Счастье прячется в сугробах

Она долго приходила в сознание. Ее тело было так измотано бессонными ночами и плохими мыслями, что первое время не хватало сил даже открыть глаза. В тот момент это казалось ей самой сложной задачей в жизни. Стоило лишь приоткрыть неподъемные веки, как в глаза начинал бить белый свет, терпеть который было невыносимо. Попытки справиться с бессилием и слабостью все откладывались и откладывались. Последний обморок добил ее и без того хрупкое здоровье. Ей удавалось лишь шевелить пальцами на руках, настолько она была слаба. Молли ощущала ткань под ними как никогда лучше, чувствую каждую ниточку, каждую петельку. Она ощутила иглу под кожей — это был катетер. «Глюкоза» — как-то само собой пришло ей в голову. С каждой минутой чувства обострялись в будто каменном теле. Она слышала, как тихо жужжит лампа на потолке и пищит кардиомонитор, как о стекло бьются то ли капли дождь, толи хлопья мокрого снега, как в коридоре ходят люди. Спустя какое-то время к ней пришло умение различать шаги. Те, что были мягкими, еле слышными, принадлежали легким тапочкам врачей и санитарок, а те, цокот которых раздавался по всему коридору, явно принадлежали суетливым и неугомонным гостям, пришедшим к пациентам. «Люди всегда так чрезмерно волнуются и трясутся, приходя кого-то навестить, будто этот кто-то обязательно умрёт, будь то даже легкое ОРВИ, — подумалось Молли — хотя, я их понимаю». Она сразу вспомнила отца. Вспомнила, как пришла с мамой его навестить. Она всю дорогу тешила себя призрачными надеждами на лучшее, что с ним все хорошо и как только они зайдут в палату, он протянет ей руку с нежной и такой родной отцовской улыбкой. В тот день лил дождь. Она вся промокла, а врач, вышедший из палаты как-то равнодушно, с напускным сожалением сообщил своим широким ртом, что ему очень жаль. Только тогда она почувствовала, что ее трясет от холода. От воспоминаний о смерти отца в сердце кольнуло. Такое уже было и повторяется постоянно, но к такому нельзя привыкнуть. Нет, Молли давно уже не плачет, лишь вспоминает и переживает это все заново, сидя наедине со своими проблемами. Это куда хуже слез. Сейчас она ощущала себя на его месте: беспомощной, усталой и ожидавшей чьего то прихода. Итак, действительно, рано или поздно должен был настать тот момент, когда дверь откроется и кто-то придет навестить Молли Хупер. Так и случилось: — Эй, Моллс, — после скрипа двери раздался тихий шепот. Это была Мина. — Выключи свет, прошу, — устало проговорила Молли. Щелчок и стало легче. Хупер приоткрыла глаза. Силуэты были размыты, но она и так знала эти палаты хорошо. Маленькая комнатка, большое окно, белая кровать, белый комодик, белые стены, но почему-то все было серым. Светло-серым. Коротко осмотревшись она повернула голову к подходящей подруге. — Моллс, ты ужасно меня напугала! — запричитала лаборантка, присев на койку. — Что было? Ничего не помню. Молли вяло повела свободной от катетера рукой и приложила ее ко лбу. Щурясь, она пыталась что-то вспомнить, но тщетно. — Конечно не помнишь. Ты чуть сотрясение не заработала! Вот был бы бонус к имеющимся проблемам, — саркастично возмутилась она, всплеснув руками. — Чувствую себя дерьмово, — сдавлено констатировала она. — Доктор Григ сказал, что у тебя крайняя степень переутомления да еще и ранняя стадия психоза. Из-за этого ты упала в обморок. Организм просто не справился, — помотала та головой с сожалением глядя на подругу. Молли слушала все это, смиренно убеждалась в поставленных самой себе же диагнозах. Мина встала с койки и направилась к двери. На стене рядом с ней висел планшет с данными о больном. Она выловила ручку из растянутого кармана халата и принялась что-то чиркать. Зрение Хупер наконец сконцентрировалось и сил как-то поприбавилось. Она приподнялась на кровати, откинувшись на высокую подушку. Ей стало легче. Она отдохнула за время пребывания в забытии. Будто та бездна, затянувшая ее, была спасением. Так и было. Головная боль ушла, тревога и воспоминания больше не трогали ее. Бездна засосала все в свои глубины, помогла успокоиться. Молли перевела взгляд на окно. Она была права. Шел мокрый снег, чьи крупные, сырые хлопья хаотично врезались в стекло. Цепкие и липкие, они оставались на вертикальной поверхности, но в итоге, все превращались в холодные капли воды. Из-за этих маленьких ручейков вид из окна искажался, но это было не важно. Все равно за окном все было такое же серое. Были видны слабые очертания домов напротив, темный силуэт высокого клена и небо, затянутое светло-серыми облаками. Как-то спокойно было Молли в этот момент. Дискомфорт куда-то ушел. Казалось, ее все устраивало: и больничная пижама, и капельница, и серая погода. Ничто