Ошибка Переменной

— О нем стоит забыть, Мишель, — спокойным тоном заявила женщина в белом, идеально выглаженном костюме. — Почему? Зачем вам был нужен он? У нас множество иммунов, которые имеют в крови намного больше нужных нам факторов, нежели есть у него. Стоило ли отправлять его на первую фазу испытаний? — Миру угрожает огромная эпидемия, нам нужно успеть проверить всех имеющихся сейчас иммунов. После того, как доставят новых, нам придется работать в разы усерднее. Именно поэтому стоит отправить многих на испытание в Лабиринт сейчас, пока не поздно. — Вы не понимаете, о чем я говорю, — слезы горячими ручьями уже давно текли по щекам, а голос срывался на шепот. Больше не было сил. Сил терпеть. — Вы не теряли близких людей, на ваших глазах не убивали родителей, а я вижу это почти каждый день, проходя через свои воспоминания снова и снова. Это больно. Больно и страшно вновь и вновь вспоминать день, когда вы и ваши люди убили моих родителей и друзей. Беспощадно. А сегодня вы снова забрали то, что было мне дорого, теперь уже последнее. — Мишель, у нас нет времени и возможности выслушивать нравоучения, — голос канцлера вмиг стал стальным. — В этом наша работа, и мы обязаны ее выполнять. Женщина подошла к Мишель, положив ладонь ей на плечо, но, как только тонкие пальцы обвили его, девушка отпрянула, посмотрев на канцлера со всей ненавистью, которую могла вложить в этот взгляд. — Не стоит, — прошипела сквозь зубы Мишель. — Мне не нужна наигранная жалость. Канцлер застыла перед ней в неловком положении и сжала зубы. Мишель попала точно. — Приведи себя в порядок и направляйся в Смотровую, — убрав руки за спину, проговорила женщина в белом. С ее стороны ни капли понимания, обиды, боли. «Бездушная тварь», — подумала Мишель. «Это приказ?», чуть не вырвалось с языка у девушки, но она решила промолчать. С шумом втянув носом воздух, она вытерла слезы и, развернувшись на каблуках, вышла из кабинета, напоследок хлопнув дверью. Наверное, это была единственная дверь, которой хотелось хлопнуть от души. Безжалостные животные. Только так можно было назвать всех людей, которые работают в штабе ПОРОКа. Пронзительно белые стены в неоновой подсветке люминесцентных ламп давили на глаза. Вокруг те же знакомые лица, те же люди в едко-белых халатах. Постоянные крики детей за стенами лаборантных комнат. Все это было стандартным ежедневными ритуалом, напоминающим пытку. И все это приходилось видеть, слышать, чувствовать и принимать во всем участие, начиная с неполных двенадцати лет. Сейчас ей почти пятнадцать. Зайдя в свой кабинет, Мишель первым делом бросилась в ванную комнату. Не глядя на свое отражение, девушка включила воду, сбрызнув ею лицо. Не хотелось поднимать глаза, видеть в зеркале собственное отражение, жалкое тело, которое не могло воспротивиться всему и всем. А ведь Мишель помогала им. Собственными руками пытала иммуных, говоря, что все это делается во благо миру. Она дарила зараженным детям улыбку, пока вводила им в кровь жидкость, заставляющую сердце останавливаться, обещая, что дальше можно жить спокойно. Девушку использовали, потому что она не была настолько холодна и испорчена давлением со стороны своих коллег, ее фальшивая улыбка и веселый взгляд казались детям искренними. А использовали ее для этого, потому что ПОРОК должен избавляться от зараженных, которые больше не принесут пользы рабочим, и последним, что эти зараженные должны были видеть, была улыбка Мишель. Эта мысль вызывала истеричный смех. На душе стало погано. Ее лишили последних друзей. Но даже это не столь пугало, сколько то, что она не решилась им помочь. Ни разу. Потому что нельзя прекращать испытания. Потому что ПОРОК — это хорошо. Так учили. И нужно верить, что все будет хорошо. Когда Мишель вышла, в ее кабинете сидел один из работающих ПОРОКа. Последний, кому можно было довериться во всем