***
Март Очередная годовщина свадьбы. Очередной день рождения Элеоноры Андреевны. И как всегда внезапный и снежный мартовский погодный коллапс. С большим трудом и осторожностью Павел доставил своих прекрасных леди к отелю, чтобы провести незабываемый вечер в кругу семьи, и, что самое главное, постараться не думать о работе в этих неспокойных стенах. Маша, как всегда, очень соскучилась по сестре и безропотно мерзла у входа в ожидании Караджичей, перескакивая с ноги на ногу. И даже она не заметила, как все на самом деле произошло. Неизвестно в какой момент с проезжей части на парковку занесло на полном ходу внедорожник, который влетел в автомобиль Павла со стороны водителя. Повисшая тишина, будто все вокруг поставлено на паузу, показалась вечностью. На самом же деле прошло около 10 секунд, пока Маша добежала до машины родственников и с трудом открыла дверь. Первый шок и все как в тумане после глухого вскрика «Помогите!». Всем пассажирам новенького мерседеса S-класса, потерявшим сознание от удара, было уже невдомек о том, сколько беспокойства вокруг них сосредоточилось. Относительно Паши, который получил сложную травму позвоночника, Даша с Аней практически не пострадали физически. Но месяц, проведенный с отцом семейства в палате интенсивной терапии, очень истощил их и все ресурсы моральной устойчивости. И это было только начало. 12 сбежавших домработниц, нервный срыв Софии Яновны, гора разбитой посуды, нервное истощение Даши, молчаливость и ночные кошмары Ани, в один день постаревшая Элеонора, некогда уютный дом, все больше похожий на изолятор. Такое вот роковое последствие аварии, которая приковала Павла Аркадьевича к инвалидному креслу.***
Сентябрь Загнанной белкой, давно выбившейся из колеса, выглядела молодая женщина, медленно поднимавшаяся по лестнице на третий этаж. Будто оттягивала момент возвращения в некогда преисполненный жизнерадостностью дом. На исходе силы, любовь претерпевает необратимые перемены. — Вань, привет! Ты сегодня рано! — Даша даже немного ожила, когда ей навстречу вылетел Шуманов. — Привет, Даша! — без ослепляющей улыбки на лице лучший друг семьи выглядел мучеником лагерей. Бережно взяв за локоть, он чуть отвел Канаеву в угол лестничного пролета. — Вы с Аней можете рассчитывать на любую мою помощь в любое время дня и ночи. Я даже обижусь, если ты будешь ее искать на стороне, но… — голова мужчины обреченно склонилась к груди. — Дашенька, милая, я так больше не могу. Пашка с ума сходит в моем присутствии, будто я проведываю не его, а наведываюсь к тебе. Не могу я с ним вот так глупо ссориться, не могу… — Вань, — Даша ободряюще коснулась его плеча, — спасибо тебе! — тут же голос ослаб и притих. — Все чаще из нашего дома просто молча сбегают. — Место домработницы снова вакантно? — И личного реабилитолога тоже. — Я что-нибудь придумаю сегодня же, — обеспокоил Шуманова последний факт. — Позвоню тебе, а лучше напишу. Я очень надеялся на Семена Гордеевича… — Вань, передай ему, пожалуйста, — Даша протянула конверт с компенсаций морального ущерба, и оперлась о стену спиной. — Он нам очень помог. Не знаю я, что они с Пашей не поделили, веришь? — Если не поделили, то тебя. Что мне еще сказать?! — Ваня очень бережно коснулся щеки супруги лучшего друга. — Ты — умница. На связи. Всегда живой, шумный ужин в доме Караджичей стал воспоминанием о прошедших днях. Сейчас же, если трапеза проходила в тишине, то можно было обвести красным дату в календаре. Даша на автомате потянулась промокнуть губы мужа салфеткой. Ему всегда нравился этот жест, полный нежности и заботы. Точнее говоря, все это было в радость Паше до аварии, поэтому поднятая резко вверх рука Павла пресекла ее намерение, а по суженным глазам стало ясно — не нужно так больше делать. Спустя пару минут, когда основное блюдо было съедено, Даша не спеша стала убирать со стола. Аня вызвалась помыть посуду, поэтому освободившееся время позволяло приготовить чай. Удивительно, но Паша все еще оставался на месте и что-то увлеченно пролистывал в телефоне, не забывая о том, чтобы почесать за ушком у Тарзана — единственного существа, которое не вызывало отторжения и раздражения. Такие вот терапия и антистресс, которые всегда под рукой. — Да я же не мужик вообще. Что ты со мной возишься? — прошипел осунувшийся мужчина с недельной щетиной в ответ на поставленные перед ним чашку чая и блюдо со сладостями. — Ты удивишься, но я люблю тебя! — выдержав