***
— Лейтенант, — Коннор всегда будит его по утрам собственным званием Хэнка, словно это слово должно вселить в него желание идти на работу. Ошибается, это так не работает. Но на этот раз, обычное «доброе утро» превратилось в какой-то фарс. Потому что было слишком рано даже для утра, а потому мозги Хэнка генерировали лишь оскорбления, и совершенно не хотели давать вразумительные ответы на последующие вопросы. — Я хотел у Вас поинтересоваться: вы украшаете дом на Рождество? И обмениваетесь ли Вы подарками с коллегами в участке? — Чего блять? — Хэнк, до этого едва открывший глаза, чтобы посмотреть на часы и убедиться, что девиация, видимо, сломала представление Коннора о часовых поясах, сейчас даже сел на край кровати, всё ещё с полузакрытыми глазами глядя на андроида. — Ты совсем мозгами двинулся? Сейчас шесть утра. — По данным моей библиотеки данных, ранние пробуждения в холодное время года позволяют организму лучше… — но ему не дали договорить — Коннор почти привык, если у машин вовсе есть понимание привычки. — Стоп, я уже понял. Ты бы лучше в своей «библиотеке» художественную литературу почитал, — он взялся за голову, словно действительно надеясь её оторвать, чтобы она больше не трещала по швам в попытках сбежать. — Но, чтоб ты знал, это явно не время, чтобы спрашивать о таком дерьме, — Хэнк уныло встаёт с кровати, потянувшись в спине, и Сумо заглянул в комнату, грустно уставившись на Коннора. Хэнк осознал, что он не единственный, кто в полном ахуе от происходящего. Диод андроида сменился с голубого на жёлтый. Снова мозги ломаются. — Но мне нужно узнать это сегодня, ведь рождественские праздники начинаются через неделю, и мне нужно успеть всё подготовить, — Хэнк выходит из спальни, Коннор за ним, а Сумо, судя по шуму за спиной, запрыгивает на кровать и остаётся спать там. Хэнк наливает себе стакан воды, и чувствует, будто поддаётся натиску Коннора со всеми этими его «с утра нужно выпивать стакан воды», но, на самом деле, пробовали бы вы пить столько, сколько Хэнк, и он бы тогда на вас посмотрел. — Пацан, я понимаю, конечно, что дети любят Рождество, — Коннор щенячьими стеклянными глазами уставился на Хэнка, словно тот вот-вот разобьёт его тириумный насос. Хэнк осушил стакан и поставил его в раковину, отвернувшись от мальчишки. Он прожил долгую жизнь, а отказывать детям ему всё ещё тяжело, — но мне, в отличии от тебя, не два года, и я совершенно не в восторге от этой свистопляски с подарками и бородатым мужиком в красном. Так что, нет, я не отмечаю Рождество. — Но почему? По моим данным празднование рождественских праздников… — Хэнк поднимает руку ладонью вверх, и, чёрт, если Коннора ещё раз перебьют, то тот точно начнёт просить у Санты под ёлку такт и понимание. — Потому что я не хочу, Коннор, — цедит сквозь зубы Хэнк, и воспоминания надоедливыми слайдами всплывают в голове. Он уходит в спальню собираться, и до самого участка они не разговаривают.***
— Так-так, — Хэнк, сложив руки на груди, с гордым видом включает свет в гостиной. Перед ним, варварским способом устроившись под ёлкой, испачканный шоколадом и с крошками на лице, тихо сидит с ручным фонариком мальчишка, испуганно уставившись на мужчину. — И что мы тут делаем? — Ж-жду Санту, — проговаривает ребёнок, ошарашенно округлив глаза. За ним стоит опустевшая банка, где прежде были те самые печенья, от которых осталось всего ничего. Хэнк слегка усмехается и садится на корточки, почти поравнявшись с мальчиком. — А ты уверен, что Санта теперь придёт, когда ты съел всё его печенье? — мальчик виновато опускает глаза. Хэнк строго смотрит на него, пусть и говорит спокойно. — Прости, — он поднимает глаза на отца, и в них столько грусти и вины, что даже строгий тон Хэнка смягчается. Мужчина взъерошил мальчику волосы и помог подняться. Он забрал пустую банку с пола и, пройдя с мальчиком на кухню, высыпал новые из пакета, что стоял на верхней полке, а потому не был досягаем для ребёнка. — Ты не должен извиняться. Лучше исправиться. Неси, — Хэнк подал мальчику уже полную