Подавляй свою волю

«Я всего-то старалась оправдать ожидания» «Ты должна их превзойти»

Я его разочаровала, и сэнсэй выглядел так, что от этого больнее ему. Он не представлял, что я готова разрыдаться и упасть на колени, лишь бы изменить его решение. Но я хорошо знала Тоджо-сэнсэя — он останется непреклонным, ведь ему не нужны уродливые игрушки. Я перестала быть идеальным творением — я им никогда не была. С меня свалилось огромное напряжение, стало меньше стресса — но стало больше слёз. Хотела прогуливать его уроки, но не могла. Чувство долга и прежних надломленных чувств заставляли меня переступать порог его аудитории и помогали плавно чертить карандашом по полотну. Всё это благодаря ему — совершенно другому, но похожему на предыдущего. Он лишь окликнул меня, протянул конфету — для меня же это был спасительный канат, по которому я взобралась одним махом. Я нуждалась в зависимости от кого-то. Мне нужно было соответствовать чужим стандартам, это превратилось в мой наркотик — смысл жизни. Без чужого вмешательства в мою жизнь я была лишь ненужным мусором. Я хотела быть в подчинении. — Ты любишь эксперименты? — невинно спросит он, закидывая мне в рот очередную сладость: наш эксперимент уже начался. Я готова подстраивать свои чувства лишь бы снова не оказаться брошенной. Для меня это тонкая игра, где я должна угадать правильный ответ, ведь второго шанса у меня не будет. Я и так им сейчас пользуюсь. — Люблю, — уверенно произношу я, улыбка Кашю-сэнсэя становится неимоверно довольной, невольно приподнимаются уголки губ у меня. Я не оплошала — мне надо лишь продолжать в подобном духе. Даже если это значит погибель для остатков моей прежней личности. Кашю-сэнсэй более непредсказуемый, чем Тоджо-сэнсэй: тогда я понимала, что от меня требуется, сейчас всё превратилось в эксперимент, где не существует правильных ответов. — Ты всё еще меня не ненавидишь? — спрашивает он, сильнее сжимая пальцы на горле, что я не могу дышать. Мне сложно прохрипеть ответ, я слабо качаю головой в разные стороны. Рем удивленно приподнимает брови и наклоняется ближе к моему лицу, приставляя ухо. Пальцы всё еще на шее. Я выдавливаю из себя «нет» — и ответ правдивый. Если это надо стерпеть для того, чтобы меня не бросили, то я давно готова. Ни одно испытание не заставит меня отвернуться, ведь я так отчаянно боюсь увидеть его спину. — Хороший подопытный кролик, — шепчет он мне на ухо. Его пальцы перебираются выше, вдавливаются в мое лицо. Указательный палец замирает на нижней губе, оттягивая её вниз. — Какой же эксперимент мне надо провести, чтобы ты меня возненавидела? Его лицо по-детски задумчивое — такое обманчивое. Я уверена, что он ничего не придумает для того, чтобы мои чувства изменились. Эта больная привязанность толкает меня в руки безумного ученого — хочу остаться в его руках навсегда. — Если бы я тебя убил, то ты бы меня возненавидела, — кладет ладонь на мою грудь он. Проводит справа, налево, останавливается по центру: пытается понять, откуда же вырвать сердце. Оно предательски бьется ему в ладонь — совсем не от страха. Он растягивает пуговицы моей блузки, чтобы лучше чувствовать биение. — Но, если вы меня убьете, Кашю-сэнсэй, — пытаюсь привести сбитое дыхание в норму и сдержать предательское подрагивание, — то я не смогу ничего чувствовать. Вы никогда не сможете узнать, чем завершился этот эксперимент. Он смотрит на меня удивленными глазами. Сердце бьется быстрее, думая, что ему скоро придется рухнуть вниз. Эти слова могли быть лишними — они могли прийтись Рему по вкусу. Я никогда не знала, потому что тоже проводила эксперименты. — Ты права, — улыбается он, второй ладонью поглаживая меня по щеке. — Моя ученица растет на глазах. Эти слова сладкая мука для меня: они напоминают мне о Тоджо-сэнсэе. В начале он тоже меня любил. Я хочу улыбаться от похвалы Кашю-сэнсэя, хочу ухватиться за него и умолять, чтобы так продолжалось и дальше. Обещать, что никогда его не разочарую, никогда не оступлюсь. Только бы он владел мною — только бы оставаться его подопытным кроликом. Сколько бы он не пытался заставить себя ненавидеть, всё бесполезно. — Какой же мне надо провести эксперимент, — продолжает Рем, ладонь с моей груди спускается к животу, — чтобы я возненавидел тебя?

***

Я не привык подбирать чужие игрушки, но эта показалась мне занятной. Мне требовалось переиначить чужую забаву под себя, чтобы она стала моим идеальным экспериментом. У игрушки еще оставался рассудок, поэтому она быстро училась — она умела меня занять. Я пытался строить теории насчет её дальнейших слов и действий — она меня удивляла. Я записывал всё, что было связано с ней, и знал о ней намного больше, чем о своих предыдущих экспериментах. Однако в этом случае в ней было что-то такое, что давало мне простор: она на всё была согласна. Ни в чем не возражала, и такая покорность могла наскучить. В следующий же раз она проявляла стойкость, словно говоря, что послужит мне интересным опытом в будущем. Я мог проворачивать с ней всё, что придет мне в голову — она была помечена, как моя собственность. Следы предыдущего владельца давно исчезли, она мне полностью отдалась. Я познал те её стороны, которые никогда не знал Кайри. Если бы он попытался, то я бы никогда не получил её в свои руки. Не приобрел бы свою вечную забаву, над которой не устану проводить опыты. «Ты можешь травить меня, душить, избивать — это нормально, ведь я всецело твоя»