Цветы магнолии

      Эренберг смогла спокойно вдохнуть только когда Элса под руку вывела её на улицу. Свежий, резко похолодевший ночной воздух отрезвлял и обжигал лёгкие, которые всё ещё саднило из-за приступа. Брюнетка прикрывает глаза и откидывает назад голову. Тишину разрывает хлопнувшая дверь кабака. — Как давно у тебя это началось? — Алан, держа руки за спиной, не спеша подошёл к девушке и встал рядом.       Брюнетка опустила голову, массируя пальцами виски. Прийти в себя до сих пор трудно. Как она вообще могла этим заразиться? Ладно, если бы была в кого-то влюблена — болезнь могла бы передаться, в конце концов Прайд касалась гардений, тогда, в убежище симфонистов, но ведь она за собой ничего подобного не замечала! Или не хотела замечать?.. — Не знаю… — буркнула темноволосая. — Вроде бы до этого момента всё было хорошо. — Откуда ты знаешь о ханахаки? — продолжил алхимик. — Видела, — и она рассказала всё: о Симфонии, об операции, о ранении Лины и чёрных гардениях.       Когда Эренберг закончила и осела на землю, опираясь спиной на бревенчатый корпус здания, парень чертыхнулся. Есть только один способ излечить ханахаки — взаимность. Но проблема в том, что Прайд слишком гордая — чёрта с два она признается, что любит кого-то! — Так, ладно, — прервала тишину Элса, хлопнув Гордыню по плечу, — вставай давай.       Зеленоглазая на удивление послушно поднялась и посмотрела на ведьму. — Что-нибудь придумаем с этим, — продолжила та. — Не помрёшь, если что, — лёгкая усмешка на губах красновласой вселяет надежду и к Прайд практически сразу возвращается былая уверенность. — Мы попробуем узнать что-нибудь об этом, постарайся не «захлебнуться цветами» за это время. — А ещё лучше, если ты узнаешь, что же всё-таки за чёрт похитил твоё гордое сердечко, — добавляет с явным ехидством алхимик, после чего они с Элсой, попрощавшись, скрываются за кабаком, оставляя Эренберг в одиночестве.       Темноволосая рвано выдыхает и мотает головой, думает о том, как она вообще могла во всё это вляпаться, а после наконец-то собирается с силами и по залитой лунным светом дороге отправляется домой, где её уже ждёт обеспокоенная долгим отсутствием мать. Гордыня не рассказывает о болезни ни ей, ни солдатам из централа: Лине, Эдриану и, уж тем более, Гекидо. Последнего она вообще старалась избегать — задница Прайд очень тонко чувствовала неприятности, и именно та же задница подсказывала, что лучше к фюреру не соваться.       Но, видимо, судьба решила по другому.       Выйдя из-за государственных часов, майор тихо выругалась, — очередной дождливый день — льёт как из ведра. Улица — одна сплошная лужа. Девушка уже собиралась оказаться насквозь промокшей, как у неё над головой, буквально из ниоткуда, появляется раскрытый зонтик. — Пошли, провожу, — кивает Гекидо, стоя сбоку от неё, — мне всё равно с тобой в одну сторону.       Эренберг лишь пожимает плечами и хмыкает, мол: «Давай, рискни». Они идут в полной тишине. Людей на улице почти нет — большинство сидят по домам или ещё на своём рабочем месте, а редкие прохожие стремятся как можно скорее попасть в тёплое помещение или, хотя бы, скрыться от назойливого дождя под откосами крыш. Вскоре, между парнем и девушкой уже привычно завязался довольно громкий спор на какую-то пустяковую тему. — Кстати говоря, — вдруг произнёс Гекидо, — как ты? После того задания с симфонистами ты стала какой-то… Более тихой, что ли? — С чего это ты взял? — усмехнулась девушка. — Да и вообще, что такого случилось, что ты беспокоишься обо мне?        Анданта передёрнуло от тона Эренберг. Казалось бы, за то время, что они знакомы, он уже должен был привыкнуть к её закидонам, но привычные эмоции со временем не отступали, а лишь вновь и вновь накатывали с ещё большей силой. — Тц, да как будто я для себя спрашиваю! — вспылил он. — МэйЛина считает, что с тобой что-то не так, вот она и попросила узнать, потому что ей ты не говоришь. Мне до этого дела нет…       Сердце Прайд на мгновение сжали крепкие тиски. Дела нет, значит?.. — Передай Лине, что я ещё всех вас переживу. Пусть не беспокоится, — бросает она, останавливаясь на развилке. — Мне в эту сторону идти. Бывай!..       Дождь уже закончился, тучи постепенно разошлись и поднимающаяся луна озаряла мягким светом отходящий ко сну город. Закрыв зонт, фюрер ещё какие-то время смотрел Эренберг вслед, а после резко развернулся и двинулся дальше по дороге.       Как же его бесила сложившаяся ситуация! Вот, вроде бы ему Прайд симпатична — всё при ней: и ум, и красота, и за себя постоять можешь, и за словом в карман не полезет — но ох уж эта наглость! Поумерь она свой пыл, может и он не грубил бы ей в ответ. Может у них и отношения нормальные были бы!       Были бы… Но чёрт возьми!

