***
«Уехала проведать папу. Он по уши в работе. Поэтому прослежу, чтоб поел и немного поспал. Целую. Звони». Незамысловатая дежурная записочка на столе для Ани на случай, если проснется ночью, а дома — никого. Даше повезло с самостоятельностью дочери. Иначе ей бы грозила очередная бессонная ночь, проведенная в одиночестве после полученного сообщения: «Сладких снов, родная! Увидимся завтра. Люблю вас». И это абсолютно нормально: вырваться посреди ночи в отель, чтобы просто несколько часов провести вместе — напоить чаем мужа с бизнес-планом в зрачках, накормить с ложечки чем-нибудь вкусненьким, что он пропустил на ужин, и строго-настрого приказать принять горизонтальное положение. А там уж дело за малым: погладить по голове, помурлыкать на ушко о том, кто здесь всем молодцам молодец и себя не бережет, а затем прилечь рядышком и просто вдыхать уставшую улыбку самого невероятного мужчины. Мужчины, которого, если бы не любила до Млечного пути и обратно, то давно бы осчастливила парой приемчиков за вредность и наглость. Мужчины, которому для поддержки оптимизма, спокойствия и уверенности в том, что не все так дерьмово получается, достаточно проснуться очень рано по будильнику в собственном кабинете, рядом с сонной мордашкой любимой феи в идеальном кружевном белье. Мужчины, который, потирая глаза, усмехается своей излишней суетливости и вспоминает банальность о том, что если тебя съели — у тебя есть, как минимум, два выхода. И крылья растут, крыльям свободно.***
Современный мир не дает нам права расслабиться. Спокойствие находится в прямой зависимости от необходимости всегда быть на связи. А если ты решил отречься от суеты и подарить себе день информационной тишины? Все близкие в курсе, что рейс задерживают и все портативные зарядные девайсы на нуле. Осталось переждать каких-то десять часов перелета из Нью-Йорка в Москву, час пути до дома и можно расслабиться, созерцая счастливых от подарков и твоего возвращения Анюту и Дашу. Вопреки прогнозам в квартире было пусто и темно. Казалось, будто зима сквозь закупоренные окна хитро проникла в уютный дом Караджичей, чем усилила тревогу Павла после включения телефона. В одно мгновение он схватился за волосы и забегал по кухне. И это было в сто раз страшнее, чем внезапный визит тети Эли в отель во времена его беспечной молодости. 25 пропущенных звонков от Дашиного секретаря и сообщение: «Павел Аркадьевич, у нас большие неприятности». 8 пропущенных от Ани. 5 пропущенных от знакомого генерала. Ни одного от Даши. И все это за последние пять часов. Кому звонить сразу? Руки не слушаются, стук сердца слышно, кажется, уже на всю округу. Все как в тумане и на автомате. Уже сидя за рулем автомобиля и пытаясь попасть автозарядкой в разъем телефона, все услышанное из разговора с генералом начало складываться в более-менее ясную картину. Как он понял, после обеда на тренировке, которую проводила Даша, новенькая девочка упала во время разминки в обморок, за которым последовала кома. Если бы не генеральская внучка в группе — Дашина гордость и надежда на высшие достижения, — непонятно, какой бы исход был у этого дня. Пять минут беседы с ним мобилизировали Караджича в состояние полной боевой готовности, хоть все уже не было так критически опасно. — Сынок, ты же понимаешь, что твоя жена очень принципиальная, взвалила на себя всю ответственность за всех и одна решила отдуваться перед следствием. Но родители пострадавшей девочки очень странные люди и имеют серьезные связи. Пытались сфальсифицировать справку, с которой привели ребенка на занятия… В общем, та еще неприятность. Скользкая ситуация. Как видишь, я не мог не вмешаться. — Вы даже не представляете, как я вам благодарен. Сергей Владимирович, что требуется от меня? Откуда забрать Дашу? — На