Реквием

      Вокруг него — черный вихрь.       Его все засасывает в эту воронку, и Саске хочет уже вырваться из этой иллюзии. Но внезапно вокруг него вырастают деревянные стены, мягкие диваны с обшарпанной обивкой и небольшой обеденный стол. Саске бегло окидывает взглядом обстановку и терпеливо ждет продолжения.       В комнату заходят две девочки. В одной из них Учиха узнает Хану, ей на вид лет десять, длинные волосы заплетены в толстую косу и перекинуты через плечо. Дети о чем-то общаются, хихикают, и Саске не понимает, почему он должен на это смотреть. Он следит за Ханой, ее поведением и взглядами, и вдруг осознает: вторая девочка, одетая в выцветшее синее платье — друг. Возможно, первый и единственный для Ханы.       Девочки постоянно уходят из комнаты, возвращаются с тарелками, столовыми приборами, графинами с соками. Они накрывают на стол, переговариваются и постоянно смеются.       — Жаль, что твоя тетя так редко позволяет оставаться у нас, — протягивает вторая девочка.       — Она беспокоится за меня.       — Да что может случиться в этой глуши?       Саске выглядывает в окно, прищуривается, пытаясь разглядеть в темноте окружающий дом пейзаж. Куда бы Учиха не посмотрел, всюду только вспаханные поля.       Внезапно Саске осознает: он совсем не чувствует привычного для иллюзии ощущения чакры. С такой силой, как у него, любое гендзюцу раскалывается в считанные секунды. И Саске понимает — это воспоминание, он в голове Ханы, пусть и совсем не помнит, как сюда попал.       — Тетя считает, что плохие вещи могут случиться, где угодно, — Хана пожимает плечами.       Со второго этажа слышится скрип, Саске и Хана одновременно на него реагируют. Учиха видит, как девочка быстро берет в руку нож.       — Твои родители все еще в магазине, так ведь?       Ее подруга удивленно хлопает глазами.       — Что с тобой? Хана, это всего лишь ветер шумит, опусти нож.       Но Хана все еще насторожена.       Раздается скрип входной двери, и вскоре в комнату заходит пара средних лет. Девочка в синем платье кидается к ним навстречу, но Хана резко хватает ее за руку.       — Эри, стой!       Как и Хана, Саске видит, что шеи новоприбывших окольцовывает леска из чакры. Эри останавливается, и ее губы дрожат.       — Мама?       — Бегите! — командует женщина и корчится от боли, когда леска сильно стягивает ее шею.       Они кидаются на кухню, но там их уже поджидает худощавый рыжий парень, он расставляет руки, чтобы поймать девочек, и Хана кидает в него свой нож. Оружие вонзается в плечо мужчины, тот кричит от боли и не успевает увернуться от огненной атаки Ханы.       — Лучше остановись, — раздается сзади.       Высокий мужчина с маской на пол-лица крепко держит Эри за шею. Саске видит, что Хана будто просчитывает, как отбить подругу и уйти невредимыми, но противник сильнее сжимает шею девочки.       Их уводят обратно в гостиную, привязывают Хану, как самую опасную, к стулу, и Рыжий, все еще невероятно злой и воняющий гарью, стоит за Узумаки, следя, чтобы она не попыталась выбраться. Девочка взглядом пересчитывает нападавших и поджимает губы. Их четверо, а она только одна.       Отца семьи избивают.       Нападавшие что-то спрашивают, но Саске почему-то не может разобрать ни слова. Он хмурится, смотрит на Хану и понимает, в чем дело. Это ее воспоминание, и она не слышала этих слов. Учиха видит, что тело девочки мелко подрагивает, хотя в глазах горит сосредоточенность.       Чувствует чужой страх, понимает Саске, и поэтому не слышит, что хотят похитители.       — Где он?! — рявкает Маска, и Хана вздрагивает.       — Я не понимаю, о чем Вы говорите, — едва слышно шепчет отец.       На его губах пузырится кровь, Эри, не останавливаясь, плачет, а мать семьи, похоже, без сознания. Мужчину избивают снова и снова, Хана лихорадочно осматривает комнату, но Рыжий кладет руку ей на плечо и сильно сжимает, давая понять, что ей не стоит ничего предпринимать.       — Хорошо, не хочешь говорить, тогда и семья тебе не нужна, — в руке у Маски сверкает кинжал, и мужчина направляется к всхлипывающей Эри.       