The changeling can change

Перед Кризалис лежал совершенно пустой листок бумаги, и такая же совершенно пустая голова, в которую не приходила ни одна подходящая мысль, пыталась начать письмо. Надеясь на одно лишь чудо, она телекинезом подхватила перо, обмакнула его в чернила и написала первое, что взбрело на ум: «Дорогая Петуния…» — Что за бред, — пробормотала себе под нос королева, зачеркнув обращение. Очередной смятый в комок листочек полетел в стоящую рядом урну, доверху заполненную точно такими же смятыми листами. «Милая Петуния…» — Идиотизм, — она мысленно закатила глаза, и ещё один ни в чём не повинный листок отправился на мусор. Кризалис уже готова была биться головой об стол от безысходности — писать о своих чувствах оказалось даже сложнее, чем говорить. Первой мыслью, пришедшей на ум, было магией сжечь треклятые листочек и чернила, перевернуть всё к дискорду и задушить пони, в чью гениальную голову пришла идея создания письма. Но, успешно подавив в себе это желание, Кризалис выдохнула для успокоения и достала новый пергаментный лист. Если станет трудно, то, по словам Флаттершай, стоит отключить свой мозг и доверить это дело сердцу — уж оно-то сможет рассказать о накипевших чувствах. Но такой совет лишь привёл чейнджлинга в ещё большее замешательство — и дело было не только в том, что в её организме не была предусмотрена такая вещь, как сердце. — Как можно отключить свой мозг? — недоумённо морщилась Кризалис, взглядом пронзая пустой лист. — Небо, каким же я должна быть ничтожеством, что даже не могу написать какое-то там письмо? Королева выдохнула, успокаивая чуть было не начавшийся прилив гнева, и магией взяла перо. «Просто напиши о том, что думаешь» — с этой мыслью она неспеша начала выводить буквы, которые после превратились в слова, а те — в полноценные предложения. И так до тех пор, пока ими не оказался исписан весь лист.