все формальности понадобится время. Поэтому через час подъезжай, адрес сброшу сообщением. — Я у вас в долгу! Можете рассчитывать на любую мою помощь и… Двери нашего отеля всегда открыты для вас и вашей семьи. Спасибо! — И тебе спасибо! Будем считать, что в расчете — Даша воспитывает мою внучку чемпионкой! Но легче все равно не стало. Нужно позвонить Ане. Она как раз была во время происшествия с Дашей, а что потом? Нужно забрать ее домой тоже, ведь он так скучал по своей малышке и стал еще беспокойнее, как только подумал о том, что довелось пережить и ей. А он просто невовремя оставил дам своего сердца одних и не защитил, когда особенно нужен. И старый Павлик Аркадьевич мог бы как-то обозлиться, вспетушиться, приревновать к генералу. Настоящий Павел Аркадьевич, садясь в машину, просто поднял к небу взгляд с благодарностью всем высшим силам за то, что правильные люди взяли в плотное оцепление его семью. Или же он просто позволил себе такую роскошь, как доверие? Аня была под пристальным вниманием в отеле. Дочь полка, ей богу. Всеобщая любимица и бесконечный лучик солнца, которого любопытство привело даже в самые потаенные уголки и ее отеля, кстати. Маленькая хозяйка семейного бизнеса. Девочка в сопровождении начальника охраны и Толстой уже в муках ожидания ерзала у главного входа, выглядывая отца. София по просьбе начальника быстро собрала Аню и ее вещи, чтоб не тратить драгоценное время. Паша волновался вдвое сильнее Ани, думая о том, каково же сейчас малышке, когда она осталась в неизвестности одна. Свалившаяся ответственность непривычно развязала ему язык так, что Павел даже не успевал за ходом своих ободряющих монологов, адресованных дочери. — Солнышко, мне очень нужна твоя помощь, — Павел резко съехал к обочине и остановил машину. — Конечно, пап. Какие будут указания, кэп? — любопытная попа заерзала на заднем сидении, а любопытный носик подался вперед, поближе к отцу. — Мой любимый старпом, — потрепал за нос дочку, — давай я отвезу тебя домой и поеду за Дашей сам. А ты пока заваришь ей ромашковый чай и наберешь самую пенную горячую ванну. Я очень по тебе скучал и не отпускал бы, но очень нужна помощь. Мы же команда? — Конечно, папочка, — Аня обняла Пашу за шею вместе с подголовником водительского сидения, — я же самая послушная доченька. — Нет, я все-таки однажды запишу эти признания, — поцеловал маленькую ладошку и чуть повернулся, чтоб взглянуть в васильковые глаза, — а то даже у маленьких девочек память девичья включается очень часто. — Что за угрозы, пап?! — Поторгуемся потом, хорошо? — Паша взял с переднего сидения Анины вещи, помог ей выбраться из машины и крепко сжал теплую ладошку, которую уже сейчас боялся однажды не ощутить в своей. Уже такая взрослая и своенравная, настоящая кокетка и… И безгранично полюбившая своего непутевого отца, который пять лет не знал о родном человечке, поэтому с непреодолимым чувством вины отдавал многократно свою нежность и заботу. — Пойдем, я тебя отведу домой. А ты ужинала? Еще немного всплесков в стиле папы-наседки и ответных заверений в том, что девочка выросла в самостоятельную 7-летнюю барышню, и Паша вновь выжимает газ, следуя за своей любимой. Чтобы собрать ее в охапку, вжать в себя и сто раз виновато извиниться за опоздание и все, что ей пришлось пережить, прежде чем отправиться наконец-то домой. — Я рядом, малышка, — и у его старшей малышки не осталось сил даже на то, чтоб расплакаться для облегчения. В полной тишине Караджичи пробирались сквозь начавшийся снегопад к дому. Паша предварительно подготовил плед и укутал Даше ноги. Вручил купленный по дороге чай. Потому что ему так было спокойнее, что ли. Но зачем он сделал все именно так — сам не мог пока что объяснить. Так же как и не отпускать ее руку, каждую