«Я лишь хотела понять, что происходит» «Ты должна его подчинить»
Всё оказалось намного проще: мне надо было стать проще. Я должна была раствориться в этих чувствах и вспомнить, какое удовольствие мне приносила одна мысль о том, что меня могут так любить. Что меня может так любить он — и никто другой мне был не нужен. В один миг мне надоело притворяться, что его любовь меня пугает. Я была такой лицемеркой, ведь как можно отторгать того, кто сделает для тебя всё? Нет, я не притворялась. Меня действительно пугал Комаэда, ведь тогда я влюбилась в совершенно другого Комаэду: он был дружелюбным, загадочным и умным — тот идеал, в которого могла влюбиться такая одинокая глупышка как я. В тот момент я просто не понимала, что мне действительно надо, а мне нужен он — целиком и полностью, без утаек и притворства. Хорошо, что я от него не отвернулась. Хорошо, что он мне этого не позволил. Нагито считал себя недостойным меня мусором, и был бы рад даже тому, что я бы растоптала его физически, обтерла бы ноги об его чувства. Ведь он не мог полностью верить в то, что я его люблю: поэтому мне приходилось переходить грани. Слова говорили одно, а действия другое. Пусть Комаэда и был недостойным меня мусором, он отравил меня. Его любовь оказалась токсичной, я всё больше поддавалась его влиянию. Казалось, что я не смогу жить без него, чем наоборот. Это меня злило, я срывалась и даже когда я себя ненавидела, он всегда был рядом. Чтобы сказать, как сильно он меня любит. Что готов стерпеть всё, что угодно, ведь для него я идеальна. Эти слова пристыжали меня, я обнимала его крепко, гладила по волосам, ведь мне так нравилось зарываться в них пальцами — и для ласки, и для того, чтобы оттянуть с силой назад. Я себя ненавидела, и словно испытывала границы принятия Комаэды, даря ему то пряник, то хлеща кнутом. А он всё принимал, и ломалась одна я. Исходиться то смехом, то поникать, то злиться — всё как будто смешалось в одну эмоцию. Ведь рядом всегда был он, говорящий, что я для него единственная. А единственная не нуждается в том, чтобы разделять свои чувства, ведь их надо объединить — так будет намного проще. Пока весь мир исходит в агонии Отчаяния, мы кровоточим от ран, которые переживает наша сумасшедшая любовь. Иногда мне нравится притвориться, что всё как прежде. Мы играем свои роли, вспоминая, какими были глупыми и невинными в первые дни знакомства. Как я боялась подойти и взглянуть в сторону Комаэды, а когда решилась, то думала, что умру от волнения. Нагито тихо смеялся на мои слова. Он тоже вспоминал, как восторгался мной: сначала, как всеми остальными одаренными учениками, потом же я превратилась в особенную, ведь оценила такой мусор, как он. Я смеялась на его слова. — Мне не нравится, что ты называешь себя мусором, — надула губы я, спиной прислоняясь к груди Нагито. — Прости-прости, — взмахнул руками он, прежде чем опустить ладони на мои плечи. Комаэда прошептал мне на ушко: — Такая привилегия только у тебя. Я радостно заулыбалась: я любила его еще за то, что он понимал меня. Я резко схватила его за подбородок и притянула к себе: наши поцелуи всегда были неожиданными и их инициировала я. И после того, как поцелуи углубляются, и становится тяжело дышать, мне нравится притворяться, что существуют стороны, которые мне стыдно показывать Комаэде. Словно в наш первый раз. Но Нагито всегда смотрит на меня такими глазами, как будто впервые видит. Я скромно улыбаюсь, в уме самодовольно отмечая: он не может мною насытиться. Как я могла отказываться от подобного? В мире не найдется человека, с кем бы я разделила любовь к самой себе, когда я постепенно начинаю себя ненавидеть. Кого могла бы любить, когда сам себя он не любит. Мы заполняем эти пробелы нашими взаимными чувствами. Наша любовь безумна — беспредельна. Он ненавидит себя еще больше, когда понимает, насколько отчаянно нуждается во мне. Но для него я та не угаснувшая надежда — хотя я сама уже давно погрязла в отчаянии. Ведь если бы не оно, смогла бы я относиться к нашим чувствам так просто? Растаптывать их, возрождать, купаться в них — утопать. Когда же мир наладится и будет в нем место и надежде, то я буду барахтаться и захлебываться, не понимая, нужно ли мне спасение. Я буду помнить всё то, что происходило и не смогу себя простить — никогда не смогу понять. И эти чувства, они всё будут давить и раздавливать, заставляя меня сдаться и признать: я не могу от него отказаться. Я не буду знать, как ему вновь об этом сказать, когда страница уже стала чистой, но грязные пятна написанной истории не дают о себе забыть. А он улыбнется и скажет, что всё в порядке; что я зря волновалась. Ведь мы всегда будем рядом — он всегда будет рядом. Я же улыбнусь в ответ и скажу, что он изначально был прав: ведь я тоже хочу быть с ним. Но всё это в туманном будущем с надвигающейся паволокой надежды. Мы же пока грязнем в Отчаянии: вместе, не ожидая рассвета следующего дня.***
Пожалуй, она стала умело скрывать свое пренебрежение ко мне, ведь я не могу поверить, что она, настолько замечательная личность, смогла полюбить меня в ответ. Я ведь говорил ей, что она может выбросить меня в любой момент. Она соглашалась: то говорила, что я ей не нужен, то возвращалась сама. Заставляла переживать несоизмеримое Отчаяние и всё переполняющую Надежду. Только она могла заставить меня чувствовать подобным образом, и я, как недостойный мусор, должен быть благодарен, что она позволяет мне находиться рядом. Что бы она со мной ни делала: унижала, избивала, потом своей лаской стирая все раны, я никогда не смогу её разлюбить. Она обращалась со мной так, как я того заслуживаю. И я сам до конца не понимаю, почему люблю её так сильно, ведь от прежней девушки не осталось и следа. Не изменилось лишь одно: она заботилась о моем существовании. Я ей принадлежу — значит, живу. Даже если наши чувства продиктованы Отчаянием, то я вижу в этом прекрасный шанс испытать свою любовь на прочность по отношению к ней. И проверить, насколько же прочна она. «Лишь благодаря Отчаянию я смогла понять, что люблю тебя, невзирая ни на что»