Колдовская свиданка

Парк возле «Метеора» действительно оказался незабываемо красив в ночное время. Неподалёку от парка развлечений на ветках клёнов сияли бело-синие гирлянды, бросая неброский мягкий свет на асфальтовые дорожки, а чем дальше углубляешься в сквер, тем мрачнее и более диким он становился. Редкие фонари, словно до нелепого тощие дозорные, стройным строем стояли вдоль каждой извилистой парковой дорожки. Их освещение не чета гирляндам на деревьях неподалёку от «Метеора» — пергаментно-жёлтый свет озарял путь редкими небольшими островками, залитыми золотым свечением на асфальте. Ещё реже встречались узорные чугунные скамейки, робко примостившиеся где-то с краю. И по одной из плохо освещённых тропинок шла эта безумная парочка магов, о чём-то переговариваясь и изредка смеясь. — Серьёзно, Константин, этим, — улыбаясь, Кларион кивнул на огромный ворох голубоватой сахарной ваты на палочке в руках девушки, у него ваты практически не осталось, — Мы обязаны твоей удивительной настырности. Полубогиня распушилась от гордости — по-видимому, похвалу она получала редко, а от Блика уже который раз за вечер слышит в свой адрес приятные слова. — Ты говоришь о моей выносливости, силе и ловкости? — Нет. О том, что ты ужасно приставучая и надоедливая, — вон, даже железному быку не повезло, что к нему ты пристала, как банный лист, — съязвил Витчбой, за что получил прищуренный недовольный взгляд полукровки, а вслед за этим и шутливый пинок, благо, он вовремя успел увернутся с диким смехом. Что сильнее распалило Эшли, но она не могла толком ничего сделать: трудно сделать из этого наглеца котлету, когда в одной руке большой ком сладкой ваты, а в другой — остывающий латте. — Да ну тебя! — сердито сплюнула дочь Хель, слыша раздражающие нотки издёвки в дьявольском смехе собеседника. — А если серьёзно, — отдышавшись и убрав руки в карманы джинсов, снова обратился к насупившейся подруге маг (Эш, снова заслышав обращение к своей персоне, сильнее нахмурилась — обидчивости ей было не занимать), — Где ты такому научилась? Полубогиня неопределённо пожала плечами, глубоко задумавшись. — Я наполовину бог, Клар, — и снова это сладкозвучное «Клар», от которого Витчбою захотелось приятно зажмуриться. Константин поёжилась, но вряд ли от холода — она его априори не может ощущать. Скорее, из-за столь откровенного разговора с тем, против кого ей постоянно приходится сражаться. — У таких, как я, более высокие показатели, чем у смертных, но не слишком. К тому же я действительно не раз седлала разных адских тварей — поверь, тот бык просто прогулочка по сравнению с конями кошмаров или гримами. По сути, ей не следовало так откровенничать с врагом. Но ведь Клариона за врага она не считала. Он недруг для Юного Правосудия, для Лиги Справедливости, но не для самой Эшли. Она чувствовала себя с ним… спокойно? По крайней мере, такого ощущения близости и понимания Константин не встречала в команде. Ни вечно сочувствующая Меган, ни справедливый Калдур, ни участливый Робин — никто из них не мог понять дочь Хель так, как понимал её Кларион. Они дышат и живут магией, магия течёт у них в крови. Магия их объединила так, как месяцы с Юным Правосудием не смогли. В сердце противно похолодело от укора давно молчавшей совести. Нельзя быть с нашими, и с вашими — рано или поздно придётся выбирать между двух огней, и Эшли, к своему ужасу, прекрасно это понимала. И молила богов Асгарда, чтобы этот момент выбора не наступал как можно дольше. Ей было хорошо с Кларионом, он понимал её с полуслова, с полужеста, а извечный подстёб уже вошёл в привычку-традицию. Ей ни с кем в команде не было так хорошо, как с Мальчиком-Ведьмаком. Однако слово «долг» противно дребезжало на подкорке сознания, словно пытаясь достучаться до совести полубогини. Но что ей долг, если счастье она там вряд ли обретёт? Нелёгкий выбор и извечная борьба между разумом и чувствами. Затянувшееся молчание прервал хриплый вздох Клариона. — Надеюсь, тебе понравилась прогулка? Эшли удивлённо вскинула брови. Слышать в саркастичном голосе мага нотки сомнения и робости ей было слишком непривычно, если не сказать, дико. — Ты хотел сказать понравилось ли то, что меня, чёртова мизантропа, потащили в парк развлечений, где тьма тьмущая