«Паша, как сложить обратно в целое то, чему не достает связующей детали?»
***
— Привет! Не ждала так рано? — Павел искренне улыбался в телефонную трубку и радовался возможности наконец-то услышать хотя бы один приятный во всех смыслах голос. — Павлик! Наконец-то! Как ты? — выдохнула с облегчением Элеонора, вздрогнув от зачастивших входящих с неизвестных номеров. — Как-то, тетя Эля, как-то. Лечусь от лечения. — Я очень рада, что ты так скоро одумался. Это же не временно? — За меня взялся Ксавье. Так что будь уверена. Он сделает из меня человека, — энтузиазм в голосе удивил и насторожил Элеонору. — Вы нашли общий язык? — с долей недоверия уточнила Галанова. — Скорее я стал понимать человеческий, — шепотом, чтоб не спугнуть внезапную мудрость, ответил Павел. — Павлик… — тихое восклицание не было долгим. — Подожди, — вот и пора переходить к главному, тому, что измучило его во всех состояниях, пережитых за пять дней, и не терпело уже никаких отлагательств. — Как Вы? Я все читал! Как Даша? Аню не трогают? Говори же! — Не тараторь, пожалуйста, — Элеонора знала, что вся эта суета начинает ее нервировать. Уж что, а ее ложь и юление Павел считывал на раз. — Все более-менее. В безопасности. Но давление такое гадкое. Еще и Тишинского нет в стране. Сам понимаешь… — Тетя Эля, — сжимая челюсти, выделял каждую букву. — Да, дорогой? — будто очнулась от полудремы Галанова. — Даша сильно меня ненавидит? Аня не вспоминает? Что? Что? — сербский маховик семейных репрессий вот-вот будет запущен. — Паш, нам всем сейчас нелегко… — Ты опять уходишь от ответа! Что не так? — У Даши случился нервный срыв, — терпение и самообладание Галановой достигло своего предела и перешагнуло его. — Черт! Черт! Черт! — процедил он сквозь зубы и в трубке было слышно глухой удар. — Все обошлось. Девочки справляются. Твои девочки справляются, — Галановой было дико так и о таком говорить с племянником, с опасающейся радостью и верой в то, что перемены в Паше не были разовой акцией, и процесс, наконец-то, запущен. Она попыталась сберечь шаткую стабильность его ускоренного «выздоровления», стараясь факты обличить в правильные и емкие слова, и для Павла особенно честные. — Помоги, пожалуйста, — обессиленный голос Павла требовал срочной оптимизации. Немного отпустило. — Павел! Я что, могу стоять в сторонке и наблюдать? Так, что ли? Пока я помогаю здесь, не подведи нас там! Займись полезным делом — подумай, как тебе обеспечивать твою семью! Я из принципа делать этого не буду и Даше самой не позволю. Пора взрослеть, мой мальчик! — напоследок Элеонора не стала изменять привычным и действенным (временами) установкам. — Понял. Понял! — И… если ты на это неспособен — не морочь девочке голову моими руками. Пока! Элеонора всегда имела каплю сомнения насчет своего племянника. Любила его, верила в него, несмотря ни на что. Но порой его «чудесные» поступки не оставляли шансов — вот что может его остановить и направить на более-менее праведный путь? Наверняка тетя понимала, именно Даша — его волшебная пилюля, обратившая вспять саморазрушение. И сейчас будто взяла на себя часть его боли и сомнений. Разбитая, с настроением ниже плинтуса. Но оттого еще больше притягательная. Скорее бы к ней вернуться, присутствовать во всех ее событиях, реабилитироваться за каждую слезу и жгучий спазм в области солнечного сплетения. И что бы сказал ему отец, учитывая все проблемы, которые он успел доставить даже в свое отсутствие? Только одно: настоящий мужчина не допустит, чтобы его женщина нервничала и была неуверенна в себе. К тому же, на ней лежит забота о его дочери. И ему ничего не остается, кроме как взять себя в руки, оптимизировать и использовать в продуктивном русле все свои знания и способности, чтобы на расстоянии Даша и Аня ощущали его заботу, незримое присутствие. Пусть знают, что он намерен обязательно вернуться и ожидание того стоит. Кажется, папа говорил маме однажды, когда Паша в очередной раз влип в историю и против него ополчился весь класс, что бороться за свою семью стоит до конца. Даже если кто-то из нас не прав, ему необходима поддержка, как минимум, чтобы понять свой промах и почувствовать принятие в любой ситуации.***