***

      Прайд становится плохо почти сразу после их расставания, в небольшом, узком переулке между домами. Надрывный кашель не даёт нормально дышать, вынуждает отшатнуться к стене, пытаясь сфокусировать рассеянный взгляд. Лепестки ставшего на тон темнее амариллиса осыпают подставленные холодные ладони. Мысли хаотично вспыхивают в голове, в сумасшедшем ритме сменяют друг друга. Перед глазами появляются чьи-то образы, почти сразу расплывающиеся ядовито-кислотными пятнами, а в ушах шум прошедшего серого дождя и хлюпанье луж под сапогами.       Всё резко прекращается, когда девушка чувствует на своих плечах руки, встряхнувшие её. Ночная тьма встаёт перед глазами, ноги подкашиваются из-за возникшей слабости и темноволосая благодарна придерживающему её Алану. Она хочет что-то сказать, спросить откуда он здесь, но выходит лишь беспомощно хватать ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Алхимик понимает всё без слов — помогает Эренберг дойти до скамейки и сам опускается рядом, терпеливо ждёт пока Гордыня придёт в себя и только тогда начинает говорить: — Мы нашли кое-что новое о ханахаки, и Элса отправила меня к тебе, — лёгкий смешок. — Видимо, вовремя я подоспел…       Прайд и сама улыбается — вяло, но искренне. — Так вот, — спустя пару минут продолжает парень. — Цветы… Точнее, их цвет. Чем он темнее, тем ближе смерть. — Чёрная гардения, — шёпотом произнесла его собеседница, скорее сама для себя, нежели для не расслышавшего её слов Алана. — Если, конечно, ты не умрёшь раньше от остановки сердца или элементарного удушья, — снова повисло молчание. — Думаю, какой способ излечения ты уже догадалась.       Лёгкий кивок. Эренберг поднимается на ноги, стоя спиной к светловолосому. — Не просветишь меня, кто он? — Нет, — голос тихий, хриплый, на секунду алхимику даже показалось, что несколько виноватый, но он не настаивает — также встаёт, еле слышно, на грани шёпота, желает удачи, и его фигура растворяется в ночной мгле.       Девушка запускает ладонь в волосы и перебирает чёрные локоны. Признаться в том, что ей правда нравится Гекидо самой себе — трудно, Анданту — невозможно.       Ночь выдалась неспокойной. Все мысли в голове смешались в мятую кучу, не давая заснуть. После полуночи снова начался сильный дождь, громко колотивший до самого рассвета по крыше дома. В комнате душно и жарко, и даже настежь открытое окно не спасает. Девушке удалось забыться беспокойным сном только ближе к утру, да и всего на полчаса, если не меньше.       Город буквально утонул в серых лужах. «Благо, по-настоящему не ушёл под воду», — сказала за завтраком Мария и была полностью права, ведь при столь дождливой погоде и участь Атлантиды разделить недолго.       Прайд недовольно поморщилась, глядя на нахмурившееся небо. — Снова дождь будет, — буркнула себе под нос темноволосая и поспешила в централ.       Стоило ей переступить порог, как на встречу вышла МэйЛина. Как выяснилось — один из симфонистов, взятых ими в заложники, выдал место расположения основного штаба. От Эренберг требуется в кратчайшие сроки составить план действий.