минуту касаться губами ее пальцев, что были холоднее обычного и подрагивали, с каждым мгновением теряя силу. Единственный страх Паши — потерять Ее. С Дашей в нем происходили постоянные перемены, менялись отношения с людьми. Это качественно новое состояние стало зависимостью. Встретить откуда-то по просьбе и без, оставить целое состояние в цветочном магазине, отнестись серьезно и не забивать на желания — и Даша жила этим, хватаясь с жадностью за каждую минуту вместе, понимая, как он дорожит ею, и сколько лет было прожито впустую до Него. Идиллия? Немного похоже на немое свидание — их небольшое изобретение. Было бы странно и неестественно жить в непрекращающейся идиллии, без ссор, размолвок и накала эмоций. Уж очень непростые характеры сошлись. Поэтому, дуясь и злясь друг на друга, не глядя в глаза, пара молча покидала дом. Будь то парк, кофейня или кинотеатр, они держались вместе, садились рядом и спешили наперегонки занять местечко на уютном плече или коленях. Живительный бальзам контакта устаканивал бурю внутри каждого, и тогда уже было проще снова вернуться к проблеме, спокойно договориться и все разъяснить. Дома Даша получила дополнительную порцию целебных обнимашек от Анюты, которая очень точно переняла поведение мамы: помогла раздеться, задала с десяток важных вопросов, на которые любезно ответил Паша, понимая, что даже пара слов даются супруге с трудом. Даша только погладила малышку по макушке и поцеловала. Домашний спецназ «папа-дочь» обменялся условными знаками. Паша в спальне помог переодеться Даше, а Аня налила горячего чаю. Недолго Канаева расслаблялась в ванной одна. Домашние проникли в хорошо прогретое помещение. Несмотря на удивление, наметилась тенденция к улучшению. Аня устроилась у бортика ванной и тихонечко наблюдала за отцом, который сел на углу и принялся массировать напряженные плечи супруги, постепенно подымаясь по шее к кромке волос. — Разреши? — робко спросил Паша и получил в ответ едва ощутимый утвердительный кивок. Малышка от умиления непроизвольно промурлыкала, наблюдая за тем, как папа набирает в ладони немного воды, проводит по волосам самой красивой женщины, немного вспенивает шампунь и массирует кожу головы Даши. Для Ани это было сущим волшебством и нормой, насколько можно эти понятия уместить в один контекст, — желание заботиться с любовью о своей семье, поддерживать и защищать, идти на поводу у общих желаний. Быть рядом и вместе.***
Октябрь Он узнает Дашу из тысячи по одному звуку шагов. Ступает как кошка, невесомо. А ее силуэт в темноте пробуждал в нем дикого зверя. Странно, как быстро слабеет дружба во мраке ночи. Раздеться и заняться сексом — не велика наука. Элементарная механика и базовая физиология, конвейер возбуждений и оргазмов, красной нитью пронизавший жизни людей. Но открыть свою душу, поделиться надеждами, мечтами, страхами и настроениями, когда двое обнажены друг перед другом, что в одежде, что без, — значит, заниматься любовью, трудиться над собой, отдаваясь человеку, без которого собственной целостности не хватает важного, жизнеполагающего звена. Все время, которое Караджичи прожили под одной крышей после аварии, наполнилось задыхающимися всхлипами заключенной в бессмысленные кандалы свободы. Той свободы, которую оба обрели только вместе и впустили в повседневную жизнь, прощаясь с пленом страхов и предубеждений прошлого. Невозможность принять нового себя отгораживала Пашу от всегда преданной и привязанной к нему Даши. Поначалу он попросил супругу дать ему немного свободного пространства и занять свою половину супружеского ложа. Не вопрос, девушка со своей стороны занимала наблюдательную позицию, всегда поворачивалась к нему и выискивала в лице, тронутом постоянным дискомфортом, знакомые черты. Но что-то