банку, и тот послушно понёс её обратно на обеденный стол, где она раньше стояла. Он обернулся на отца, и тот утвердительно кивнул. — Пап, а как ты понял, что я здесь? — Хэнк усмехается, вспоминая, как услышал шорох из гостиной, а подтверждением его теории была открытая комната в детскую и свет фонарика из соседней комнаты. Хэнк гасит свет в гостиной, и их лица сейчас освещает лишь единственная лампа в узком коридоре. — Я полицейский, Коул. Это моя работа, — мальчик с восхищением посмотрел на отца, улыбнувшись. — Когда я вырасту, я тоже стану полицейским! — мальчик улыбается во все зубы, и Хэнк не может сдержать улыбки. Он отправляет его спать, а сам возвращается в комнату к жене. Утром он складывает под ёлку несколько подарков, попутно опустошив банки с печеньем — на деле, вернув обратно в пакет. Коул, проснувшись, говорит, что подарки принёс Санта, и радуется, что последний не затаил на него обиду, а потом просит сразу же открыть подарки. Хэнк уверенно и жёстко говорит, что ещё рано, пусть и это далось ему тяжело. Хэнк — не самый опытный воспитатель и родитель, но думает, что ещё успеет поучиться — Коулу всего пять. Это — их последнее совместное Рождество.***
— Фаулер, блять, — Хэнк громко хлопает по столу, и кружка с кофе, что стояла у компьютера, опасно задребезжала. В ушах тарабанило примерно с той же силой и настойчивостью. Новый день — новая попытка начальства влезть в относительный покой его жизни. — Я тебе уже сказал: андроида я не отдам. — Андерсон, это приказ, — Фаулер вскакивает с места, и у Хэнка, если честно, от этих глупых приказов уже в висках стучит. В чём смысл препирательства, если все и так знают, что он поступит по-своему? — Знаешь, куда можешь засунуть свои приказы? — он уже собирается выйти, непременно хлопнув со всей дури дверью, но Фаулер снова окликнул его. Хэнк с недовольством развернулся. — Если хочешь, чтобы андроид не пострадал, — голос Фаулера заметно притих, пусть и отдавал неприязнью. Хэнк, пусть и мог бы ответить тем же, но внимательно слушал начальника, надеясь, что это что-то стоящее, а не «то потри лампу с джином три раза», — то не вози его с собой. Пережди. Пусть отсидится в укрытии месяц-другой, чтобы его не разобрали на гайки. Хэнк молча выходит и закрывает дверь, даже не хлопнув ею.***
— Значит так, — Хэнк, едва собравшись на работу, с всё ещё сонным видом, пытался сыграть роль строгого человека, глядя на мальчишку с щенячьими глазами. Хэнк помнит мальчика, которому было всего пять, и он оставался дома на рождественские каникулы один в доме. Теперь такая же участь настигла и андроида с до боли похожими печальными глазами брошенного щенка. Хэнк прокашлялся, словно этот взгляд задел его за живое, но всё же продолжил, — на улицу не выходишь. Сумо до вечера продержится, не привыкать. В моей спальне не убирайся — увижу, ещё полгода будешь дома сидеть. Будет скучно — посмотри фильм какой-нибудь. — Хэнк внезапно почувствовал себя так, будто снова стал отцом, но с поправкой на то, что… Нет, Хэнк не хочет думать о том, что его Коул бы выглядел сейчас так же, как Коннор. Внешне они могли бы казаться ровесниками. Коннор кивает, и Сумо лениво запрыгивает на диван. Диод сменяется с голубого на жёлтый, и Хэнк едва не закатывает глаза. — Что ещё? — он старается выглядеть строгим, хоть ему и жаль жестянку — он помнит, как тот воодушевлённо говорил о работе в полиции, как сказал, что хотел бы трудиться на славу вольности в участке с ним. Но проявить жалость было непозволительно. — Ничего. Ищу в базе данных подходящий фильм, — Коннор косо усмехнулся, и Хэнк мальчишке нисколько не поверил. Ни капли.***