народу? Где мне пришлось участвовать в разного рода увеселениях, учитывая, что всё происходит глубокой ночью, когда в любое мгновение может проснуться в Доме Тайн мой отец и в панике кинуться на поиски меня, а если он увидит нас вдвоём, для нас обоих наступит личный Рагнарок? Да и вообще что мне приходится проводить время в компании поехавшего подростка-волшебника, который вдобавок является Повелителем Хаоса? — Кларион заметно сник под напором слов подруги. Однако спустя мгновение глаза дочери Хель прояснились, шок уступил место необъяснимой теплоте и какой-то даже благодарности, а Эш, поджав губы, подытожила. — Конечно, понравилась. С Константинами никогда нельзя сказать определённо, шутят они или говорят всерьёз. На то их род и прозван «Смеющимися Чародеями» — они вот уже сколько поколений подряд обманывают и богов, и демонов. И это всё несмотря на то, что сама Эшли наполовину богиня. Благодаря отцу — ещё и с небольшой примесью крови демона Нергала. — И ты нисколько не жалеешь, что отправилась неизвестно куда со своим врагом? — поражённо вылупил чернильные глаза на спутницу Кларион. — Ты мне не враг, Клар, — прекрасный светло-синий взгляд полукровки подёрнулся пеленой боли. Витчбой понимал, что она сейчас чувствует: смятение, сомнения, зарождающиеся тёплые чувства… тяга к чертовой родственной душе схлестнулась в жестокой схватке с совестью, преданностью команде и отцу. Который вряд ли будет рад, что его дочь влюбилась в чернокнижника. Повелителя Хаоса. Повёрнутого на разрушениях и злодеяниях маге. И тут что-то в голове у Блика перещёлкнуло. Он как-то видел на изгибах локтей у Эшли две руны. Одну из которых он узнал и именно она врезалась в память Ведьмаку. — Твоя руна — Хагалаз? — понимающе кивнул Блик. Он понимал, почему она его никогда не боялась и первой старалась дать отпор. Эш отрицала, насколько они похожи, но постепенно отрицание перешло в привязанность и порочную симпатию. Девушка помрачнела. Допив кофе и выкинув бумажный стаканчик в ближайшую урну, Константин закатила левый рукав чёрной кожанки, обнажив призрачно-бледную кожу, на которой чернела руна в виде кривой «H». — Перт и Хагалаз — руны моей матери. Они являются своеобразным оберегом для её потомков, поэтому я нанесла их в качестве татуировок ещё давно, — Эш спустила рукав, тяжело вздохнув. — Но у каждого полубога есть своя руна-покровительница, обычно она из набора рун его божественного родителя. Меня выбрала Хагалаз. Руна смерти, боли, страха, разрушений… — … и хаоса? — учтиво кивнул Кларион. Теперь его тяга к этой несносной полубогине ему была понятна. Сложно сказать, можно ли назвать это непонятное щемящее чувство к Константин милым человеческим словом «любовь», но факт есть факт, и он налицо. Он — Повелитель Хаоса. Руна Эшли — руна Хаоса. Знак? Кто знает. — И хаоса. Пожатые губы дали понять — разговор зашёл в не очень благоприятное русло, поэтому Кларион спешно перевёл тему. Они разговаривали о многом: семье, доме, друзьях… обсуждали более удачные магические приёмы и даже пытались повторить их. Учиться никогда не поздно, даже у так называемых врагов. Ни с кем Клариону так не было спокойно. Даже в «Свете» у него не было такого взаимопонимания ни с кем, как было с Эшли. Ему было приятно видеть искреннюю улыбку на её всегда недовольном лице. Приятно слышать из её уст мягкое «Клар». А также привычные саркастичные ворчания относительно всего вокруг — иногда Эшли казалась несколько занудливой, потому что начинала сетовать буквально на всё, что попадётся на глаза, и касается это не только Клариона. Они и не заметили, как время спешно приближалось к пяти утра. Небо постепенно начинало сменяться из обсидианового в тёмно-синий, а из него в бледно-серый. Кларион заметил эти неуловимые изменения вокруг, да и Эш нутром чувствовала — скоро придётся возвращаться домой, пока отец не проснулся и пока ей не влетело за ночную нелегальную вылазку. Да ещё и в сопровождении Повелителя Хаоса. Полубогиня несколько расстроенно нахмурилась — ей не хочется возвращаться. Возвращаться к ежедневному противостоянию разума и чувств. Когда разум постоянно напоминает о долге перед командой, а чувства стонут, как натянутые струны, по не совсем человеку. Врагу её друзей. Но ведь и он