паузу, строго в соответствии с рекомендациями психотерапевта Даша ответила спокойным тоном, за которым из последних сил скрывала боль от разбившейся в очередной раз надежды провести спокойный вечер всем вместе. — Какая это любовь? Ну какая? — Паша взорвался, пораженный достоинством ответа. Оба понимали, что только злость, по аналогии со спортом, побуждала мужчину пресекать поражение над самим собой. В молодой женщине, лишенной цветения и блеска глаз, он все еще мог разглядеть свою любимую Дашу, единственную и только ему преданную. Поэтому, чувствуя, но не признавая открыто свою вину, взгляд устремился на более важный объект где-то на дне большой чашки, которую для своего папы расписала Аня. — Ты красивая и молодая. А я так, ноль без палочки. Больно. Просто больно смотреть со стороны на пару, разделенную тонким, обжигающим экраном боли Оба сходили с ума друг без друга. Что-то еще держало Пашу в сознании, и любой негатив, которого в нем накопилось с лихвой, он выпускал на словах. Однажды поводом для ссоры стала просьба Паши оставить его одного в спальне. Он прекрасно помнил, насколько темпераментна его супруга, сколько в ней страсти; хорошо слышал, как в гостевой комнате Даша отрабатывает удары на груше перед сном. Но, самое главное, — понимал, что его любимая с учетом всех обстоятельств могла стать объектом вожделения для кого угодно. Уж очень много вокруг нее было интересных и беспринципных мужчин. Еще и Ванька сегодня… вероятнее всего, это было обычное дружеское беспокойство о состоянии жены лучшего друга, а Паше много и не нужно, чтобы запустить реакцию «обозленность + ревность» и спустить себя с тормозов. Да и с кем он еще позволит себе дать слабину?! Нужно извиниться перед Шумановым, который все обязательно поймет, но это позже. — И что? Ты по-прежнему мой друг, мой муж! Я не хочу, не имею права тебя бросить! — сил не хватало сжать Пашины опустившиеся плечи, чтобы хотя бы так донести честность своих намерений не сдаваться. Динамика отсутствовала во всем, кроме столкновений двух упрямств: настойчивого Дашиного и Пашиного, со злостью от разуверования. Очень странно, что он не упомянул о Ване, это было бы в духе, особенно после встречи с последним на лестнице пару часов назад. — Уже дружба! Прекрасно! И это значит, что ты — свободная женщина, — впрочем, и его плечам недоставало сил освободиться от хватающихся, будто за последнюю надежду, чутких пальчиков. Где-то глубоко в сердце Павел молился, чтоб этот момент длился подольше, чтоб она не ушла. — Я устала. Думай, что хочешь. Делай, что хочешь. Упирайся, как баран. Но я тоже не отступлю, — Даша буквально оттолкнулась от спины мужа и быстро забежала в спальню, откуда доносились шорохи, и незакрытая дверь как раз дала возможность увидеть девушку, судорожно перебирающую папки в ящике с документами. Последняя капля. Терпение Даши закончилось. Зачем он это говорил? Какой-то монстр сидел внутри. Кажется, это он впился в позвоночник и не отпускал, не давал говорить правильные слова, отравлял жизнь. Паша будто в его плену. Сербу было больно смотреть на разбитую Дашу, которая из последних сил пыталась находить общий язык с ним, которая пропадала на работе и забирала с собой Аню, потому что отец стал для нее на какой-то непродолжительный период сплошным расстройством и болью. Длительное отсутствие девочек рядом увеличивало силу монстра. А Паше просто было необходимо видеть и чувствовать их рядом. Слава богу, нашлась точка соприкосновения — новая книга Ани, затмившая Гарри Поттера, которую Паша случайно нашел в гостиной. Общий интерес, прощение и безусловная любовь в Аниных глазах не давали ему опуститься на знакомое, непроходимое дно. Где-то очень глубоко внутри он чувствовал, что ей не хватает простых объятий и разговоров, а не подарков, прогулок, сюрпризов, путешествий… Пока Даша с кем-то разговаривала по видеосвязи, оставаясь в спальне, Аня воспользовалась случаем и протянула Тарзану припасенный кусочек мяса. Небольшая шалость дочери напоминала Караджичу о детстве, когда они с отцом также сообща подкармливали своего пушистого засранца, который веревки вил из Анны Андреевны своими породистыми капризами. — Пап, а у тебя есть еще дела сегодня? — немного неуверенно спросила девочка и не отрывала такой нежный взгляд от папы. — Опять беда с сочинением? Сразу «нет». Ты помнишь, во что это вылилось в последний раз! — он вспомнил, как недавно Даша