В глазах у девочки — животный ужас.       Отец коротко вскрикивает и стонет от боли.       — Стой! — он сплевывает кровь. — Он в сейфе. В спальне за картиной.       Маска кивает одному из своих, и тот уходит на второй этаж. Саске прохаживается по комнате, оценивает обстановку и понимает, что эти люди, получив желаемое, убьют заложников.       Бандит возвращается со странным медальоном в руках. На вид вещица не представляет никакой ценности — обычная безделушка, но Учиха знает, что часто в подобные неприметные изделия запечатывают сильные техники.       — Уходим, — довольно кивает Маска. — Убейте всех.       Кажется, дальнейшие события происходят в замедленной съемке: вот матери перерезают горло, а Эри, подскакивая со своего места, бежит к родителям. Ей в спину прилетает выпущенный Рыжим кунай.       Звуки исчезают, и картинка подрагивает, смазывается. Саске смотрит на Хану, девочка сильно дрожит, и в ее глазах боль и ужас. Учиха догадывается, к чему все идет, но все равно замирает в восхищении, когда синева в ее глазах уступает ярко-красному.       Это момент пробуждения. Саске почти любуется томоэ в ее глазах — по одной в каждом. Люди в комнате замирают, пялятся на невиданное чудо, и Учиха догадывается, какие мысли проскальзывают в их головах.       Когда разбивается окно, все реагируют несколько заторможено. Женщина легко влетает в комнату, кунай срывается с ее руки и попадает четко в горло Рыжему. Хана не замечает, что на ее макушку капает кровь убитого, ее внимание приковано к мертвому телу Эри.       Саске отводит взгляд от племянницы, наблюдает за действиями женщины. У нее короткие красные волосы и синие, как у Ханы, глаза. Она бледная и худощавая, под кожей четко проступают тренированные годами мышцы. Узумаки Ли быстро перемещается между врагами, громко хлопает одного по лбу, и на нем проступает печать. Мужчина закатывает глаза и падает замертво.       Маска остается последним, но он слишком громоздкий и неповоротливый для юркой Ли. Женщина легко расправляется с ним, окидывает взглядом комнату и замирает, глядя в ярко-красные глаза племянницы.       — Хана? — Ли медленно подходит к девочке.       Хана выглядит ужасно, ее волосы растрепаны и испачканы в крови Рыжего. Ли падает на колени перед девочкой, трясет ее за плечи.       — Родная, прошу, очнись.       Не добившись реакции, Ли сильнее сжимает руки племянницы, и взгляд Ханы становится осмысленным. Она смотрит на женщину и губы ее подрагивают.       — Тетя…       — Шшш, потом, прошу, убери это.       — Не знаю, как, — всхлипывает Хана.       — Сосредоточься. Я помогу.       Узумаки Ли могла манипулировать людьми с помощью прикосновений, вспоминает Саске. Глаза девочки становятся привычно синими.       — Тетя… Эри…и…       У нее сейчас начнется истерика, и Ли жестко встряхивает Хану.       — Мы должны уйти.       — Но…       — Они мертвы, — рявкает Ли и резко поднимает Хану на ноги.       В следующий момент сцена меняется, они уже в гостиной другого дома. Хана безучастно сидит на диване, пока Ли мечется по помещению, задергивая шторы. Женщина останавливается перед сундуком, долго копается там, вытягивая на свет сложенный вдвое лист бумаги.       — Хана?       Девочка переводит взгляд на Ли, и глаза у нее пустые. Она так и не заплакала.       Саске присаживается на диван рядом с Ханой и в ожидании смотрит на ее тетю.       — Я знаю, что это ужасный момент для такого разговора, но больше утаивать правду нет смысла.       — Мои глаза, — отстраненно произносит Хана. — Что было с моими глазами?       Ли берет Хану за руку, и Саске понимает, что в этом жесте не только поддержка и желание обратить внимание девочки на себя. Она снова использует свои способности, и взгляд Ханы становится более осмысленным.       — Это был шаринган — додзюцу клана Учиха.       — Но почему он у меня? Что за клан Учиха?       Саске удивленно вскидывает брови.       — Некогда многочисленный и сильный клан из Конохи. Твой отец был из этого клана.       — Отец? — девочка издает смешок. — Ты говорила, что не знаешь, кто он.       — Прости, милая. Мне пришлось солгать для твоей безопасности.       Женщина протягивает лист Хане, и та с равнодушием принимает его. Саске чуть склоняется к плечу девочки, когда она открывает письмо.       «Моя милая Хана,       Я искренне надеюсь, что это письмо не понадобится, и я смогу его сжечь, когда вернусь. Но жизнь слишком непредсказуема. Твоя тетя отдаст это письмо тебе, когда придет время.       Я ухожу, чтобы найти твоего отца, Учиха Итачи. Он не знает о тебе. Может быть, для твоей безопасности даже лучше, чтобы все оставалось так, но я не могу утаить от него такое.       Учиха — клан из Конохи, в Стране Огня. Некогда они вселяли в людей страх своим могущественным додзюцу — шаринганом. Сила этих глаз велика: она дарует обладателю возможность видеть сквозь иллюзии и накладывать собственные, читать чужие воспоминания и управлять сознанием. Однажды эта сила может пробудиться и у тебя.       Твой отец считается гением — одним из сильнейших, кто рождался в клане. И, к сожалению, Итачи стал концом для всех Учиха. Итачи — шиноби-отступник, он уничтожил клан. Мне жаль говорить тебе такую правду, но ты должна понимать, что тебе грозит.       У твоего отца есть младший брат — Саске, он задался целью убить Итачи. Боюсь, если он узнает о твоем существовании, то не пощадит и тебя. Предполагаю, что он не единственный враг Итачи.       И, конечно, люди будут охотиться и за додзюцу, поэтому я надеюсь, что оно никогда у тебя не пробудится.       Хана, я люблю тебя больше собственной жизни. Покидать тебя — эгоистично и глупо, но я должна это сделать. Прости меня. Я вернусь и больше никогда тебя не отпущу.

Твоя мама».

      Хана читает письмо все с тем же безразличием, складывает его опять пополам и протягивает своей тете.       — Я больше не хочу видеть эту вещь. Никогда.       Картинка дрожит, и вместо стен снова появляется черный вихрь. Саске активирует шаринган и выскальзывает из головы Ханы.       Он снова в кабинете Хокаге. И здесь царит звенящая тишина. Внимание всех присутствующих приковано к Хане, к ее глазам, в которых горит шаринган. Она невозмутимо протягивает свою руку, не отрываясь, смотрит на Саске.       — Вам же нужно что-то для анализа ДНК? Берите.       Учиха все еще выбит из колеи, и вопросов в его голове больше, чем было раньше. Как он смог таки попасть в ее голову? И почему не смог сам выбрать, какие воспоминания смотреть? И почему Хана все же пришла в Коноху, если считала, что он ее убьет?       Сакура послушно берет у обоих образцы ДНК и обещает, что результаты будут готовы к вечеру. Наруто о чем-то беседует с Ханой, Учиха лишь краем уха улавливает тему разговора. Они говорят об Итачи. Хана пересказывает то, что уже показала Саске.       У Итачи есть дочь.       У него есть племянница.       Саске чуть качает головой, пытаясь уложить все мысли по полочкам. Он внезапно снова почувствовал себя подростком, испытывающим жуткое чувство вины за убийство брата.       Он отнял у Итачи жизнь.       Он отнял у Ханы отца.       Следующая мысль заставляет его пристальней следить за новоявленной родственницей. Зачем Хана пришла в Коноху, если считала, что он ее убьет? Она все просчитала, заинтересовала Наруто, подкинула ему мысль о своем происхождении, и тот сразу же вызвал Саске. Зачем ей это?       Догадки маячат на закорках сознания, но Учиха не позволяет ни одной из них захватить себя. ***       Поход на природу с ночевкой был идеей Боруто. Сарада недолюбливает шумного одноклассника, но готова признать, что иногда у него появляются хорошие идеи. В конце концов, до выпускных экзаменов в Академии осталось две недели, и после она всех своих одноклассников будет видеть достаточно редко.       Вот бы и Боруто видеть пореже.       Два дня на озере прошли отлично. Они много купались, веселились и загорали. Даже ни одной крупной ссоры не было.       