«Я его ненавижу» «Ты должна его любить»
Один человек может перевернуть плоскость твоей прежней жизни. Раньше солнце сходило, теперь же оно только заходит: стремительно закатывается, падая во мрак. Точно так же он тянет меня за собой вниз. Я пытаюсь цепляться, чтобы вскарабкаться — только чтобы потом упасть самой, лишь бы не в его руках. — Я всё это сделал для тебя, — мило улыбается он, поглаживая меня по волосам. Я сижу на его коленях, обхватив ладонями шею. Могла бы удушить — он прекрасно это знает. Я прислонила голову к груди Бьякурана, слыша размеренное сердцебиение. Он совершенно спокоен, не испуган, чего не скажешь обо мне. Мне страшнее сделать шаг, чем оставить всё так, как оно есть сейчас. Эти ненормальные отношения любви и ненависти сведут с ума любого. Я медленно теряю рассудок, сомневаясь, что у него он когда-то был. Бьякуран говорит, что сделает для меня всё, что я пожелаю — я взамен ничего не прошу. Мне слишком страшно, что просьба покажется вопиющей, такой, какую он не сможет выполнить. Ведь понимание «всё» у нас совершенно разное: Бьякуран хочет, чтобы мои просьбы не выходили за пределы моей невидимой клетки. Клетка, её ставни, ключ, поворачивающийся в замочной скважине — всё это Бьякуран. Он никогда не позволит мне сделать то, что противоречит его желаниям. Одно из его желаний — это я. Я хочу вернуть себе себя обратно, но должна принадлежать лишь ему одному. Мне хочется сыграть с ним злую шутку, провернуть тот же трюк, что он проворачивает со мной. — Мне не нравится, что ты находишься в компании Блюбелл, — чеканю слова я, разыгрывая недовольство. Я смотрю в сторону, пока Бьякуран поедает свою любимую сладость. Мне не надо бросать взгляд на его лицо, чтобы увидеть, что он доволен. Я замечаю, что движением кисти он манит меня к себе. Хмыкнув, я подхожу ближе, но на такое расстояние, что Бьякуран не может ко мне дотянуться. Он рывком подрывается с кресла, одним шагом разрывая дистанцию между нами. Я окинула его сдержанным взглядом, уже давно привыкнув к подавлению своих истинных эмоций: я зверь, легко адаптирующийся в новых условиях. Зверёк, который желает сохранить свою жизнь, ведь он уже научен опытом смерти. — Ты же знаешь, что она для меня ничего не значит, — его рука обвивает мою талию, голова покоится на макушке. — Никто не значит. Только ты мне и нужна. Он кладет себе в рот зефир и обхватывает пальцами мой подбородок. Я вынуждена посмотреть ему в глаза, а рот приоткрывается, стоит Бьякурану придвинуться ближе. Я разделяю с ним его любимый десерт, не в состоянии противиться вынужденному поцелую. Больше зефира он любит сладость моих поцелуев — сам об этом говорит, довольствуясь своей новой любимой сладостью непозволительно часто. — Так перестань с ними контактировать, — дерзко заявляю я, когда он разорвал соприкосновение наших губ: когда он пресытился. — Ты же знаешь, что это невозможно, — открывает глаза Бьякуран. Его взгляд не выражает опасности — явной. Я могла себе это придумать, но не в силах бороться с ощущением, что всколыхнула сон спящего зверя. — Если это невозможно, то почему ты запрещаешь мне контактировать с другими? — в этот раз голос звучит более спокойно, я словно смакую свою победу. Победу, которой у меня не может быть. Мне хотелось ему доказать, что он не прав. Бьякуран сам устанавливает правила — он всегда прав. Я знаю, какую игру мы ведем, и всё равно стараюсь получить штраф, ведь перестала его бояться. Самое ценное, что у меня осталось — это жизнь, и она в его руках, он никогда не отпустит это приобретение. Он тихо смеется. — Ты пытаешься мне сказать, что я слишком строг с тобой? Что ограничиваю твою свободу? — он делает шаг назад, закинув руки за спину. Я настороженно наблюдаю за его действиями, даже не надеясь, что всё обойдется настолько просто. Тут есть подвох, просто я его еще не разгадала. Бьякуран резким движением придавливает меня к своему телу, сжимая кисти рук и поднимая их вверх. — Но ведь если бы я этого не делал, — его голос звучит на тон ниже, теперь он себя не сдерживает. Маска, которую он носит для всех, которая приросла к нему как истинная личность, трескается, — то ты бы от меня сбежала. Да? — маска вновь становится цельной. Его глаза закрыты, а приятная глазам улыбка замерла на губах. Я пытаюсь улыбаться точно также непринужденно, ведь могу это делать лишь в компании Бьякурана. Делать все те малые жесты, которые когда-то делали из меня человека, а не загнанного зверя. — Я никогда не смогу сбежать от тебя, — я тянусь губами к его лицу, останавливая их на щеке Бьякурана. Мои глаза закрыты, представляю себе, что не целую человека, которого ненавижу. Но я никого не любила, поэтому откуда мне знать, как испытывать противоположное любви чувство? Мои чувства к Бьякурану сильны — в этом нет сомнений. Я не знаю ничего о любви, и он — плохой учитель. — Не сможешь, — довольно подтверждает он, отпуская мои кисти. — Я сделал всё для этого. Бьякуран не врет: даже если он подарит мне свободу, она будет принадлежать одному ему. И мертвым людям — даже если они умерли внутри — свобода не нужна.***
Каждый, кто имел к ней отношение в её прошлой жизни, ныне стали лишь историей: их останки гниют в земле, политой кровью. Её семья была помехой Джессо — как удачно всё сложилось. Я хотел, чтобы она была только моей, всегда рядом со мной, поэтому подвернулась возможность реализовать задуманное. Прошлые узы её лишь отягощали — мешали истинному счастью. Только я знаю, что ей нужно, и сделаю для неё всё. Она меня ненавидит— в первое время, и не могу обижаться на неё за это. Милая глупышка не понимает, что для неё это пойдет на пользу, ведь с теми людьми она была несчастна. Думала, что это её истинное счастье, но делала роковую ошибку. Даже если бы она мне не отказывала, не убегала от меня, то сомневаюсь, что исход был бы иным. Я не хочу, чтобы она заботилась о ком-то другом, всё её существование должно быть сосредоточенно вокруг меня. Я же взамен подарю ей целый мир — весьма справедливая сделка, учитывая еще то, что я всецело принадлежу ей. Поэтому ты должна простить меня, а полюбить… Ты ведь и так перестала меня ненавидеть. «В тот день я умерла со всеми, но ты продолжаешь связывать меня с этим миром, чего я никогда не прощу»