ей друг тоже… Слишком сложно. Запутанно. Нереально. — Мне пора уходить, — бесцветным голосом произнесла Эшли, голосом, будто бы и не принадлежащим ей вовсе. Словно говорил эту фразу совершенно другой человек. А внутри у неё всё рвало и метало, в кровь раздирая душу. Она не хочет отпускать своего психопата-мага. Она не хочет быть против него. Кларион удивлённо вскинул брови, но увидев посеревшее лицо подруги, молча, понимающе кивнул. Он знал Константина — ему конец, если экзорцист обнаружит Блика рядом со своей единственной дочерью. Потому что Джон не хочет, чтобы рядом с Эшли, его любимой дочкой, ошивались ублюдки и мудаки, подобные Клариону. Подобные самому Константину. — Задержись ещё на пару минут, — Кларион легонько притянул Эшли за руку — как всегда, холодную — поближе к себе. Она ненавидит, когда нарушают её личное пространство, она за это может смачно двинуть, но сейчас Блику, по сути, плевать. Им вместе осталось всего ничего. Вместе, когда их никто не видит, когда им никто не мешает: ни ревнивый папаша Эшли, ни «Свет», ни «Юное Правосудие». Когда на какие-то минуты можно забыть о противном чувстве долга, отдаться странно-щемящему где-то в грудной клетке приятному ощущению единения и достатка. Когда есть лишь счастье, спрятавшее двух влюблённых от жестокостей реального мира. Он нежно, едва касаясь, прижал её к себе, приобнял. Потому что хотел защитить? Потому что не хотел отпускать? Отпустить — значит забыть навсегда. Уйти туда, где ей не место, где ей не рады. Но он должен. Потому что Эш сама в состоянии выбрать свою судьбу. Выбрать, кому быть преданной, а кого предать. За густыми тёмно-зелёными кронами деревьев показалась сначала светло-голубая синева далёкого, просыпающегося ото сна небосвода. С каждой минутой неуловимо оттенок менялся на цвет белого золота, становясь всё более насыщенным жёлтым. Пятно солнца, медленно всходившего из-за горизонта, увеличивалось, становилось ярче, медленно выплывало выше и выше, пока не озарило близлежащие территории. Пока мрачный ночной парк частично не проснулся, являя собой буйную зелень и гаснущие фонари. После насыщенной ночи встречать рассвет в объятиях любимого и любящего человека — вот что называется настоящее счастье. Сейчас, ощущая тонкие изящные запястья ладоней Клариона на своих плечах, Эшли чувствовала себя, как никогда за последнее время, защищённой. Чувствовала, что её действительно любят и что ей дорожат по-настоящему. Что её не боятся. А любят. И любые слова сейчас были излишни. — Это… — восхищённо выдохнула девушка, зачарованно наблюдая за рассветом. — Было просто невероятно. Блик сдержанно усмехнулся. — Ты редко видишь восход солнца? На самом деле, частенько. Эшли по биоритму была «совой», поэтому ненавидела вставать по утрам и тащиться, как среднестатистический человек, в школу. Благо, работа в Юном Правосудии несколько иная — приходи, когда захочешь, или когда злодеям, в том числе «Свету», делать нечего. Ну, а обычно Константин любила засиживаться допоздна и только с рассветом её клонило в сон и днём она отсыпалась. Однажды Джон уже даже успел проверить, не укусил ли её вампир (и после этой проверки Эш неделю не разговаривала с отцом — у того слишком своеобразные методы). Нет. Просто другой биоритм, обусловленный психологией. Полукровка пожала плечами. — Часто. Но отчего-то этот рассвет… — голубые глаза дочери Хель в свете восходящего солнца странно блеснули. — Был не таким, как прочие. Что-то в начинающемся дне предвещало нечто прекрасное, хорошее. Отчего-то на душе было легко и спокойно, словно весь мир вдруг стал для этих двух двинутых магов абсолютно неважен. Главное — быть рядом. Главное — быть вместе. Но, увы, это невозможно. Уже сейчас Эшли следовало отправляться в Дом Тайн, а завтра — ехать к Горе Справедливости. Преданность команде, преданность отцу зудели на подкорке сознания, отравляя противные, неправильные чувства к Клариону. Взмахом руки Блик открыл портал в виде кроваво-алой воронки. Кивнув девушке, он взял её за руку и потянул за собой. Мгновение, и оба исчезли в алом свечении. И там, где только-только стояла влюблённая пара, некие Ромео и Джульетта, чья преданность командам ставилась под серьёзное сомнение, коснулись земли золотистые лучи солнца.