вернулась из школы, куда ее внезапно вызвали, и устроила разбор полетов сербскому творческому объединению. Краткий вывод о смысле поступка Русалочки из сказки Андерсена впечатлил не только учительницу, когда Аня вызвалась прочесть сочинение классу, но и весь педсовет, а напоследок и Дашу. А уж она-то умела быть убедительной. — О, нет, — девочка запрокинула голову вверх, будто просила тот день никогда не повторяться, а потом перешла на шепот, подойдя вплотную к Павлу. — Лучше уж косо-криво написать что-то свое, глупое, чем нас с тобой снова отчитают. Я маму немного боюсь, когда она так строго и бесчувственно с нами разговаривает. Давай сегодня вместе почитаем? Ты очень интересно комментируешь героев, — Аня обняла отца сзади и крепко-крепко прижалась. Пора бы запретить этот прием официально. — И на что ты сейчас рассчитываешь? — из любопытства поинтересовался Караджич. — На то, что ты не откажешь своей самой любимой женщине! — определенно, Галанова имела впечатляющее влияние на внучку. — Ох, несладко же будет с тобой лет через пять. С ума совсем сведешь старика. — Теперь ты, пап, не кокетничай. Я почищу зубы и к тебе. Ладно? Аня только направилась в сторону своей комнаты и даже не успела получить утвердительный кивок на свое уточнение, когда из спальни вышла Даша, немного растерянная и обеспокоенная. — Послезавтра мы летим в Германию, Паш. Это наш последний шанс. Другого не будет.***
Октябрь Месяц в Германии немного ободрил, но и отдалил Караджичей друг от друга. Кардинально другой подход к лечению и реабилитации, боязнь одним только словом спугнуть возможный результат… не договариваясь, они очень много ставили на кон. По-прежнему Паша и Даша жили в разных комнатах. Даша выполняла функции няньки, отслеживая график посещения процедур, врача и приема медикаментов. Паша поначалу больше из уважения к Даше и желания сделать для нее хоть что-то хорошее изо всех сил старался не дерзить и не иронизировать. Оба испытывали друг друга молчанием, становясь образцовыми родителями по вечерам во время звонков домой. Где-то в глубине души Элеонора была рада такому повороту событий. Она отвыкла за относительно спокойные пять лет от встрясок, которые для нее устраивал племянник, да и возраст не прибавлял сил. Последние полгода она измучилась не на шутку. Отдушиной стала Аня — любимица всего отеля, верная бабушкина соратница и подружка, забота о которой и спасение из нестабильной семейной атмосферы отодвинули на второй план все необязательные заботы и личные причуды. Конечно, пока не наступали каникулы, ведь тогда Аня улетала в Париж к Маше погостить и провести с пользой время. Крыловы, в принципе, готовы были к себе забрать племянницу настолько, насколько потребуется. Вот только ее все равно тянуло домой, поближе к родителям, как бы тяжело сейчас ни было там. Особую уверенность действиям Галановой придала одна печальная история. Паше после выписки пришлось привыкать к новому образу жизни с ограниченными возможностями. Постоянное сопротивление, злость, такое нерациональное и ошибочное чувство вины попросту загнали в угол. В тот злополучный день Элеонора Андреевна вернулась из Европы и решила завезти документы на подпись племяннику лично, раз уж все равно спешила с ним повидаться. Да и что такого в том, чтобы забрать из школы внучку, по которой соскучиться не составляло труда, как с этим не борись. В тот злополучный день внутренний демон Паши разбушевался не на шутку — он заказал пару бутылок виски с доставкой на дом, лишь бы избавиться от пожирающих изнутри мыслей о том, что в своем теле он теперь гость. Непредсказуемое одиночество человека, привыкающего к новому себе, снова ставящего свои слабости выше здравого смысла, напрочь выбило из головы золотое правило: не запивать лекарства алкоголем. Опоздай Галанова на пару минут, трагедии бы было не избежать. Она обнаружила в спальне бездыханное тело племянника и рядом опрокинутую бутылку. А дальше все как в тумане: паника, скорая, Анин испуг и шепот сквозь слезы «Папочка, не умирай». Двое суток критического ада и еще пара прядей седых волос на головах Даши и Элеоноры. После этого все стало еще запутаннее. В попытках распутать и спасти то, что осталось от незаменимых друг для друга людей, Даша всеми правдами и неправдами, вне очереди выбила для мужа место в клинике спортивных травм, где когда-то она сама встала на ноги. Сидя под кабинетом врача в ожидании