плечо мужчине, чувствуя, как его смущение опаляет кожу.       — Я хочу еще побыть здесь. Тут очень спокойно, — выдыхает она. — Ты хороший человек, Конохамару.       Головная боль отступает, уступая месту темным, неприятным эмоциям. Это «отдача», побочный эффект от перенапряжения сенситивных способностей, и Хана внутренне сжимается перед грядущей бурей. Она вполне может натворить дел, а посему Конохамару лучше уйти, пока она не слетела с катушек.       — Ты тоже хороший человек.       Хана издает смешок, из последних сил оттягивая «отдачу». Не стоило ей приходить в такой большой населенный пункт, не стоило оставаться здесь жить. В последние дни чужие эмоции почти полностью подчинили ее, а теперь и свои собственные сойдут с ума.       — Ты меня не знаешь, — она выпрямляется, рассеянно проводит ладонью по щеке.       — Тогда расскажи мне.       Он именно такой отвратительно-положительный, каким кажется. Он общается с Ханой не потому, что ему сказали разузнать о ней, ему интересно ее прошлое не потому, что она внебрачная дочь Итачи Учиха. Конохамару почему-то действительно желает понять ее, и Хана не знает, что чувствует по этому поводу.       — Я тебе покажу, — тихо произносит Хана.       Она видит свое отражение в его глазах, видит, как вспыхивают красным светом ее глаза, и понимает, что томоэ в ее радужке сливаются в черный цветок.       Хана боится показать ему свое прошлое. И ненавидит себя за этот страх.       Конохамару кивает и смотрит ей прямо в глаза, и Хана, скрепя сердце, втягивает его к себе в голову.