Компания одноклассников пересекает ворота деревни уже после обеда. Чо-Чо ноет о том, что хочет есть, Боруто громко спорит с Шикадаем о какой-то глупой игре, и терпение Сарады подходит к концу. У нее дома еще целая гора материалов, которые нужно перечитать перед экзаменами. Она коротко прощается с ребятами и, прыгая по крышам, добирается до дома.       Что-то не так.       Сарада понимает это, стоя перед входной дверью. Ощущение чужой, невероятно мощной, чакры давит на Учиха. Она догадывается, кому может принадлежать такая сила, но не хочет даже думать об этом.       — Я дома! — привычно оповещает она и снимает обувь.       Мама выходит из кухни и выглядит уж слишком обеспокоенной. Сарада всегда считала свою мать излишне эмоциональной, но свои чувства Сакура всегда выражает громко. А не стоит, кусая губы.       — Милая, как поход?       — Хорошо, — Сарада проходит в кухню, видит две кружки в мойке.       Нет, ее мать слишком старомодна для измен.       — Отец дома, да?       — Да, он отдыхает.       Сарада задумчиво кивает, достает из холодильника пакет сока и взбалтывает его, демонстративно не обращая внимания на мать.       О, конечно, Сарада должна была бы обрадоваться. Она всю жизнь мечтала о встрече с отцом, грезила об этом моменте, засыпала с мыслями о родителе. Они познакомились. И Сарада начала испытывать злость. За то, что не узнал ее при первой встрече, за то, что был холоден, за то, что оставил ее.       — Нам надо поговорить, — Сакура перебирает в руке влажное кухонное полотенце, совсем не пытаясь скрыть свою нервозность.       — Об отце?       — Не совсем. Давай присядем.       Сарада присаживается за обеденный стол и в ожидании смотрит на мать.       — Солнышко, ты же помнишь истории про твоего дядю Итачи?       Это совсем не то, что Сарада ожидала услышать. Она предполагала, что будет нечто из серии «помнишь ли ты про своего отца?» или же «он так много путешествует, так вот, у него другая семья в Стране Волка». Ну, или какая там максимально отдаленная страна. Но дядя Итачи? Он умер задолго до ее рождения, и, если честно, Сарада не знает, как относится к этому родственнику.       — Конечно.       Сакура делает глубокий вдох.       — Кажется, у него есть дочь.       Сарада едва удерживается от ехидного комментария.       — Кажется?       — Мы сейчас проводим все необходимые тесты, но да, похоже, у тебя есть кузина.       Сарада молчит, совершенно не понимая, как реагировать на такое заявление.       — Зачем ты мне это сказала, если вы еще не уверены?       Мама берет ее за руки и заглядывает в глаза.       — Я хочу, чтобы ты держалась от этой девушки подальше.       Сарада никогда не считала себя глупой, но сейчас она явно чего-то не понимает. У нее появилась сестра, а отец, насколько она знает, всегда тепло относился к дяде Итачи и до сих пор переживает из-за его смерти. Так почему она должна опасаться?       — Не понимаю.       — Сарада, — мама сильнее сжимает ее руки. — Вспомни все истории.       Учиха перебирает в голове все факты про дядю и вдруг осознает: он был убит ее отцом. Понимание, кажется, отразилось на ее лице, потому что мама удовлетворенно кивает. ***       По субботам команда Конохамару привычно собирается в баре. Эта традиция пошла с тех пор, как вся троица получила звание чунин. Порой их отправляли на задания по отдельности, с другими командами. И друзья хотели всегда поддерживать контакт, так и появились их Субботние вечера.       Удон уже сидит на привычном месте, когда Конохамару заходит в бар. Они пожимают друг другу руки, перекидываются парой шуток. Моэги приходит чуть позже, как обычно присаживается на диван рядом с Конохамару и таинственно улыбается.       — Что?       — У нас с Удоном отличные новости, — она выжидает паузу. — Наши кандидатуры одобрили!       Они все всегда делали вместе: участвовали в детских играх, вместе пошли в Академию и получили распределение в одну команду после выпуска, сдали экзамен на чунина и теперь, привычно вместе решили взять себе команды новичков.       — Поздравляю! — искренне улыбается Конохамару.       Моэги нетерпеливо подзывает официанта.       — Не терпится узнать, кто попадёт ко мне в команду.       