новостей, измученная Канаева сцепила пальцы в замок и чуть ли не до крови ногтями истязала тыльную сторону ладони. Сама себе объявила ультиматум: или в Германии Паше дают реальный шанс вернуться прежней жизни, или… Это «или» придавало гуманности даже расстрелу в спину. Уйти? Оставить его самого? Но ведь Даша чувствовала, что в настоящем рядом с ним ее сердце погибает, изнашивается. Каждую минуту хотелось отформатировать память им обоим и заново полюбить друг друга такими, как есть сейчас. Обязательно бы получилось. Но все, что пришлось пережить и не досказать в последнее время, оставалось камнем преткновения. Пусть только от мощного толчка откроется второе дыхание. Пусть только Паша перестанет убивать ее молчанием. Уже в кабинете, выслушав краткую сводку по результатам анализов супруга и заключений лечащих специалистов, в женской голове началась непонятная суета. Ясно одно — что-то происходит. То, чего еще не было. То, чего немного опасается сам доктор Шварц. Речь его не так спокойна, как обычно, но и без настораживающего беспокойства. — Даша, я все еще работаю по принципу «нет ничего невозможного, пока ты жив». Да, я — старый дурак, но как признанный мировым сообществом врач, ответственно заявляю тебе, моя дорогая, лично вот что. Медицина к здоровью особого отношения не имеет. Так, технические моменты. Успокой свою душу. Когда в ваш дом вернется смех и любовь, ты и сама не заметишь, как преобразится твой муж. — К чему вы ведете? — Я не просто так позвал тебя. Я очень хорошо помню твою историю. Ты ведь так и не родила? — с легкой неловкостью уточнил доктор Шварц. Не смотря на то, что через его кабинет прошли тысячи людей, он помнил и Петра, и Дашу, и их историю, которая началась в этих стенах. Солнечная девочка, которая приезжала недавно навестить родителей, никак не могла быть дочерью Петра. Хотя в Дашином материнстве у него возникали исключительно логические сомнения. — Нет, — с опаской женщина исподлобья взглянула на собеседника. — Аня — Пашина дочь. — Ты ведь тогда закрыла глаза на важное осложнение после травмы, — типичной арийской внешности мужчина с нетипичной теплотой и участием обратился к молодой женщине, которая вот-вот задрожит от неясности, внесенной им в разговор. Поэтому встал, присел на угол стола поближе к Даше и бережно коснулся плеча. — Оставила все до лучших времен, да? Они наступили, Даша. Пока ты здесь, давай займемся и тобой. — А смысл? — зачем же так сразу перескакивать на больную тему? Канаева отвернулась к окну, зажмурилась, но навязчивые воспоминания о двух годах безрезультатных попыток исполнить Анину мечту о младшей сестричке и свою о большой семье, о куче неподтвержденных диагнозов в лучших российских и французских клиниках тисками сдавливали голову. — Я знаю, не страшно, когда не получается снова и снова — страшно перестать пытаться, — доктор будто считывал все картинки из ее сознания, подводя к важному и успокаивая хаос в сердце. — Но смысл появился. — Я не совсем понимаю, — слезы замерли в покрасневших глазах, когда Даша вновь посмотрела на доктора Шварца. — Я не хочу пока ничего озвучивать Павлу. Ты мне должна помочь. Дело в том, что появилась положительная динамика. Аппараты зафиксировали минимальную чувствительность. По всем показателям его мужская функция восстанавливается. Даша не нашлась, что сказать, поэтому с широко распахнутыми глазами впивалась в доктора, будто он ее последний шанс спастись с Титаника. Фоном в ее дисциплинированный режим дня вписывались советы врача, пока внутри, где-то в области сердца, что называют Анахата чакрой, неведомая защитная оболочка прорвалась от распускающихся хрупких первоцветов. Или она сошла с ума, или после долгой зимы наступала оттепель. Делом принципа для Паши была самостоятельность прохождения всех кругов ада в реабилитационной клинике. Он все еще не позволял себе дать слабину и упасть в глазах супруги. Все усилия, старания Канаевой за маской беспристрастной сдержанности подстегивали ее супруга на зло самому себе хвататься за все шансы, которые ему предоставили в клинике. Павел еще не поборол своего монстра, но желание стать для своей дамы героем, о котором она не узнает наверняка самое тайное, придавало сил. Даша же видела только стену безразличия и пренебрежения, что ли. А ведь на самом деле испытывали друг друга молчанием, отдаляясь от себя прежних, открытых, отчаянно чувствующих и вечно изголодавшихся друг по другу