этом дурдоме. Томас. Высокий, худой паренек, на год младше самой Мишель, но такой взрослый, уже мужественный. Он весьма не нравился остальным работникам. Его характер был до безумия упрямым, бесстрашным, он был равнодушен к ПОРОКу, но многие говорили, что Томас — один из самых никчемных работников. Но брюнета это совершенно не задевало, он откровенно мог дать отпор, не боясь получить за это. Девушка молча прошествовала к своему столу, села за него и принялась рассматривать принесенные документы. — Мне жаль, — проговорил вдруг Томас. — Извини?.. — переспросила Мишель, обманутая собственным слухом. — Говорю, мне жаль, что так вышло, — повторил брюнет. — А, спасибо, — кивнула в ответ она. «Ни черта тебе не жаль», — незаметно усмехнулась девушка. Уж она-то знала, как Томас не любил кого-то из иммунов, сидящих здесь, с которыми она так рьяно стремилась проводить время. И Мишель, понимая, что-то была обычная ревность, совершенно не предавала этому значения. Молчание в кабинете было весьма напряженным. Никто не стремился как продолжать, так и начинать новый разговор. А говорить было нечего, как бы не хотелось, особенно сейчас. — Томми, — как можно мягче, несмотря на собственную злость, произнесла девушка, — пожалуйста, покинь меня, мне нужно побыть одной. Подняв усталый, измученный взгляд на парня, Мишель бегло прошла им по его внешнему виду, заметив, что и Томас не в лучшей форме: волосы спутаны, под глазами залегли темные круги из-за бессоных ночей, одежда смята, а плечи устало сведены вперед. Его было жалко, но девушка никогда не говорила об этом вслух, зная, насколько брюнет не любил излишнее внимание. Мишель просила совершенно искренне, и Томас, безусловно, понял это. Он поднялся со стула и вышел. Девушка закрыла глаза. Тишина. Хотелось, чтобы так было всегда. Но все хорошее имеет свойство заканчиваться. Глухой размеренный стук. Настолько ритмичный, что стало не по себе. Сначала Мишель не обращала на него внимания, но после насторожилась. Звук выводил из колеи, но догадаться, что именно происходит, Мишель не могла. Она открыла глаза, мгновенно пожалев об этом. Над головой раскинулось ясно-голубое небо, а в глаза ударил яркий солнечный свет. — Доброе утро, Шнурок, — сказал Ньют, внезапно нависший над головой, слегка улыбнувшись, видя, как щурилась от недовольства Мишель. — Что это стучит? — нервно вопросила она, поскупившись на более мягкий ответ блондину. — Строители работают, — пожал плечами Ньют. — Что случилось? — спросил он, стоило девушке принять сидячее положение. — Похоже, мне прояснилось воспоминание. Знаешь некого Томаса? — взглянув в карие глаза Ньюта, девушка смягчилась. В кои-то веки, он не был виноват. — Может, он прибывал в Глэйд. Брюнет, высокий и очень худой, на левой щеке много родинок. Ему около четырнадцати. — Понятия не имею, если честно. Я не могу ничем помочь, прости. — Этот сон… Он очень странный. Я вспоминала не обрывочно, а так четко, мне кажется, будто оно не то… — Знаешь, — Ньют присел на одно колено, для удобства, и внимательно посмотрел в глаза Мишель. Он слегка улыбнулся и продолжил: — я слышал за последние два года пребывания здесь множество воспоминаний. И все они по своему были странными, необычными. И твое, конечно же, не исключение. Давай мы обсудим это вечером? — девушка согласно кивнула. — Отлично, сегодня у нас много работы. Так что идем. Ньют встал и протянул Мишель руку, помогая подняться. Девушка собрала спальный мешок, пока блондин виновато извинялся за неудобства, предоставленные ей, пока та спала на земле. Хоть некоторые глэйдеры и спали под открытым небом, Ньюту казалось, что Мишель не обязана была так спать. «А вдруг пошел бы дождь?», — изогнув бровь, парень укоризненно посмотрел на девушку, и та, приняв поражение, согласилась с ним. Завтрак прошел в компании нескольких кураторов, среди которых сидели