«Я хочу сбежать» «Ты должна быть рада неволе»
Я вертела ладонь в разные стороны, переливы света прекрасно оттеняли всю роскошь приятно блестящего колечка на безымянном пальце, но мое внимание привлекало не украшение, а пустующие без него соседи. Знать имя своего суженного и уже заранее прописанную жизнь теперь так естественно. Мои сверстницы могут лишь гадать в разговорах, на ночь, на тестах — как угодно и чем располагает их вера. Мне же повезло: моим мужем станет лучший парень школы, нет — единственный. В моих глазах не существовало никого, кроме него, и мне так хотелось, чтобы он это знал. Эта блестящая окова не смогла его уверить полностью, ведь была прикована не им лично, а цепь не прилегала к его руке. Его тренировки не вызывали во мне интереса, но меня интересовал он. Его команда настолько привыкла к моему присутствию, что перестала замечать меня. И пусть — в тот миг, когда я заметила на себе его взгляд, и пока он чувствует на себе мое внимание, моему удовлетворению нет конца. Я знаю, когда ему захочется передохнуть, знаю, что ему понадобится чистое полотенце, знаю, что он любит, когда я, пока не смотрят чужие глаза, глажу его по ладони. Нет, вернее, я не знаю — я всё выучила. Зато Акаши знает обо мне всё, ведь он знал, что наша любовь взаимна намного раньше меня. Сейджуро намного раньше перестал противиться эмоциям, а я слишком поздно их приняла. Приняла?.. Приня… Может, я просто отчаялась. Смирилась, что лучшего мне не найти — ведь лучшее рядом. На людях он сдержан, больше похоже, что в его глазах я деловой партнер, а кольца на безымянных пальцах лишь подписанный договор. Когда же люди исчезают и остаемся только мы, Сейджуро любит давать мне свою фамилию, любит, когда мы держимся за руки, любит, когда я инициатор. К нему я тяну губы, к себе же притягиваю его ладонь. Он сам знает, какой участок тела ему наиболее приятен, поэтому сам выбирает направление. Может, я просто перестала чувствовать запах золота, сдавливающий шею. Ведь золото утекает сквозь пальцы, точно так же, как плавно соскальзывает ткань с тел — и днем, и ночью. Всё время лишь для нас, а мы лишь друг для друга. Когда девушки смотрят на Акаши, я всегда знаю, что он не подарит им взгляда в ответ — лишь вежливую улыбку. Когда парни смотрят на меня, я знаю, что ему это не понравится. — Мне не нравится, что ты с ним общаешься, — не между словом, а при встрече, скажет мне Сейджуро. — Я поняла. Прости, что заставила тебя переживать, — недовольство на его лице разглаживается, стоит мне погладить его по щеке, а ему перехватить мою ладонь и убрать её. Ему нравится делать вид, что он независим от меня, что полученная победа — всё, что его интересовало, а послесловие лишь довесок. Но та безумная искра, которую я не могу забыть с того рокового события, не есть отголоском памяти. Ведь память ткут в данный момент, в настоящем. Я не могу представить себе, как это, не любить его. Даже за ставнями клетки я всё еще вижу его лицо, ведь по-другому быть не может. Он единственный, кто остался в моей жизни, и для других он вход перекрыл. Акаши, который так не любит выражать чувства на публике, привык показывать собственнические инстинкты. Он ненароком прикладывает мою ладонь к своей, так, что наши пальцы переплетаются в таком орнаменте, где главным украшением служат кольца. Ах, эти девичьи вздохи — ох эти присвистывания парней. Я всегда краснею, прося Сейджуро прекратить, а он, быстро исполняющий мою просьбу, извиняется. И я понимаю, что никто не смеет ждать от него пощады. Даже я. Я, которая находится в наибольшей опасности. Но ведь единственной опасностью для меня является сам Акаши, и другими словами — я в безопасности. Пока я с ним, всё будет в порядке. У него не будет поводов усомниться во мне, волноваться, он всегда будет знать, чем я занята и с кем нахожусь. Мне стоит лишь всегда быть рядом — перестать быть собой. Стереть все те приятные мелочи, которые можно было назвать «индивидуальностью». Друзей вычеркнуть, а встречи с родными лишь по расписанию. На Рождество с моими, а на Новый год с твоими — так мы это назовем. Если всё будет находиться под его контролем, то это будет лучшим исходом. Ведь каждая мечтает быть под защитой своего мужчины, перестать думать обо всех хлопотах и наслаждаться своим долго и счастливо. Мне стоит просто перестать думать. Я такая, какой он хочет меня видеть, и ни на йоту больше. Не в моей воле изменяться, приобретать новые увлечения или заводить новые знакомства. Если я буду подчиняться указаниям в инструкции, то всё будет хорошо. — Ты единственная, кто радует меня. Если я буду слышать эти слова, значит, я делаю всё правильно. Ведь за свое послушание я получу награду, а ведь я даже не прилагаю усилий! Как было глупо с моей стороны пытаться сбежать: к жизни в золотой клетке меня никто не принуждал — я сама повесила на неё замок.***
Она оказалась лучше, чем я её себе представлял. Наблюдение издалека, то время, когда мы были ровно никем друг для друга, стерлись и перестали что-либо значить. Я полюбил её еще в то бессмысленное теперь время, но люблю сейчас. В ней ничего не изменилось, но во мне как будто произошло внутреннее перерождение, иначе я не могу объяснить, почему полюбил её еще сильнее. Это звучит настолько глупо, настолько не для меня, и она вряд ли услышит от меня откровения. Более не услышит, ведь я потерял бдительность в тот день, но риски стоили выигрыша. Она научила меня своему способу любви: как оказалось, я всё делал правильно. Верно, желание быть рядом — природное. Необходимость контролировать каждый шаг — лишь мера. Быть для неё всем — плата. Ведь для меня никто не значит столько, как она. Так почему же нам не уровнять стороны? И я обещаю, клянусь всем, что когда-то значило для меня, помимо неё, что она никогда не пожалеет о своем выборе. Потому что этим глазам посмела противостоять одна она — этим и привлекла взгляд, который я не в силах отвести и ныне. «Даже если золотая клетка покроется ржавчиной, пока существует мой тюремщик, я готова жить взаперти»