— Ахуеть, — и не стоило. Хэнк, только зайдя на порог, понял, как опрометчиво было оставить андроида одного в доме. А ещё, он подумал, было бы неплохой идеей выкинуть все новогодние украшения из коморки. Коннор прыгнул выше головы — развесил гирлянду, откопал рождественский венок и повесил на входную дверь, видимо, рядышком с собственными обещаниями не нарываться на неприятности. — Добрый вечер, лейтенант, — Коннор, появившийся с кухни, уставился на Хэнка, а тот переводил взгляд с андроида, в волосах которого оказалась мишура, но, блять, серьёзно, ёлка? — Ты охуевший? — в висках опять застучало, и Хэнк понял, что ему нужно напиться сегодня, а ещё, может, завтра, чтобы эта хуйня наконец кончилась. Давай, дурная жестянка, посвети своей гирляндой на виске — все остальные же ты развесил по дому. — Я тебе сказал сидеть дома, — голос Хэнка переходит едва не на рык, и он бросается к Коннору, едва ли не готовый ударить его чем-то тяжёлым по бестолковой голове, и в состоянии, в каком он находится сейчас, он готов был бы на много, но никогда бы себе не позволил. Он резко останавливается, когда диод андроида светится красным. — Ты совсем мозгами поехал? Ты понимаешь, что было бы, если бы тебя узнали? Если бы тебя пробили по базам, или думаешь, единственная — у тебя в тупой башке? Коннор, уставившись на Хэнка с — о, это что, сожаление? — виноватой миной на лице, опустил взгляд, пока у Хэнка в висках било всё сильнее. — Как ты вообще вышел из дома? Я же тебя на ключ закрыл, — Коннор собирается открыть рот, но Хэнк поднимает руку, не давая тому и ответить. Он обзывает сам себя последним словом, а так же свой алкоголизм и беспамятство — он сам когда-то сделал Коннору дубликат ключа, заботливо вручив машине. На всякий, блять, случай. — Я передовая модель, я могу себя защи… — Хэнк отталкивает андроида, совершенно не готового сейчас держать позиции и, блять, защитить себя, и проходит к одному из ящиков, где припрятал когда-то виски. Сейчас он оказался как раз кстати. — Иди нахуй, Коннор. — Хэнк отмахивается от андроида рукой и наливает виски в стакан. Он делает глоток, и в голове происходит короткое помутнение, но боли оно не снимает нисколько. Как и страха за глупую жестянку, что рискует собой, даже, блять, не думая о последствиях. Коннор, кажется, действительно собирался уходить, но Хэнк развернулся к нему, задавая вопрос с всё той же агрессией в голосе: — И с каких пор ты ослушиваешься приказов? Ты же у нас теперь «передовая модель». Хэнк его таким не считает, но Коннор всё ещё продолжает привносить к себе такие эпитеты, и это очередная причина двинуть его по голове лишний раз. Но Хэнк не может поднять руку на андроида, нет, человека, за которого он боится так, как никогда не боялся за себя, бросаясь под пули. — Я девиант, лейтенант. Поэтому вправе решать самостоятельно, какие «приказы» мне выполнять, а какие — нет, — Коннор смотрит на Хэнка, и в какой-то момент щенячьи глаза превращаются в стеклянные и бездушные. Но Коннор снова косо улыбается, и всё возвращается на круги своя. — И я не ослушался всех приказов: когда мне стало скучно, я посмотрел фильм. «Пятый элемент». И Коннор уходит, пока Хэнк выпивает второй стакан виски, и вымученная улыбка появляется даже у него. Невыносимый мальчишка, которого было бы неплохо оставить на домашнем аресте до скончания веков, но это было бы даже чересчур несправедливо. И Хэнку, по правде говоря, нравится интерьер дома — действительно навевает прежнюю, светлую атмосферу праздника. И скорейшего инфаркта, скорее всего.***
— С Рождеством, лейтенант, — говорит Коннор, и Хэнк, кажется, видит нечто, напоминающее улыбку. Андроид протягивает Хэнку кружку с кофе и небольшой свёрток. С утра Андерсон соображает туго, а в таком хаосе он и вовсе остолбенел, не зная, за что хвататься быстрее. Но он довольно улыбнулся, принимая подарок и чашку. — И тебя с Рождеством, Коннор, — за окном валит снег, у Хэнка выходной, а Коннор на незапланированном отпуске. Сумо сопит на коленях Коннора, приложившись мокрым носом к коленке Хэнка, и втроём устроиться на одном диване довольно проблематично, но, впрочем, плевать. Кажется, жестянка была права — ранние пробуждения, выпитый стакан воды или рождественское настроение, но Хэнк меньше пьёт, и даже чувствует себя лучше. Коннор выглядит и вовсе довольным собой — для машины, предназначенной для поимки преступников, он обладает неплохими способностями дизайнера — по крайней