Минхо, Зарт, двое братьев-медаков и Уинстон, с которыми Мишель очень быстро и легко нашла общий язык. Снова девушка поняла, что жизнь «в четырех стенах» Глэйда будет не такой уж тяжкой, если она подружится с многими людьми, которые будут готовы ее поддержать и помочь. После завтрака Мишель ожидала работа. Ньют согласился вместе с Зартом, первым делом отправив девушку работать на Плантациях. Сначала Мишель обрадовалась, но, когда она провела под открытым солнцем чуть больше двух часов, весь ее напор испарился. Плечи изнывали от боли, спина и шея страшно затекли, и, казалось, что девушка больше не выпрямится, а руки болели от непрерывной работы. — Я и не думал, что тебя хватит на так мало, — посмеивался Ньют, гордо облокотившись о свою тяпку. — Других хватало на гораздо больше. — Ньют, да заткнись уже, — язык не поворачивался произносить хоть слово. Мишель, устало сев на землю у дерева, принялась жадным глотками пить воду, осушив лежащую рядом бутылку до дна. — Как тебе только голову не напекло. С меня пот градом льется. — Не преувеличивай, — нагло усмехнулся блондин. Девушка и не преувеличивала. Как оказалось, выдергивать сорняки, сидя на корточках, да подвязывать какие-нибудь растения под палящим солнцем не самая легкая работа для новичка. Очень хотелось принять душ, от запаха пота голова шла кругом. Но, как ни крути, нужно было отработать еще два часа до обеда, чтобы можно было как следует отдохнуть, и Ньют об этом постоянно напоминал, чем ужасно начинал выводить. Мишель и не могла подумать, что парень окажется такой занозой в заднице. Девушка поднялась на ноги, по пути взяв ножницы. Она еле удержалась, чтобы не бросить их в блондина, но вместо этого девушка обошлась парой фраз, от которых наглая физиономия Ньюта сильнее расплылась в улыбке. Безусловно, он специально давил на ее нервы и терпение. Но Мишель была в разы упрямей, чтобы дать понять парню, что она так легко не сдастся и напрямую игнорировала его шутки и подколы. Но с другой стороны это было обидно. Молча девушка резала веревки, обливаясь потом под жарким глэйдерским солнцем, изнемогая от боли в теле и загоняя свою обиду куда подальше. — Лучше бы так не переутруждалась, в твоём случае это опасно, — вновь отшутился Ньют, когда пришло время обеда, и девушка с облегчением распласталась на земле, закатив глаза. Руки чесались от желания врезать блондину по лицу, но было запрещено правилом. — Свали к черту, Ньют, от тебя уже голова болит, — сквозь зубы ответила Мишель. — Поднимайся, шучу я. Ньют протянул девушке руку, а та взглянула на нее недоверчиво. Мало ли, что еще выкинет этот тощий блондинистый паренек. Не приняв помощи Ньюта, Мишель самостоятельно поднялась с земли и направилась в сторону Кухни с остальными глэйдерами, оставив парня удивленно ухмыляться. После обеда глэйдерам отдавался час на свои дела, а после они вновь должны были приступить к работе. Час для раздумий о воспоминании — достаточно времени для Мишель. Девушка направилась к одним из четырёх каменных врат, где гуще всего рос плющ, и устроилась там, прислонившись спиной к растению. Здесь было прохладно, что вновь заставило вспомнить момент из прошлой жизни: серые каменные стены, темнота, холод и одиноко свисающие стебли плюща. Картинка так же мгновенно пропала, как и появилась, словно кто-то сделал фотоснимок. Мишель задумалась. А что, если эта часть воспоминания — то, что находится в Лабиринте? Что, если там также холодно, сыро и темно? Может, Мишель и раньше была в Лабиринте и все чувства ей знакомы? Возможно, так оно и было. Девушка не понимала, почему, но у нее появилось дикое желание узнать, что находится прямо за ее спиной. Но выход за Ворота запрещен обычным глэйдерам. Если она и выскочит в Лабиринт, то только в том случае, когда ее не будет поджидать суровое наказание. Но желание и любопытство манили туда, к серым