пошло не так. Бывает, что не всем комфортно быть объектом наблюдения во время сна. «Не смотри на меня». Прозвучало холодно, отстраненно. А без «пожалуйста» вовсе было страшно, будто говорит незнакомый человек. Вот та самая точка, после которой Даша перебралась в гостевую комнату, которую когда-то, в самом начале присмотрела в качестве своей спальни. Постепенно привыкла не вздрагивать от каждого шороха и тихого стона, стала немного высыпаться, оставив неизменным «Спокойной ночи, Паш…» в щелочку некогда их общей спальни. Если так лучше, то почему же внутри все болит и ноет, не откликаясь на тонну успокоительного и временами обезболивающего. Говорят, возлюбленные чувствуют друг друга намного сильнее, чем себя — кожей, нутром, каждым органом. Преумноженное ощущение боли другого человека, казалось бы, может быть прямым руководством к действию. Но что делать, если не знаешь, как это преодолеть? Открытая, более нежная и участливая, Даша вызывала у мужа отторжение. Лучше бы кричал, ругался, но не был таким равнодушным и безразличным. Если он резко утратил интерес к ней, что дальше? А он внутри лишь боролся со своими внутренними демонами и пытался ее защитить и убить жалость к нему. Вся такая легкая, соблазнительная, в любимом шелке, не заслуживала его. Ведь что она получит от Паши взамен? Ничего, кроме страданий и вечной обязанности ухаживать и нянчиться. Пусть не питает ложных надежд. На самом деле, своими руками отодвигал все дальше истинную близость между ними: легкое сонное дыхание с соседней подушки, ласковые прикосновения и взгляды. Невозможность как и прежде болтать без умолку, секретничать и мечтать, на трезвый взгляд, подсказала бы о начале конца. Но оба не находили себе места, проживая в соседних комнатах и вслушиваясь через стену к жизни любимого человека. За что Павел был в неоплатном долгу у жизни, так это за напористость своей супруги, ее спортивную злость и принципиальность. Пока он не особо понимал и чувствовал, что в лечении в немецкой клинике появился небольшой прогресс, Даша хваталась за каждую возможность, соглашаясь на все, что не вписывалось в ее логику. Да и о какой логике может идти речь, когда вся ее жизнь в момент сменила русло и понеслась к обрыву. Раздобыв в считанные часы женственное белье на смену безликой пижаме, Даша с большим трудом настроилась на решительный и рекомендованный доктором шаг. Кажется, предвкушение их первой ночи пять лет назад не вызывало такого мандража. Кто бы знал, что пять лет спустя близость с собственным мужем превратит чемпионку мира по карате в позорную трусиху! Но пути назад нет. На него ни у нее, ни у него нет права, пока дома без них растет дочь. Даша вошла в комнату мужа тихо: в нем сначала вспыхнул забытый огонек, и только потом он понял — что-то пошло не так. Никакого пожелания спокойной ночи, непривычное, но безусловно желанное перевоплощение и свет. Выключенный заранее свет. Речь отняло и пропала возможность что-либо возразить и прокомментировать. Ладно, он был бы не против, чтобы Даша, вопреки его просьбе в день заселения, заняла свое законное место рядом с ним. Присев на край кровати, в полуобороте к мужу, девушка без труда отыскала его руку и, к своему удивлению, ощутила едва ощутимое сжатие. Спустя пару минут Даша забралась под одеяло и сантиметр за сантиметром прижималась к Паше, заново привыкая к его теплу, запаху, пульсу. Она заново знакомилась с ним, обследуя пальчиками черты его лица, чуть интенсивнее вздымающуюся, несмотря на видимую бесчувственность, грудь. Тем временем, главный страх прочнее впивался в мозг — а что, если динамика, о которой говорил доктор Шварц, так и останется динамикой на приборах? Чего она боялась на самом деле? Поражения? Вряд ли. Страх не оправдать свои же ожидания, еще