мере, гирлянда и ёлка радуют глаз. Правда, он часто пытается втулить Хэнку вместо кофе чай с корицей и гвоздикой, но тот согласен только на глинтвейн. Они смотрят «Один дома», и Хэнк не задумывается о мелочах, но видит, как диод Коннора сменяется на жёлтый, когда он замечает недостатки фильма. Забавное зрелище, если честно. Пока в дверь не зазвонили. Честно, будь Хэнк обделён умственными способностями, он бы подумал, что это соседи решили поздравить его с праздниками, но всё оказалось довольно очевидным — по душу лейтенанта и андроида пришла очередная группа наёмников от Киберлайф. — В ванную, живо, — командует он, и Коннор спешит протестовать, но ему молча дают понять, что спорить бесполезно — Хэнк лишь зло смотрит на него и машет на дверь. Тот решает ретироваться. — Добрый день, — говорит очередной правительственный хер, стоит Хэнку только открыть дверь. Он старается сохранять самообладание и не послать ещё ни в чём не провинившегося человека подальше. — Служба поиска андроидов, мы из Киберлайф, — тот поднимает перед носом Хэнка документы, словно по его форме непонятна его принадлежность к данной организации. — Я знаю, откуда вы. Что нужно? — за очередным хмырём стоят ещё двое, и Хэнк, у которого пистолет лежит на столике возле входной двери, не чувствует себя в выигрышной ситуации. — Мы разыскиваем андроидов-девиантов, — пиздит. Уже неделю они собирают всех без разбора, даже не проверяя состояние машины. Потому-то Фаулер и потребовал отправить Коннора инспекторам. — Вы же слышали о бунте андроидов год назад? — Хэнк рассматривает лицо инспектора, и понимает по его виду, что он точно не побоится статуса Андерсона, как сделал предыдущий. Наоборот, судя по его серьёзному виду заметно, что он достоверно знает, что андроид должен быть в этом доме. — Слышал. Я полицейский и мне приходилось в этом участвовать, — Хэнк непроизвольно выпрямляется, и инспектор кажется его ниже. Зато эго, кажется, пробило бы крышу. — Так что нужно? У меня тут Рождество, и я не хотел бы проводить его на пороге своего дома, тем более с вами. — Вы должны показать нам свой дом, — инспектор отчеканивает это с толком и расстановкой, и Хэнк замечает, что один из амбалов сзади него за всё время разговора ни разу не сдвинулся, застыв с идеальной осанкой и отсутствующим лицом. Андроид. Было бы наивно идти на потенциального девианта, сила которого превосходит физическую подготовку любого человека, без машины. Хэнк отмечает про себя, что, если начнётся заваруха, первым делом нужно стрелять этому в голову. Лицемерие. — Когда я устраивался на пост полицейского, не помню, чтоб в моём договоре был такой пункт, — проговаривает Хэнк, и в его голосе слышится злость. Инспектор точно не станет идти на уступки. — Это Ваш гражданский, а не профессиональный долг, лейтенант, — Хэнк смотрит тому прямо в глаза, словно действительно думает, что сможет задавить этого хмыря своим агрессивным настроем. Тот остаётся безмятежным, говорит с напором и чётко всё отчеканивает. — Покажите нам дом, иначе нам придётся пройти силой. Ровно две секунды на раздумья. Хэнк открывает дверь, впуская внутрь инспектора и двух прихвостней. Хэнк быстро забирает пистолет со столика, убирая за спину, и останавливается у двери — выгодная позиция для осмотра территории. Хэнк молится, чтобы Коннор не додумался выйти из укрытия. Хэнк знает, что на кону, а оттого у него — или от пьянства, — немного трясутся руки. Плевать, если уволят; плевать, если попытаются арестовать (ключевое — попытаются) и придётся валить в Канаду. Найдут Коннора — прочистят ему мозги, превратят в бездушную машину, если вообще не утилизируют. Киберлайф плевать. Всё, чего они хотят — вернуть свою власть, статус лучшего производителя в мире, надёжной компании. Не создателей новой формы жизни. Для них андроиды — машины, не люди. Для Хэнка не все андроиды люди, но Коннор — определённо. Хотят — пусть палят в этого их Маркуса, но в Коннора — не позволит. Мальчишка только начал осознавать себя, и не для того, чтобы его разобрали по