***

Взгляд фиолетовых глаз блуждал по тёмной линии горизонта, а незаколотые волосы лезли из-за ветра в глаза, но Петуния этого не замечала; усевшись на круп, она наблюдала за постепенно темнеющим небом, мрачным полётом красок на нём и тонущим в широком мглистом пятне небесным светилом. Пока стрекочущий голос, раздавшийся в ночной тишине настолько неожиданно, что Петуния против воли вздрогнула, не заставил её отвлечься: — Замерзнёшь, — его обладательница подошла незаметно, будто бы невзначай, словно всё было в порядке вещей, и за сказанным последовали давно знакомые магические звуки, когда тёмно-зелёный телекинез накрыл плечи жеребёнка мягким покрывалом. — У тебя есть магия, — безрадостно констатировала Ния, не подымая взгляда. Нужды в этом не было — кобылка точно знала, кто за ней стоит. — Да, — кивнула Кризалис, и лицо её резко помрачнело, а голос снизил тональность, стоило ей краем глаза заметить знакомый лист бумаги, что так трепетно удерживали бирюзовые копыта. — Это?.. — Твоё письмо. Петуния протянула его королеве, желая доказать сказанное. А вторая, встретившись с отсутствием энтузиазма на лице жеребёнка, лишь магией смяла листок в комок, небрежно отбросив в сторону. — Я просто хотела, чтобы ты была счастлива, — меланхолично выдохнула пони. Кризалис, почувствовав в голосе кобылки терпкую обиду, накрыла её спину крыльями в тёплом объятии. — Видно, наши желания расходятся. Петуния вдруг отстранилась, озадаченно заглянув чейнджлингу в глаза: — Ты не хочешь быть счастливой? — Поверь, Ния, я буду счастлива где угодно, но точно не здесь. Понивилль — место для дружелюбных пони вроде тебя, но уж точно не для злых чейнджлингов. — Но ты вовсе не злая… В ответ последовал беззвучный смешок: — Во мне до сих пор живёт зло. Пускай и глубоко, в самых недрах моей тёмной души, но оно живёт, — сухо произнесла королева, — и даже тебе не под силу изменить этот факт. Жеребёнок лишь расстроенно прижала уши и отвела взгляд в надежде скрыть предательски стекавшие по щекам слёзы. Внутри отчего-то чувствовалась боль — не слишком сильная, но пронзающая насквозь, заставляющая, казалось, сердце останавливаться на некоторое время. За ней следовало ощущение падения в бездну, и тело словно превращалось в нечто аморфное, невесомое, вот только боль эта была вовсе не физической — Петунии не было больно снаружи, но тем отвратительнее было ощущение, как что-то медленно умирает внутри. Желая усмирить неприятные чувства, переполнявшие её до самых кончиков бирюзовой гривы, и разогнать задержавшееся в воздухе молчание, она выдала первое, что взбрело в голову: — Я могу помочь? Кризалис отрицательно покачала головой — сказать было нечего. Извинения, шедшие на ум, были ненужными и бессмысленными. Впрочем, слова в их разговорах часто были излишни, и от того общение между ними приобретало особый смысл, а для остальных — казалось чем-то непостижимым. Вот и сейчас ей хотелось подольше насладиться тишиной, что прерывалась лишь звуками падающих дождевых капель и свистом ветра. И даже обычно любящая поболтать Петуния смогла разделить мнение королевы — говорить и вправду было не о чем, ведь для кобылки было ясно, как день, что все разговоры сведутся к одной теме, которую ей никак не хотелось бы поднимать. Дождь не переставал хлестать, холод продолжал пробираться до самых поджилок, а утерявшие свою волнистость от нескончаемых крупных капель локоны липли к шерсти, заставляя тело покрываться мириадами мурашек. Однако холодная погода была последним, что волновало пони в этот момент. Она всё глядела в непроницаемое лицо Кризалис, пытаясь отыскать во взгляде что-то, что могло её успокоить. Внутри чувствовался горький привкус обиды. Петунии хотелось сбежать на давно полюбившиеся земли ущелья и просто долго стоять посреди тропы, знакомой и забытой, внимая боли глубоко у себя в душе. — Что теперь? — наконец разорвал сгрудившуюся в прохладном воздухе тишину голос синегривой кобылки. — Ты просто уйдёшь? Словно ничего этого и не было? — Ния… — Нет! — вдруг перебила её Петуния. — Не надо, не надо отвечать. Ведь ты сейчас скажешь «мне жаль», как это делают другие. Все так говорят, лишь бы отвязаться от навязчивых вопросов. Но знаешь, что? Одной этой фразой нельзя решить все проблемы, а потом жить дальше, как ни в чём не бывало. Нельзя просто наплевать на чувства другого, надеясь, что это «мне жаль» сможет излечить все раны внутри него… Кризалис терпеливо дожидалась, когда жеребёнок закончит начатую тираду и вёрнет себе самообладание, чтобы невозмутимо продолжить: — Мне не жаль, и никогда не будет. Я не жалею ни об одном дне, проведённом с тобой за этот год, — она копытом приподняла Петунию за подбородок, чтобы встретиться с ней взглядами, — потому что это было самое прекрасное, что могло случиться со мной за последние годы, и мне не о чем жалеть. — П-правда? — прошептала земная пони, тщетно пытаясь унять дрожь в голосе. Кризалис кивнула, носом зарывшись в синюю макушку, и трепетно выдохнула: — Но я не могу жить здесь, ты и сама это понимаешь. Все уроки я терпела лишь для того, чтобы искупить свою вину за всё произошедшее с тобой, однако я не могу внимать этому чувству вечно. Я не могу всю свою бессмертную жизнь просиживать, изображая на лице радость от существования среди пони. Маленькая Палео слабо всхлипнула, осознавая, насколько она беспомощна против утверждений королевы. — Но, — проглатывая все оправдания, она опустила голову, — куда ты теперь пойдёшь? Чейнджлинг