коридорам. Убедившись, что за ней никто не следит, Мишель, поднялась на ноги, внезапно скрылась за плющом, как за занавесом, прислонившись спиной к каменной стене, и медленно начала продвигаться к выходу, надеясь, что за густой зеленью ее не видно. Эта часть коварного замысла была решена, и девушка мигом завернула за угол стены, пробежав пару десятков метров, свернула за первый попавшийся угол и оказалась в первом коридоре Лабиринта. И никто не побежал за Мишель следом. Наверное, она смогла уйти незамеченной. Страха не было, что интересно, но в душе появилось непонятное чувство чего-то знакомого. Мишель медленно шла по коридору вперед, настороженно всматриваясь в его темноту. Все же, где-то глубоко внутри, копошился червячок страха, и девушка верила в страшных тварей, которых так боятся глэйдеры. Подул прохладный ветер, колыша одинокие стебли плюща. И вправду было сыро. Девушка думала, что ее маленький клочок воспоминания — то, что находится в Лабиринте дальше от места, где она находится. Она коснулась стены рядом. Камень был ледяным. Но прикосновение тоже показалось знакомым. Мишель все больше начинала думать, что она была здесь раньше. Неожиданно за стеной последовал металлические хруст и пара ударов о камень. Сердце словно остановилось, и Мишель испуганно подняла взгляд, устремляя его вперед, на продолжающийся коридор. Девушка сглотнула. Она не представляла, что может быть за поворотом, ведущим налево, ведь это точно не кто-то из бегунов, и вдруг решение пойти в Лабиринт ради воспоминаний оказалось самым идиотским замыслом. Девушка начала идти назад, не оборачиваясь, и вскоре вышла в главный коридор Лабиринта, к выходу. Даже не смотря на то, что она нарушила правила, Мишель не старалась быть незаметной и вернулась в Глэйд. До конца дня девушка была словно на иголках. Она боялась, что Ньют, взглянув на нее, поймет, что она не была в Глэйде, как и положено. И последует наказание. Поэтому Мишель практически не подходила к блондину, а если и приходилось, то девушка старательно не поднимала на него взгляд. Но ведь Ньют-то дураком не был. Внезапно изменившееся поведение девушки его настораживало и удивляло одновременно. Конечно же, не нужно быть идиотом, чтобы понять, что она где-то просчиталась и теперь боится, что об этом узнают. Но он не хотел говорить об этом сейчас, оставляя все на вечер, где будет подходящая для разговора обстановка. Вместо этого Ньют наблюдал за поведением Мишель, на ее мимику и жестикуляцию, в голове продумывая возможные косяки новоприбывшей. Время близилось к семи вечера, Ворота в Лабиринт закрылись, что оповещало о том, что рабочий день в Глэйде был закончен. Местные жители спешили на ужин. Мишель, старательно избегавшая любой встречи с Ньютом, решила сесть с бегунами, рискуя собственной гордостью. Она слышала, что бегуны отчасти высокомерны, и их поведение может обидеть и даже опозорить. Но, к удивлению, девушке никто не отказал, Куратор бегунов, Минхо, охотно предложил Мишель место рядом. — Еще раз такое вывернешь — в Глэйде больше не останешься, поняла? — понизив голос до минимума, азиат приблизился к девушке, угрожая ей на ухо как можно незаметнее. Мишель нахмурилась, и лицо Минхо скрасила усмешка. — Не притворяйся, ты прекрасно поняла, о чем я. И, конечно, Мишель понимала, что в Лабиринте незамеченной она не осталась. Но желание позлить в Глэйде кого-то, потрепать нервы было выше. На Кухню вошел Алби, объявив, что время ужина подошло к концу. Проходя мимо стола, где сидела девушка, он остановился, одобрительно окинув взглядом Мишель. — Отлично сработала сегодня на первой работе, Шнурок, — произнес темнокожий. — У меня есть имя, Алби, — ответила Мишель, как только парень закончил свою речь. Позади она услышала, как усмехнулся Минхо. — Народ, давайте без скандалов, а то как начнете трындеть, так голова сразу адски раскалывается, — вставил