болтикам. Инспекторы разделяются: один идёт на кухню, словно там такая большая территория, где может спрятаться человек; андроид шарит по гостиной, осматривая территорию — больше, видимо, анализируя, судя по жёлтому диоду; главный хмырь отправился в спальню. Хэнк внимательно наблюдает за теми двоими, что оказались ближе всего, готовый в любой момент пустить пулю в лоб одному из них. Вероятнее — андроиду, хоть и его в этой ситуации единственного, пусть и немного, но жаль. Он вряд ли сам выбрал себе такую участь, судя по его чисто механическим движениям и повадкам. Запрограммированный. — Чисто, — говорит тот, что был на кухне, и Хэнк понимает, что у него не так много времени решиться. Тот, что был в спальне, выходит в коридор и идёт в сторону ванны, закрытой изнутри на хлипкий замок — он вынесет его даже без помощи андроида. Хэнк пытается собраться, пусть рука и дрожит заметнее прошлого. Причиной того шалящие нервы, боль в висках, вековой алкоголизм — с завтрашнего дня, если доживёт, станет последователем здорового образа жизни. Инспектор подходит к ванной, и пока тот не задал ожидаемый вопрос, Хэнк замечает то, как диод андроида становится красным — что-то заметил. Сейчас. Хэнк быстро поднимает пистолет и пускает не ожидающему этого андроиду пулю в лоб, и он с шумом падает, заливая ковёр тириумом. Тот, что шёл с кухни, выхватывает табельное и укрывается за перегородкой, через которую при большом желании никого не подстрелишь, хоть и виден как на ладони. Дверь в ванную резко открывается, и инспектору прилетает по голове. Коннор появляется в коридоре, как по команде. Хэнк старается следить и за одним из инспекции на кухне, и за собственным андроидом, который оказался в ещё большей опасности. — Коннор, вернись обратно! — рычит он на него, пока инспектор, что был на кухне, пытается попасть в него, что выходит паршиво, зато пуля, предназначавшаяся для его черепушки, оказывается в стекле на двери, и осколки разлетаются в разные стороны. Главный инспектор становится на ноги, пытаясь дать отпор андроиду, но, как видит Хэнк, он не совсем на того напал. — Нет, — отчеканивает Коннор, вырывая у инспектора оружие и отбрасывая в сторону. Практически милосердие. Да, Хэнк был прав, когда думал, что, случись что, Коннор бы постоял за себя. Может он и оставался в чём-то машиной, признавал свою причастность к андроидам, но точно не был бы наивным паинькой, готовым сдаться в руки создателям. Хэнк помнит его страх в глазах, когда он услышал звонок в дверь. Больше всего он боится быть стёртым. Хэнк пристально следит за инспектором за тонкой преградой, который, кажется, совсем не ожидал сопротивления, а потому изредка выходил из-за перегородки. Впрочем, стоило ему высунуться, как он поймал ранение в ногу, а потому ему пришлось отползти за стол. Теперь в зоне его видимости был и Коннор, что всё ещё, кажется, от странного милосердия, не мог уложить одного жалкого инспектора. Хэнк бы давно пустил последнему пулю в лоб, если бы не боялся попасть в напарника. Хэнк же решает закончить с недалёкой мухой, жужжащей на кухне, умудрившейся отползти так, чтоб попасть по Хэнку — то ли дрожь в руках, то ли действительно отклонения, но он попадает лишь в торшер неподалёку. Хэнк идёт почти в упор на него, и тот лишается оружия — Хэнк совершенно не собирается его убивать, а потому делает ещё один выстрел, но теперь в руку. Тот роняет оружие, которое теперь забирает сам Хэнк. Коннор при этом врезается спиной в ёлку, и та заваливается набок, пока многие игрушки с неё разбиваются. Инспектор выхватывает отброшенное раннее оружие, а Коннор, кажется, растерявший всю андроидскую маневренность, валится на спину из-за этой самой ебаной ёлки, и инспектор заносит над ним оружие. Хэнк, развернувшийся как раз вовремя, делает выстрел на секунду раньше, чем инспектор. Последний падает, как тряпичная кукла. — Коннор, — Хэнк оказывается рядом с ним, перешагивая через тело мёртвого инспектора. Мальчишка лежит со стеклянными глазами, и из плеча у него хлещет тириум. Хэнк тянет андроида