поднялась на ноги, на пару шагов отдалившись от Петунии и переметнув взгляд на уже потемневшее небо. Он всё также оставался крайне беспристрастным и даже отчуждённым, как, впрочем, и каждое её движение. И почему-то это, что само по себе очень странно, успокаивало жеребёнка. — Хотелось бы побывать в драконьих землях, — задумчиво оглядывая луну, ответила королева, — за тысячу лет там, наверно, многое изменилось. Или на Гору Эрис — слышала, что там обитают существа новой расы. — Значит, конец, — бирюзовая кобылка бестолково пнула камень и поморщилась. — Ты просто уйдёшь?.. Кризалис смягчилась, копытом приобняв раздосадованного жеребёнка: — Я ведь не бросаю тебя. — А что ты тогда делаешь? — обиженно пробубнила пони, вытирая слёзы, прозрачными каплями скатывающиеся по лицу. — Всего лишь оставляешь меня здесь одну? Уходишь в долгосрочный отпуск? — Отправляюсь на поиски себя. — Но это глупо, — то ли нервно рассмеясь, то ли вновь заплакав, ответила Петуния, — ты же знаешь, кто ты. Кризалис лишь вскинула брови: — И кто же? Бывшая королева, потерявшая трон и подданных? Бездомный чейнджлинг, выживавший в краях Призрачного Ущелья? Или бестолковая ученица Принцессы Дружбы? — Ты мой друг, — на грани слышимости прошептала пони, подняв на королеву наполненный слезами взгляд, — этого мало? Кризалис тихо, с печалью, от которой щемило сердце, ответила: — Но это ведь единственное, что у меня есть. Хотелось бы, конечно, доказать, что я стоящий друг, но разве можно это сделать в месте, где каждый аккуратно растущий цветок меня раздражает, не говоря уже о его занудливых жителях? — Я и так в этом уверена, для чего доказывать? — Вот только я — нет. Ния распахнула рот, вновь собираясь настоять на своём, однако слов подобрать, увы, не смогла. Подавив в себе желание возразить и оставив попытки выиграть спор, она, осознав своё неизбежное поражение, только слабо всхлипнула и тихо произнесла: — Ты мне очень-очень дорога. — Потому ты и должна отпустить. Петуния прикусила губу и отвела взгляд в надежде отыскать спасение в падающих каплях дождя, однако даже в тусклом свете луны были видны до сих пор скатывающиеся по щекам слёзы и дрожащие от обиды губы. — Я пойду с тобой, — настойчиво выдала она, но из-за затекавших в рот солёных слёз и дрожащего голоса это вышло скорее бессчастно. А Кризалис и бровью не повела: — Не глупи. У тебя здесь семья и друзья. — Но у тебя тоже! — Нет у меня никакой семьи, — отстранённо ответила та. — Селестия правильно сделала, что отдала личинок на воспитание… — королеве потребовалось немало усилий, чтобы произнести имя короля, при этом не поморщившись: — Торексу. Земная пони как-то озадаченно скосила на чейнджлинга глаза, искренне удивившись: — А я? Вторая замерла, поражённая вопросом, распахнув глаза и рот: — Мы семья?.. — Ну конечно! Напряжение, ледяными копытами сковывающее обеих кобыл всё это время, начало вдруг спадать, когда на лице Кризалис появилась почти умилённая улыбка, и та, одним шагом сократив расстояние между ними, вновь обволокла вздрагивающую от всхлипов Петунию своими крыльями, ласково прижав к себе. — Ты точно не можешь остаться? — смирившись с неизбежностью ухода королевы, но всё ещё желая убедиться в том, что ту и вправду не возьмут уговоры, жеребёнок в последний раз воспользовалась попыткой остановить друга и, получив в ответ кивок, тяжело выдохнула. — Только не плачь, — мягко улыбнулась Кризалис, не прерывая зрительного контакта. — И не вздумай больше плакать по мне — я тебя не бросаю, слышишь? — она копытом вытерла стёкшие слёзы на щеке кобылки. — Ты невероятная пони, Петуния Палео. И я вечность буду благодарна тебе за всё, что ты сделала, и с улыбкой на лице буду вспоминать каждую нашу встречу. Она опустила затуманившиеся воспоминаниями глаза и облегченно вздохнула: — Спасибо. Синегривая пони недоуменно подняла брови, и на её немой вопрос «за что?» Кризалис, ласково взъерошив той гриву, ответила: — За то, что ты есть. Уже лёгкий ветерок, слабо налетев, запутался и забился в длинных свисающих ветвях огромных старых дубов леса. Ветер ослабел, и тревожный шум дождя сменился едва слышным шелестом листьев и голосами двух кобыл, вполголоса беседовавших между собой. — Обещай, что вернёшься, — с неисчерпаемой надеждой в голосе произнесла Петуния, когда первые лучи солнца дали понять, что настало время прощаться. — Обещаю, — кивнула Кризалис, уже собравшаяся уходить, однако вдруг остановилась, вновь переведя взгляд на жеребёнка: — Я кое-что забыла. Объявшая рог зелёная аура материализовала в воздухе серебряную цепочку, что через пару секунд обвила шею удивлённой Петунии. Она копытами вытянула её настолько, насколько это позволяла длина, чтобы прочесть выцарапанную надпись на небольшом брелоке: — ЛДПНС? — озадаченно моргнула кобылка и резко сменилась в лице, растроганно улыбнувшись. — Лучший-друг-пони-на-свете, — смутилась чейнджлинг. — Вот только почерк у меня, конечно, не такой аккуратный, как хотелось бы. Петуния расплылась в умилённой улыбке: — Он прекрасен. Я буду скучать, Кризалис. — И я. Последний раз обнявшись с другом, королева одним слитным взмахом оторвалась от земли и взмыла в небо, ежесекундно трепеща насквозь пронизанными солнечным светом крыльями. Петуния Палео ещё долго смотрела ей вслед, не переставая улыбаться, пока тёмная фигура окончательно не растворилась среди густых облаков. В душе у неё теперь царило странное ощущение спокойного счастья, поскольку она точно верила — Кризалис вернётся.