Конохамару энтузиазма подруги не испытывает. В отличие от друзей, он решил стать наставником не случайно. В этом году выпускается сын Седьмого Хокаге, и Наруто лично попросил лучшего друга взяться за неугомонного подростка.       Им приносят выпивку и легкие закуски, и Конохамару думает о том, какая у них легкая жизнь. Когда Хатаке Какаши было тридцать, вряд ли он мог себе позволить спокойно выпить в баре в выходной.       Иногда Конохамару завидует старшему поколению. Его дедушка был Хокаге, дядя — известным шиноби, и он сам мечтал о силе, сражениях и самой высокой должности в деревне. Но он был еще ребенком, когда закончилась Четвертая Война Шиноби, и наступили мирные времена. Надобность в шиноби постепенно отпадала, и Конохамару остро чувствовал свою ненужность.       До этого дела.       — А что на счет этой девчонки? — спрашивает Удон, и Сарутоби понимает, что сильно отвлекся.       — Какой девчонки?       — Узумаки, — Моэги закатывает глаза. — То, что мы выяснили — правда? Она действительно дочь Итачи Учиха?       Конохамару кивает, понимая, что Ханы в последнее время стало слишком много в его жизни.       — Не могу поверить, — качает головой Удон. — Я столько читал о нем, и это так на него не похоже.       Удон в детстве был достаточно болезненным, щуплым мальчиком и даже сам, кажется, не верил, что сможет отличиться в толпе одинаковых чунинов. Он начал изучать шиноби прошлых лет, отступников, кланы, редкие способности — стал чуть ли не ходячей энциклопедией. Со временем и его навыки значительно улучшились, и свое звание Удон оправдывает.       — Давайте, мы не будем говорить о ней сегодня, у нас полно тем для обсуждения, — выдает Моэги, и остальные с ней соглашаются.       Они неторопливо приканчивают вторую бутылку саке, когда на деревню опускается ночь. Конохамару прощается первым и не спеша идет к дому.       За последние годы родная Коноха сильно изменилась, новые районы строились чуть ли не каждый месяц, а приток мигрантов не прекращается до сих пор. Есть улицы, где никогда не замолкают музыка и гомон человеческих голосов. И как же сильно сократилось количество шиноби! В его детстве каждый второй ребенок в деревне учился в Академии, а затем дальше строил свою военную карьеру. Сейчас же звание генина — лишь неплохое подспорье в дальнейшем обучении.       Конохамару запрыгивает на ближайший дом и видит недалеко знакомую фигуру. Хана опять сидит на крыше своего общежития, укутавшись в оранжевый палантин. Пожимая плечами, Сарутоби решает, что вполне может и поговорить с ней.       Узумаки замечает его, когда он запрыгивает на соседний дом, и приветственно машет ему рукой с зажатой в ней сигаретой.       — Не знал, что ты куришь.       — Иногда, — она затягивается. — Помогает избавиться от голосов в голове.       Сумрака нигде не видно, поэтому Конохамару легко усаживается рядом с собеседницей, не боясь, что ворон кинется выклевывать ему глаза.       — Как это влияет на тебя?       Она пожимает плечами и поправляет сползающий палантин. Конохамару думает, что Хана не очень похожа на человека, держащего в гардеробе вещи такого цвета. Может, у всех Узумаки странная любовь к оранжевому?       — Сигареты, алкоголь, наркотики — это все притупляет сенситивные способности. Тете в этом плане было гораздо проще, чем мне, она могла ведь и не прикасаться к людям.       — Как далеко ты чувствуешь?       Она косится на него, и в ее глазах плохо скрытое веселье.       — Добываешь информацию, шпион?       Конохамару закатывает глаза, откидывается на крышу, вальяжно закидывая руки за голову. В его детстве в это время суток уже виднелась россыпь звезд на черном небе, а теперь из-за огней не видно ни одной.       — Вообще-то, я рассчитывал на приятную беседу, о которой вовсе не обязательно знать моему начальству или твоим родственникам.       Хана удивленно вскидывает брови, и Конохамару задается вопросом, прощупывает ли она его.       — Я чувствую все общежитие, — тихо начинает Хана. — И по одному дому с каждой стороны.       