на себя, и тот кажется обмякшим, как кукла. Диод мерцает сначала красным, потом на секунду гаснет, и переходит на голубой цвет. Наконец, Коннор хотя бы моргает, пусть и смотрит куда-то в сторону. — Лейтенант, — произносит он напугано и устало, и Хэнк тяжело садится на пол, шумно выдыхая. Живой. Живой. — Я же тебе, блять, сказал, вернуться в ванную, — Хэнк снова повышает голос, и отбрасывает пистолет в сторону. Двери дома открываются, и лейтенант автоматически дёргается, но его волнения излишни — там лишь несколько полицейских и Фаулер собственной персоной. Последний, кажется, приехал исключительно позлорадствовать, если бы Андерсон умер. Хэнк поворачивается к Коннору, всё так же тяжело дыша и проклиная весь мир. Мальчишка всё косится в сторону, даже не глядя на Хэнка. — Я с кем, блять, разговариваю? — Лейтенант, — наконец Хэнк видит, куда направлен взгляд Коннора, что всё так же сидит на полу рядом. На ковре, в луже тириума, лежит мёртвый андроид с пулей в пластиковом черепе, и Коннор не может оторвать взгляда от него. Хэнк тяжело вздыхает, подбираясь ближе к мальчишке. Его голос тут же становится тише. — Коннор, — Хэнк разворачивает парня к себе и видит в глазах столько страха и растерянности, чем во многие другие моменты, когда смерть — или отключение, без разницы, — подбиралась к Коннору. Хэнку не нужно спрашивать, чтобы понять, что тот чувствует. В его доме убили андроида, и на его месте мог быть он. — Это была вынужденная мера. Я не мог позволить им забрать тебя. Диод сверкает красным, и Коннор поднимает глаза на Хэнка, что точно знает, что, будь у андроидов истерика, у Коннора бы она началась. Хэнк притягивает его к себе, обнимая, и чувствует, как машина обмякает, устроив подбородок на плече лейтенанта, и его футболка тут же пропитывается тириумом. Фаулер что-то говорит, спорит, обвиняет, говорит о том, скольких проблем этот погром будет стоить, а Хэнк лишь отмахивается от него, потребовав принести тириум. Один из экспертов аккуратно, под контролем самого Хэнка, делает «переливание» Коннору, и синтетическая кожа затягивается, когда на место ставят небольшой кусок недостающего пластика. Хэнк, когда всё заканчивается, думает, что будь у инспектора чуть больше времени, он бы сделал из мальчишки решето. Коннор, которого подлатали и оставили в покое, с пустым лицом пялится в одну точку, пока Хэнк завершает все дела, выпроваживая полицейских и Фаулера из дома. Последний отвечает на вопросы Хэнка и признаётся, что сообщение ему отправил сам Коннор, за долю секунды, стоило ему услышать стрельбу. Хэнк мысленно хвалит реакцию мальчишки. Когда все лишние уходят, Хэнк замечает Сумо на коленях у Коннора. Тот наблюдал за одним неизменным зрелищем — ковром. Тириум уже менялся в цвете, постепенно испаряясь. Но Хэнк чётко знал, что для Коннора тот будет виден намного дольше. Поразмыслив, Хэнк подошёл к дивану, сгоняя оттуда Сумо и Коннора. — Помоги, — сказал он быстро, начав двигать диван в сторону кухни. Коннор, пусть и с коротким промедлением, принялся помогать. Когда диван больше не мешал доступу к ковру, Хэнк отпустил мебель, взяв бывший предмет интерьера, ставший лишь надоедливой тряпкой, и под удивлённый взгляд Коннора вынес на улицу, где уже сгущались сумерки. — Зачем, лейтенант? — Коннор наблюдал за тем, как ковёр приземляется рядом с мусорным ящиком, и его диод замигал жёлтым. — Ну, знаешь, в Италии есть традиция, — начал Хэнк, возвращаясь с холода в дом. Он пододвинул диван на место и принялся за повалившуюся ёлку, — выбрасывать старые вещи на Рождество и Новый год. Вот я и решил заняться этим. Коннор понимающе кивнул, хоть Хэнк и уверен, что главной причины он не понял. Впрочем, так может и лучше.***
Они снова устроились на диване, перед экраном, и Сумо уселся у них в ногах. Коннор заметно повеселел, когда вернулся былой антураж — правда, с поправкой на то, что на ёлке порядком не хватает игрушек. Часы бьют двенадцать, и Хэнк может поклясться, что Коннор улыбнулся. — С Рождеством, Коннор. — С Рождеством, лейтенант.