Sally Face: Moments

В искусственном мире       Та самая мелодия из восьмибитной игры, слегка дрожащая картинка на экране, яркие цвета и столько детской радости, ностальгии. Искренней, неподдельный, такой… Реальной.       Спаси принцессу, победи злодеев. Стань чем-то большим. Более смелым, более честным, неограниченным скупостью окружающего мира. Не страшно ошибаться, ведь все можно исправить. А ошибки реальности больно кусаются. И хватка у них как у добермана, даже мертвые не разомкнут челюстей.       Салли удобнее устраивается на матрасе, освещенный зелеными искрами экрана, пододвигается вправо, чтобы тебе было лучше видно. Белый протез особенно хорошо отражает блики, из-за чего тебя слепит на левый глаз.       Смотрите оба, завороженно, на экран. В восьмибитном мире разворачивается история любви. Чище и нежнее жизни в трех измерениях. И от этого хочется плакать. Плакать от того, что истории и эмоции, продуманные для развлечения, затмевают наши собственные, «реальные». В какой из реальностей согласен жить? Которая из них реальней?       Салли умиляется, наблюдая за последней кат-сценой, и тебе кажется, что в его глазах блестят слезы. Возможно, блестит искусственная, стеклянная радужка. Не хочется об этом думать. Ведь на самом деле, у нас у всех уже давно глаза ненастоящие. И стоят они немного. Сколько может стоить ослепший глаз?       Экран потухает, и почему-то тебе кажется, что создатели игры забыли поместить в конце сопливую надпись «fin» как в старых французских фильмах. Неважно. Он вздыхает, роняя приставку на кровать и вас обволакивает тьма. Становится холодно. Раньше согревали нарисованные эмоции.       Робко обнимаешь его плечи. Под пальцами скользит ткань свитера. Искусственная. Притягиваешь ближе. Хочется смеяться как в фильмах, чувствовать как в книгах, ошибаться как в играх, любить как в песнях. Искренне, не боясь потерять все. Или приобрести. Обнимает­ в ответ. По-настоящему? Неважно. Стоит же попробовать в реальности? В крайнем случае, что мы теряем? В музыке       Сидишь напротив, вслушиваясь в каждый надломленный стон струны, пока он застыл напротив, сидя на полу, скрестив ноги. Пальцы легко пробегаются по грифу, цепляют что-то в твоем сердце, растягивают, задевает лениво каждую ниточку нервов, отпускают, заставляя звенеть, трепетать. Почти благоговейно. Но глаза закрыты, брови сведены к переносице страдальчески, как у мучеников, отдавших всю плоть на растерзание во имя благого дела.       Последние аккорды сыграны, легкое эхо и полная безмятежность. Так хочется остаться в этих звуках навсегда. Просто раствориться, не спешить никуда, забыться немного дольше, чем отведенная продолжительность песни. На целую вечность?       Придвигаешься к нему ближе, спуская ноги на пол и осознавая, что по полу скользит холодок. Цепляющий, играющий на коже стайками мурашек. Почти мелодия.       Он сидит недвижимый. В трансе. До этого спетая песня отзывается эхом ушах. Он только дышал ей? Почти жил.       Твоя рука касается ладони на грифе, опутывает тонкие пальцы, пробегаются по очерствелым, мозолистым подушечкам пальцев. Карие глаза лениво приоткрываются. Печально, что приходится это делать, но это обязательно, иначе никак.       Смотрит на тебя недовольно. Прости? Хватит слова? Руки переплетаются крепче. Не хватит. Но большего дать ты не в силах. Слишком велика опасность потеряться в мелодиях. Музыка стихает окончательно, наступает время вернуться в реальность.