***

Пролетая Понивилль, королева не могла не залететь в замок за парой вещичек, однако пожелала остаться незамеченной, потому и воспользовалась распахнутым окном, а не главным входом. Но кто же знал, что не успеет она копытами коснуться пола, как в дверном проёме, словно только и дожидаясь её прихода, покажется Принцесса Дружбы? Кризалис замерла статуей, словно стараясь слиться с окружающим вокруг и остаться невидимой в глазах аликорнши. — Флаттершай мне рассказала, — на удивление спокойно произнесла Твайлайт, войдя в комнату. — Значит, я и вправду ужасный учитель. — Отрицать не стану, — с усмешкой кивнула чейнджлинг, но, вздохнув, сделалась серьёзнее: — Но всё равно я должна сказать «спасибо»… за твои старания. — О, «спасибо» стоит говорить лишь Петунии или Флаттершай. Я лишь ворчала и играла роль зануды. — Тем не менее у тебя это хорошо получалось. Обе рассмеялись. — Куда пойдёшь? — с секундной задержкой поинтересовалась Твайлайт. — Прогуляюсь по Эквестрии, начну сеять дружбу среди других рас, научу их, как не стоит вести себя на уроках принцессы — у меня большие планы на будущее, — усмехнулась королева. — Входит ли в эти планы очередной захват власти ради мести? — Не думаю. Я, наверное, уже слишком стара для этого. Пурпурная кобылка лишь кивнула в знак доверия, а Кризалис невозмутимо продолжила поиски нужных вещей в шкафу — судя по прыснувшим из него пылевым облакам, пони не очень-то желали лишний раз беспокоить личные вещи королевы, даже во время уборки. Краем глаза Твайлайт поймала мелькнувший в копытах Кризалис зелёный кусочек вязанного шарфа, запомнившийся ей благодаря рассказам Петунии, и ненароком улыбнулась: — Клише это или нет, — шутливо выдала она, — но видно, что чейнджлинг может измениться, даже такой, как ты. Кризалис усмехнулась в ответ, однако возражать не стала — слишком уж был неоспорим этот факт. Собрав всё необходимое, она расправила крылья, но вдруг зависла возле окна, переметнув взгляд на принцессу: — У меня есть одна просьба, — Твайлайт кивнула. — Остались ли ещё чистые листы и чернила?

***

Дорогая принцесса Селестия, Странно, наверное, получать подобное письмо от той, что прежде пыталась убить тебя. Однако за этот год случилось слишком много не менее странных вещей, чтобы удивляться подобной мелочи. Когда тебя предают те, кому ты прежде мог доверить жизнь, появляется странное ощущение, словно мир для тебя специально остановился, нарочно заставляя переживать момент, разрушивший твою жизнь на мелкие кусочки и стеревший её в прах, снова и снова. Однако это не так — мир не остановился, даже если тебе так кажется. Мир вернулся в свою привычную колею. За исключением некоторых незначительных исключений. Например, я трачу своё время на написание этого письма, чего прежде никогда бы не сделала. Всегда нужно знать, когда заканчивается очередной этап твоей жизни. Замыкается круг, закрывается дверь, завершается глава — не важно, как ты это назовёшь, важно оставить в прошлом то, что уже принадлежит прошлому. И благодаря одной маленькой пони я это осознала. Упиваться своим горем, строя бесконечные планы мести и придумывая в голове козни, как лучше отомстить назойливым пони, что разрушили не только твою жизнь, но и твой трон, замок, забрали твоих подданных, превратив их в уродливых насекомых — не выход. Ведь прошлое всегда с нами, и всё, что мы собой представляем, всё, что мы имеем, исходит из прошлого. Мы живем, погруженные в него, и мы — его творение. Не понимать этого и не ощущать прошлое — значит не понимать настоящее. Нам незачем цепляться за тщетные сожаления о прошлом и скорбеть о досаждающих нам переменах, ибо перемены — основа жизни. Разумеется, привыкнуть к ним бывает сложно, и я тому доказательство, однако не стоит от них отказываться, ведь порой они могут принести нам куда большее счастье, чем пустые страдания по тому, чего вернуть уже нельзя. Ровно как и новые знакомства, которые прежде я пыталась обходить всеми возможными способами. Да, дружба проникает в жизнь пони неожиданно, появляясь там, где ты её никогда не ждал. И может задержаться настолько, что ты сам ненароком поймёшь, что уже не можешь без неё. Хоть для сохранения её порой приходится сносить и обиды. Но ведь у всех есть недостатки — у кого-то больше, у кого-то меньше. Вот почему и дружба, и помощь, и общение были бы невозможны, если бы не существовало между ними взаимной терпимости. Очень часто мы болезненно воспринимаем в других именно те поступки, реакции, чувства, которыми грешим сами. И настоящее прощение другого пони начинается с умения увидеть собственные слабости и недостатки, коих у нас предостаточно. Один из самых полезных жизненных навыков — это умение быстро забывать всё плохое: не зацикливаться на неприятностях, не жить обидами, не упиваться раздражением, не таить злобу. Не стоит тащить разный хлам в свою душу, лучше освободить в ней место для тех, кто заслуживает там быть. Ваша верная подданная Королева Кризалис.