Окинув взглядом указанную площадь, Конохамару присвистывает.       — А…       — Стой, — смеясь, перебивает его Хана. — Давай, так: ты задаешь мне три вопроса, любых, и я отвечу честно. А взамен ты ответишь на три моих вопроса.       — Почему именно три?       — Я слишком устала для большего количества.       Они шутливо пожимают друг другу руки, заключая договор.       — Ну что ж, я первый?       — Это засчитывать за твой вопрос?       Конохамару театрально хмурится, хотя больше ему хочется рассмеяться.       — Ты играешь не по правилам.       — Мы их и не устанавливали, — Хана тушит сигарету. — Задавай свой вопрос.       — Кто сильнее: ты или твоя тетя?       Она явно ожидала другой вопрос, но у Конохамару их так много, что он даже не знает, какие лучше задать в первую очередь.       — Не думаю, что это уместный вопрос. Силы эмпатов разнятся между собой так же сильно, как и силы шиноби. Мы изначально разные. Я считываю поверхностные эмоции, а тетя выявляла то, что скрыто глубоко внутри.       Он кивает и раздумывает над тем, что спросить следующим.       Порыв ветра треплет копну черных волос девушки, и она сильнее кутается в палантин. Что-то есть в этом жесте, в том, как она бережно придерживает эту вещь. Но это был бы глупый вопрос.       — Ты думаешь уже целую вечность.       — Не ворчи, — Конохамару легко хлопает ладонью по ее плечу.       Хана смеется и тоже ложится, поворачиваясь лицом к Конохамару.       — К чему был весь этот спектакль с письмами, с поиском твоих родственниц? Почему просто не пришла и не сказала?       Конохамару почти шепчет. Они лежат очень близко друг к другу, почти касаясь руками. Их положение кажется таким интимным, что Конохамару даже забывает дышать от этой неожиданной мысли.       Ничего не происходит. Хана недовольно хмурит брови на этот вопрос и чуть отодвигается, переводя взгляд на темно-синее небо.       — Из-за Саске, — не получив реакции, она делает глубокий вдох. — Когда мне было двенадцать, мы с тетей осознали, что слишком устали от кочевой жизни, а скрывать шаринган становилось все труднее. Мы решили найти Саске, рассказать о том, кто я, — она запускает пальцы в волосы. — Мы искали два года, цеплялись за каждый слух, за малейшую крупицу информации, но так и не смогли его найти. Дядюшка был неуловим, как дым. И тогда я поняла, что гоняться за ним бесполезно, но можно найти того, кто приведет его ко мне.       — Наруто, — кивает Конохамару.       Хана снова садится, прикуривает новую сигарету, чуть морщась. Конохамару хочет знать, как она отделяет эмоции, как они ощущаются. Как ей жилось в бегах и сколько стран она видела? Какие чувства испытывает к своим родителям и новоприобретенным родственникам? Зачем настояла на проверочном бое и как она освоила уникальную технику Итачи Учиха?       Но у него всего одна попытка.       — Почему ты так легко это все рассказала?       — У тебя всего один вопрос, а ты тратишь его на это? — синие глаза Ханы сверкают возмущением, и Конохамару едва сдерживает улыбку. — Ты не солгал, когда сказал, что не будешь никому рассказывать о нашем разговоре.       Она поднимается на ноги, обнимает руками себя за плечи.       — Ты чувствуешь ложь?       Это уже четвертый вопрос, и они оба это знают. Хана смотрит на него прямо и совсем без улыбки.       — Я чувствую, когда люди испытывают вину за свою ложь. Как ты, — она не дает ему переварить эту информацию. — Я пойду спать, пока твоя девушка не просверлила во мне дыру.       — Какая девушка? — Конохамару следит взглядом туда, куда смотрит Хана. — Моэги? Мы просто друзья.       Улыбка у Ханы совсем уж грустная.       — Иногда мужчины поразительно слепы в таких вещах. Спокойной ночи, Конохамару. Было приятно пообщаться.       Конохамару смотрит вниз, на лучшую подругу детства, машет ей приветственно рукой. Поджимая губы, Моэги расстроенно качает головой и быстро скрывается в переулке. Сколько она стояла там и наблюдала за их беседой? И почему она так расстроена?       Возможно, Хана права, и он действительно слеп.       И она не задала свои три вопроса.