больше усугубить душевное состояние Паши, который точно возненавидит ее за издевку над его полуобморочной самооценкой… Но это когда-нибудь должно случиться. Ее любимое «сейчас или никогда» всегда приводило к верному решению. Без своей природной игривости и жеманности Даша все ниже опускала свою ладонь вдоль напрягающегося туловища. Паша все так же молча наблюдал за ней, лишенный дара речи. В комнате повисло мертвое ожидание — получится или нет? Кажется, получилось. Даша двигалась медленно и осторожно. Вместо пробуждения страсти, ее охватило еще большим отчаянием. Паша просто опустил ладони на ее колени и замер. В голове крутилось лишь одно — что это только что было? Магия? Неужели, ничего, кроме базовых инстинктов не вернется? Неужели между ними все прошло? А слезы предательски начали срываться. Даша не хотела выдать себя, оторвав руку от ровно дышашей груди Паши. Немного успокоившись, Даша безнадежно наклонилась и поцеловала мужа. Совсем не заметила, как одна очень маленькая капелька все же сдала ее и приземлилась точно на его губы. Слеза? Точно, она. Неужели, Даша через силу сейчас с ним? Внутри Паша просто закипал, отходя от шока. Что произошло и почему так странно? Когда он, наконец, сбросит эти цепи, которые сковали его, настоящего? Когда уже этот монстр сдохнет и перестанет отравлять его жизнь? Во что бы то ни стало, он, наконец-то, вернет должок и разорвет внутренние оковы! Нечеловеческих усилий стоило ему одно движение руки. Паша осторожно придержал ее лицо у своего и поправил ей волосы. Так, как никто другой. Так, как любила она и кокетливо выгибала шею в ответ. Далее на автомате он провел пальцем по ее лбу, щеке, губам. Даша замерла, новый поток слез бесцеремонно скатывался на родные губы. Или он сходит с ума, или эти капли стали совсем другого вкуса — не горькими? Обессилев за пару мгновений, Паша вернул свои руки на привычное место и продолжил наблюдать за изменившимся, но узнаваемым силуэтом в своем любимом ночном ракурсе. Вполне возможно, Даша могла видеть его расцветающую улыбку и немое удовлетворение от того, когда он хоть и немного, но почувствовал, как дошел до логической точки. Не нарушая тишину, он остановил ее от побега в свою спальню. Чуть потянул на себя, опасаясь спугнуть накопившейся напористостью. Ей бы хотелось снова врасти в него каждой клеточкой до самого утра, но это было бы слишком. Легла рядом, легко коснулась плеча и подтолкнула Пашу восстановить контакт для начала, подставляя под его ладонь свою острую коленку. Сон не заставил себя ждать. Паша проснулся как обычно рано. Невероятная легкость в теле обжигала с непривычки, отдавая болью в каждый уголок тела. Прошедшие месяцы показались страшным сном, от которого его пробудила Даша. Так ровно дышит, невесомо устроившись у него под боком. Впервые он внимательно рассмотрел ее… Трезво и, кажется, прежним взглядом. От сочной и жизнерадостной девушки осталась оболочка, побледневшая, исхудавшая. Когда он наткнулся на прядь седых волос, которая предательски притаилась среди шикарной копны, зубы сами сцепились в мертвый замок. «Кретин!» Ведь она любила все это время, когда он этого не заслуживал. Два последующих дня стали кошмаром. Все ли она сделала правильно? Почему Паша не поднимает на нее глаз? Почему не огрызается, не грубит, а наоборот, приторно вежлив и неправдоподобно сдержан несколько раз в день, чем и ограничивается их общение? — Родная, останься со мной, — он два дня готовился, про себя искал подходящие слова и репетировал, но голос выдал его с потрохами, как мальчишку. Даша и забыла, когда в последний раз он к ней так обращался, когда его голос был так робок и ласков одновременно. Как все-таки не сложно найти путь друг к другу через проблемы, ссоры и спасительные бегства.