свое азиат. Возможно, если бы не он, то Алби вполне смог бы чем-то ответить Мишель, но, то ли смягчившись, то ли просто посчитав, что не повод срываться на девушку, тот лишь слегка ухмыльнулся и ушел. — Впредь будь умнее и не делай подобного, потому что милого ангелочка-телохранителя Минхо рядом может и не быть, — отшутился Бен, бегун с блондинистыми волосами и еле заметными веснушками на бледной коже. За столом засмеялись, и Мишель недовольно развернулась в его сторону. Когда она вышла с Кухни, на улице уже было темно, и на территории Глэйда кое-где разгорались костры для тех, кто еще долго не собирался ложиться спать. Девушка боялась встретить Ньюта и глубоко в душе надеялась, что тот забыл о предстоящем разговоре и сейчас отдыхает вместе со всеми, лежа на своем гамаке. Но блондин сидел, дальше всех от Кухни, совсем один, задумчиво глядя на пламя костра. Мишель выдохнула и направилась в нему. — Все в порядке, Ньют? — спросила она, садясь напротив друга, когда тот устало провел ладонью по лицу. — Да, а у тебя? — немного растерянно поинтересовался он. — Тоже неплохо, — ответила девушка. — Не вспоминала ничего сегодня? — Было одно воспоминание, но… Оно появилось внезапно, я толком ничего не разобрала и… Ну там долго объяснять, короче, чтобы вспомнить еще что-то…— Мишель замолчала, опустив глаза. Искать оправданий для содеянного было глупо и бессмысленно, Ньют сообразительный и быстро поймет, что к чему. — Ньют, я была в Лабиринте. Девушка тяжело выдохнула, опустив голову, и в мгновение услышала над ухом стальной голос блондина. — Зачем? — Ньют… — встретившись с карими глазами парня, Мишель не нашла слов. Вдруг стало жутко стыдно за свой поступок. — Я спрашиваю, зачем? — Мне нужно было вспомнить. — Нельзя вспоминать ценой жизни, Мишель, — Ньют сжал зубы, и на лице блондина появились желваки. — Тебе не объясняли правил, мне непонятно?! — Ньют, я раньше бывала в Лабиринте, у меня были воспоминания о том, как я стояла там. И… — Прекрати, в Лабиринте ради воспоминаний погибло больше десятка таких же глупых новичков, как ты. И если ты сейчас не поймешь, о чем я толкую, то мы не разойдемся. Закрыли тему. Я должен кое-что показать тебе. Ньют засунул руку в карман и, достав оттуда свернутый вдвое небольшой лист бумаги, протянул его девушке. Та приняла его, нахмурившись. — Что это? — спросила она, не разворачивая листа. — Открой, ты должна это видеть, — ответил Ньют, нервно сплюнув в сторону. Девушка развернула листок бумаги, который оказался фотографией. На ней — два подростка, тощий парень с волосами цвета пшеницы, обнимающий за плечи девушку азиатской внешности в белом халате. В девушке Мишель узнала себя: густые темные волосы, спадающие на плечи, выделенные скулы, карие глаза и смуглая кожа. Мишель была красивой. Стоящий рядом парень, определённо, Ньют. На фотографии он очень худой, по сравнению с тем, как он выглядит сейчас. Его голова повернута в профиль, и Мишель разглядела на левом виске блондина царапину, которая, возможно, в последствии стала еле заметным шрамом. Мишель долго разглядывала фотографию, но вспомнить ничего не могла, пока не перевернула фотографию, увидев дату: 230.10.3. — Сегодня две тысячи двести тридцать первый? — подняв голову, вдруг произнесла Мишель. — Год? — недопонял Ньют, прищурившись. — Да. — Возможно, — блондин пожал плечами. — Странно. Странно то, что мои воспоминания проясняются сами, но если меня вынуждают… — девушка задумчиво замолчала, нахмурившись и вглядываясь в фотографию. — Мне больше нечего вспомнить, — Мишель закрыла лицо руками. Ее пугала неизвестность прошлого и то, что она собирает его по незначительным кусочкам. В конце концов, можно написать целую книгу всех воспоминаний и только после создавать общую картину. — Я во сне видела эти же белые стены. Я там тоже была в белом костюме. И еще я помню, что