*
Парень устроился за миниатюрным столиком поближе к камину. Пора было приниматься за домашнюю работу, недостатка в которой не наблюдалось. Он даже не заметил, что Лаванда Браун тоже там сидела, пока не услышал крики отчаяния в ее голове. ««Родная, я просто не знаю, как тебе все это сказать. Состояние Бетси ухудшилось. Врачи думают, что это может быть серьезно. Боже, мне так жаль, что нам приходится сообщать тебе это письмом. Как только смогу, я пришлю больше новостей. А до тех пор нам остается лишь уповать на высшие силы и молиться. Признаться честно, я совершенно сбита с толку, не представляю, что могу сделать. Мы с папой скучаем по тебе. С любовью, мама.»» Рон быстро поднял глаза. Лаванда Браун отложила письмо в сторону. Она не плакала, но явно была близка к этому. А Рон замер – он не знал, что сказать или, тем более, сделать, поэтому просто занял выжидательную позицию. Вот Лаванда искоса взглянула на конверт, а затем, залившись слезами, поспешила скрыться в спальне для девочек.*
««Это Рон? Как же я рада, что он ко мне пришел... как друг, разумеется. Только как друг. Держи себя в руках, Гермиона.»» – Привет, Герми! Ты как? – не совсем понимая, но чувствуя себя немного польщенным, Рон положил задание по чарам на прикроватную тумбочку, а сам плюхнулся на стул рядом с кроватью. Выяснилось, что Гермиона была настроена ворчливо. – Я в порядке! Но меня хотят продержать здесь еще какое-то время. Представляешь? Следующим уроком у нас Нумерология и я спорю на что угодно, там будут рассказывать о чем-то реально важном. ««И потом, вероятнее всего, я буду задавать неправильные вопросы по тесту. Бог знает, что остальные про меня подумают!.. »» – недовольно забеспокоилась Гермиона. Не сдержавшись, Рон прыснул. ««И потом, меня наверняка будут гонять по этому заваленному тесту. – Гермиона, уверяю, если ты будешь так сильно беспокоиться, то поседеешь раньше времени, – усмехнулся он, когда невольная пациентка ожгла его весьма красноречивым взглядом. – Ладно, Гермиона, сдаюсь; я сам, лично, пойду к профессору Вектор и спрошу ее, что ты пропустила, и я получу твое задание на дом и принесу его сюда – специально для тебя. Ты довольна?*
««Хм, странно, не припомню, чтобы Рон так делал. На него это не похоже. Что происходит?..»» Рон чуть не воскликнул вслух, при этом рискуя себе выдать, но вовремя опомнился и прикусил язык. – У тебя все хорошо? – спросила девушка. – Не похоже на тебя… – Что именно? Быть внимательным к тебе? – чувствуя себя немного разочарованным. – Нет, я только имела ввиду, что обычно ты не предлагаешь помочь с домашним заданием и подобными вещами, – закончила Гермиона. Рон хотел возразить, но вдруг осознал, что та права. Как правило, он не был загружен дополнительной домашкой и обычно он именно так и отговаривался от Гермионы. – Ну, так-то да… И это было все, что он мог исторгнуть из себя по этому поводу. – А Гарри? На тренировке по квиддичу, я полагаю? – спросила девушка, решив сменить щекотливую тему. – Дикие кентавры и те, не смогли бы удержать его сегодня, – согласился Рон. – Тем более что в следующем матче играть ему предстоит против одной хорошенькой ведьмочки с Равенкло. Гарри ведь от нее без ума. ««О боже»», – услышал Рон мысли сникшей Гермионы. – Он будет страдать, Рон, – сказала она. – Это понятно. Но ведь любовь по большей части – штука непростая, разве нет? Огорчения там всякие, переживания… Рон с недоумением почувствовал, как где-то в груди заворочалась клубком непонятная, необъяснимая тревожность. Что бы это могло быть? – Полагаю, так оно и есть, – ответила Гермиона. ««Кажется, мне известно слишком много об этом»», – мысленно прибавила она. Рон вздрогнул. Теперь к беспокойству добавилось безапелляционное желание разобраться в этой истории. Что именно там у них произошло с Виктором Крамом? Потому что, если он… Чистая, неразбавленная злоба захлестнула парня. К всеобщему благу появление мадам Помфри разрядило ситуацию. Она выпроводила Рона (У тебя было почти десять минут! Выходи!), прежде чем он смог что-либо сказать. И только когда он уже ушел, Рон сделал поразительное открытие. Из всех девушек, чьи мысли он читал, Гермиона была единственной, кто говорила именно то, о чем думала. Конечно, это могло быть лишь результатом их тесного дружеского общения, в конце концов, девочка отлично его понимала. Или, возможно, она просто была настолько прямолинейной. Во всяком случае, он всегда знал, что Гермиона Грейнджер уникальна и неповторима.*