не может тревожить человека только что выспавшегося. Молли Хупер так долго этого ждала, что казалось, будто ей забылось это ощущение легкости и уюта. Мина повесила планшет обратно и, опустив ручку в один карман, начала шарить во втором в поисках чего-то. Она достала из него маленькое зеркальце и передала подруге. — Ну и видок у тебя, — усмехнулась Мина. Ее широкая улыбка оголила ряд верхних зубов, больше похожих на кроличьи. — Да уж, — слабо улыбнулась Молли, посмотревшись в зеркальце. Под глазами все еще темнели круги, распущенные волосы растрепались и неприятно топорщились на концах. — Что говорит мистер Саймонс? — отдав зеркальце, спросила она. — Ничего особенного. Лишь качает головой. Он как и все не понимает, как ты могла такое допустить? В ответ Хупер лишь опустила задумчивый взгляд и пожала плечами. *** Она решила остаться больнице до завтра. Хупер старалась не вспоминать все произошедшее до обморока и это у нее (на ее же удивление) получилось. Мина по ее просьбе принесла рюкзачок, с которым Молли пришла по зову Холмсов. Она коротала время в инстаграме, фейсбуке, читала книжку, всегда лежавшую в этом самом рюкзачке. Она слушала «London Grammar» — музыку, полностью подходящую под ее спокойное настроение и унылую погоду. Хупер пару раз подходила к окну, наблюдая за Лондоном. Во время обеденного перерыва к ней зашел мистер Саймонс — главврач и ее босс, пожилой мужчина с маленькими зелёными глазками и очень добрым сердцем. Его уважали не только в своем отделе. Он поговорил с Молли, изредка подтрунивая над ней. Спросил как ее самочувствие и все в таком роде. Она отвечала и от его шуток ей становилось лучше. Мистер Саймонс рассказал ей все то, что она слышала от Мины и был серьезен как никогда в этот момент. Молли тоже была серьезна. Тогда она начала понимать, что ее здоровье серьезно пошатнулось. — Молли, я не стану задвигать тебе тираду о том, что ты должна беречь себя и все в этом роде, — начал глав — я лишь дам тебе месячный больничный, премию, которую собирался выдать, и совет отправиться на новогодние каникулы как можно дальше от Лондона и проблем, — он опустил голову, глядя на нее поверх очков с невероятно толстым стеклом. Молли лишь послушно слушала его. — Тебе нужно восстановить силы, нервные клетки и просто напросто отдохнуть. — Спасибо за заботу, мистер Саймонс. Вы правы. Мне нужен отдых, — закивала она головой. — Вот и умница. Ты ценный сотрудник, Молли Хупер, но прежде всего человек, которому как и всем нужен отдых. Не забывай про это. Он похлопал Молли по плечу и встал со стула рядом с кроватью. — А сейчас спи. С завтрашнего утра ты в месячном отпуске и чтоб в рождественскую ночь духа твоего не было в Лондоне! — повысил он голос, но тут же улыбнулся патологоанатому и вышел. Молли все еще улыбалась. А ведь когда она только начинала работу, этот на вид добрый (тогда еще) дяденька придирался к тому, как она заполняет бумаги, изучает анализы и извлекает мозги. Ее это ужасно раздражало и выбивало из колеи. Долго Молли это терпела, пропускала мимо ушей, но взяла себя в руки и просто начала слушать его замечания, прислушиваться к советам. Сначала скрипя зубами, нехотя, но позже оказалось, что это не было пустыми придирками, а вполне обоснованными замечаниями. Она работала на мистера Саймонса почти восемь лет и за это время ни разу не пожалела об этом. *** Незаметно подкрался вечер. Не смотря на хорошее настроение, Молли чувствовала себя усталой. Она подняла голову, оторвавшись от книги, и, взглянув в окно, зазевала. Палата освещалась лишь небольшой лампой, излучавшей желтый свет. Он напоминал Хупер то, как она в детстве проводила вечера у бабушки, пока та была еще жива. Выключив лампу, Молли повернулась на бок, смотря в окно. Виднелся свет из окон противоположного дома, мокрый снег все так же бился в окно. Ей вспомнилось, как сильно ее вывели из себя братья Холмс. Как-то сами собой ее брови нахмурились. «Ладно Шерлок, — внутренний голос звучал возмущенно, — он редкостный эгоист и не замечает ни состояния, ни потребностей других, но его брат…». Она перестала на минутку возмущаться, вспомнив его голос, но тут же одернула себя. «Я не думала, что он такой же как его младший братец, — продолжил как ни в чем не бывало ее внутренний голос, — он ведь чиновник, высокопоставленное лицо! Хоть какое-то внимание он должен уделять людям, обращать на них внимание. Неужели он не видел моего состояния?». Молли зевнула, огни дома напротив все сильнее расплывались в глазах. Она засыпала. «Ну и черт с вами, братья Холмс! — последним порывом встрепенулась она, все глубже погружаясь в сон. «Но все же Майкрофт довольно симпатичный.» — еле слышно прошептала она и рухнула в сон.