кого-то отправили сюда, в Лабиринт, но я была против этого. Есть какие-то зараженные и, если мы выберемся отсюда, то узнаем, какая эпидемия грозит миру. А еще есть ПОРОК, но я понятия не имею, что это такое. Но оно очень сильно связано с Глэйдом и Лабиринтом, нужно только уловить связь. Но я не помню… Ничего, что могло бы помочь. Усталость брала свое, и Мишель готова была разрыдаться здесь и сейчас. В душе появилось поганое чувство, что все глэйдеры оказались здесь по ее вине, из-за нее им каждый день приходится выживать. И, если это так, девушка рисковала быть в Глэйде изгоем, которого многие будут избегать, игнорировать, держать обиду и злость. Ньют, словно читающий мысли, сел к девушке, обняв ее так, что его подбородок касался макушки Мишель. Парень слегка потрепал девушку по плечу, и она усмехнулась. — Даже если ты будешь причастна к тому, что творится в Глэйде, знай, что я буду на твоей стороне, а переубедить остальных — лишь вопрос времени, — утвердительно сказал Ньют, и Мишель внезапно почувствовала спокойствие и чувство безопасности, находясь рядом с ним. Она была благодарна за то, что сейчас, именно в эти минуты Ньют сидел рядом и поддерживал, понимая, что переубедить остальных и быть на стороне Мишель после того, как они узнают, насколько сильно она причастна к Лабиринту будет попросту невозможно. — Признаться честно, когда я впервые увидел эту фотографию, а я прибыл в Глэйд с ней, я помнил какие-то отдаленные воспоминания, которые могли что-то сказать о том, знакомы ли мы были раньше. И с уверенностью я могу сказать, что были. И недавно я понял, что мы были близки друг другу, мне даже стало жаль тебя, когда я увидел тебя в лифте, — Ньют слегка шмыгнул носом, вероятно, из-за того, что сильно похолодало, и Мишель усмехнулась. — Нет, я тебе правду говорю, не думай, что это смешно. — Я и не думаю, Ньют, — девушка слегка покачала головой. — Просто ты не так легко переносишь холод и начинаешь простужаться, кстати, как сейчас. — Предполагаешь? — Помню. Ньют слегка засмеялся, а потом замолчал, видимо, думая о своем. Трудно сказать, сколько точно подростки просидели так, может, они бы так и заснули, если бы на улице не стало еще холоднее. Ньют поднялся, потушив тлеющие угли, оставшиеся от костра, и вместе с Мишель двинулся к спальным гамакам. Все время, пока они шли, Мишель не выпускала из рук фотографию, которую Ньют ей отдал. В голове крутилось множество мыслей, и одна из них в том, что Ньют и Мишель были знакомы раньше, но они этого не помнили так хорошо, как хотелось бы. Девушка очень надеялась на то, что она вспомнит что-то, будучи в сонном состоянии. Но сна не было ни в одном глазу. Мишель все продумывала в своей голове слова Ньюта, сказанные ей перед сном. Неужели, прибыв в Глэйд, она выглядела настолько беспомощно, что Ньюту стало жаль, или он отдаленно помнил свое прошлое? То, как они дружили? Об этом говорят даже воспоминания Ньюта. А еще голову не покидал Томас. Кем бы он мог быть? И почему его нет в Глэйде? Судя по всему, он сюда и не прибывал, но где же он тогда? Остался дальше с теми людьми в белых халатах, помогает им? Возможно, если бы он появился в Глэйде, он бы вполне ответил на множество вопросов, которые Мишель, да и не только она, но и многие любопытные глэйдеры, очень хотели задать. Если те люди, которые отправили всех жителей Глэйда и саму Мишель на «первую фазу испытаний», не проследят за тем, что начисто сотрут Томасу его память. Проворочавшись без сна до полуночи, девушка с тяжелым вздохом перевернулась на другой бок в гамаке, по самый подбородок натянув одеяло. Взгляд сразу же упал на спящего Минхо, чья нога лениво спадала с гамака. Может, азиат что-то знает? Мишель решилась разузнать утром, пока он еще будет в Глэйде. Завтра ее ждал новый день, нужны силы. Глубоко зевнув, Мишель закрыла глаза и вскоре заснула крепким сном.