В целом, на благополучное завершение дня надежды уже не оставалось. Рон должен был найти профессора Вектор, забрать задание для подруги, а затем большую часть вечера провести в душном классе Трелони.*
– Ах, вот и вы, дорогой. Входите же. Звезды подсказали мне, что вы задержитесь, – прошелестела профессор Трелони, как только голова Рона показалась из люка в почти пустом классе. Жестом она предложила ему занять свободное место, добавив, – Полагаю, ваше опоздание как-то связано с тем, что вы свалились в озеро? Ничто не скроется от моего хрустального шара. Не желая нажить еще большие неприятности, Рон что-то как можно нейтральнее мекнул и уселся напротив Лаванды за круглый стол. Парень отметил, что с его однокурсницы слетела ее привычная уверенность в себе; она казалась уставшей и какой-то маленькой. Рон вздохнул. Нетрудно было догадаться о причинах этих перемен. – А теперь, мои дорогие, духи снова призывают меня, поэтому доверюсь вам. Вы продолжите свою работу и через час можете быть свободны, – изрекла Трелони, буквально уплывая прочь. Рон вытаращил глаза. Он понятия не имел, что по стремянке можно вот так запросто перемещаться. Очевидно, профессор Трелони долго практиковалась. Рон мог поклясться, что слышал: «И где эта проклятая книга?», когда преподавательница уходила. Открыв свои книги, парень так и не смог сосредоточиться. Его соседка даже не пыталась с ним заговорить. Вероятно, ей просто хотелось помолчать. Да и не были они с Роном такими уж хорошими друзьями. «Рон Уизли, да ты, никак, раскиселился?», с раздражением подумал он. Нет, в самом деле! Это вообще не его дело. За все время учебы, он и Лаванда заговаривали друг с другом раза три-четыре, не больше.*
– Это твоя младшая сестра? – спросил Рон, увидев фотографию маленькой девочки, вложенную в книгу своей однокурсницы. – Она выглядит такой милой. Лаванда слабо улыбнулась. Возможно, впервые за этот день. – Да, это Бетси. Самое милое создание в мире. Конечно, именно она… – Лаванда нервно прикусила губу и не договорила. – Она умирает. – Что? – мягко спросил Рон. Но Лаванда только качнула головой, пробормотав, – Ничего. Мне просто необходимо с кем-то поговорить. Я чувствую, что скоро взорвусь, и никто даже не заметит. – Лав, я знаю, мы с тобой далеко не самые близкие приятели, но, я убежден, что тебе нужно выговориться. Сразу станет легче, вот увидишь. И взрываться совсем необязательно. Если же речь идет о семейных делах.. Ну, я много чего знаю о семьях, – прибавил Рон, щедро одаренный родней. Лаванда отшвырнула свою книгу. – Они думают, что это серьезно, – тихо произнесла она.*
– Гермиона была права насчет тебя, – внезапно выдала девушка, когда спустя три четверти часа они начали собираться. – Права? – Рон повторил машинально. – Ну да. Она всегда тебя защищает; говорит, что ты гораздо отважнее и добрее, чем считают тебя другие. И она права. Спасибо тебе. ««Что до меня, то я вообще всегда считала, что ты тот еще недоумок»». Рон залился краской. – Ну, я э-э-э ... – промямлил он. – Я хотел сказать, обращайся в любое время. Пожелав девушке спокойной ночи, он отправился добывать задание по Нумерологии для Гермионы. Напоследок Лаванда подумала: ««Готова спорить на что угодно, что он отправился навещать Гермиону. С этими двумя все настолько очевидно…»» «А?» – запоздало спохватился Рон.*
Пышные каштановые волосы, резко выделявшиеся при слабом освещении, почти наполовину скрывали лицо. Девочка дышала глубоко и размеренно; выглядела при этом она умиротворенной. Рон наблюдал за ней полминуты, чувствуя, как где-то в душе воцаряется покой, чуть ли не впервые за этот день. А затем (он сам не понял, что на него нашло) вдруг Рон склонился над Гермионой и нежно поцеловал ее в щеку. Рыжик резко выпрямился. Что он только что сделал?! Стремительно покидая лазарет, парень решил для себя, что причастность к женским внутренним мирам вымотала его сильнее, чем он предполагал.