Наступившая новая рабочая неделя не сразу, но ослабила внутреннее напряжение Даши, как только она одна появлялась на людях — будь то путь из здания к машине и обратно или места деловых встреч, которые никак не удавалось перенести в безопасное пространство ее личного кабинета. Редкие, но настойчивые журналисты и папарацци наверняка переключились на более интересные объекты своей нечистоплотной охоты. Канаева не становилась в оборонительную стойку, когда очень близко, но вне поле ее зрения слышались щелчки фото- и аудиозаписывающей техники. Не приходилось вздрагивать от внезапных вопросов в спину или с выпрыгиванием в лицо: «Почему скрывается Павел Караджич?», «Дарья, как давно вы в отношениях с племянником Элеоноры Галановой?». За молчанием вместо ответа Даша сама задавалась кучей вопросов и выводов, основным из которых, например, стало ее неведение фамилии человека, с которым связана ее жизнь в одну из самых насыщенных и невероятных недель своей жизни под одной крышей. А теперь, когда между ними неведомое расстояние, связь становится крепче что ли? Свободные минуты девушка теперь проводила за одной из любимых русских игр — «Если бы да кабы». Что было бы, если бы не появилась Аня? А что, если совсем необязательно ей было разводиться и оформлять фиктивный брак с Павлом? Было бы так больно, если бы они провели вместе ночь, и он потерял бы к ней интерес, а она осталась обузой в его жизни? И если бы она не подколола его на вечеринке в присутствии лучшего друга, то вспышки ревности удалось бы избежать? А вдруг ревность Павла ничто иное как банальное собственничество, ничего общего не имеющее с привязанностью, как минимум? А если она все себе сама придумала и выдала желаемое за действительное и пошла на поводу у уловившего это ее упущение Павла? И если он видит в ней только безотказную бесплатную няньку для своей дочери? А все его якобы искренние проявления — плод ее фантазии и желание оправдать поступок своего отца? И так до бесконечности… Пока улыбка все реже стала появляться на ее лице.***
Даша в рабочем календаре черным маркером заштриховывала каждый день, что они с Аней прожили без Павла. Мелочь, казалось бы. Одним утром Дашина помощница в конце привычной планерки поинтересовалась, что это за необычная новая привычка — вычеркивание дат в календаре. Девушка накануне по просьбе начальницы упорядочивала рабочие письма в ее почте о предстоящих соревнованиях, выуживая оттуда основные моменты в рабочий распорядок. А Канаева тем временем отчаянно носилась с Аней в поисках рекомендованных положительных эмоций и радостей. С тех пор, как Паша уехал, девочка через день (а не раз в неделю, как было до этого) посещала психолога. К вопросу переживания смерти бабушки и переезда в незнакомый город к незнакомой, хоть и кровной, семье добавилась тревога и все сопутствующие чувства, которые обрушились на маленькую девочку, героизм и отвага которой все же показали свои пределы. В свободные от работы с душеправом дни Аня не хотела оставаться в саду спать и потом с водителем осваивать все планы из своего распорядка. Поэтому Даша работала только до обеда и проводила одну вечернюю тренировку, тем самым получая терапевтическую поддержку не только от психолога, но и от самой Ани. — Дарья Ивановна, что-то новенькое у вас в календаре. Считаете дни до соревнований? Вижу, тяжело вам дается организация в этот раз, — Таня и сама заметила, что Павел не появлялся в школе давненько, пока все стояли на ушах из-за скандала, но не лезла с прямыми расспросами. — Я отмечаю, Тань. Павел Аркадьевич от нас уехал, пресса устроила генеральную перемывку моим косточкам… поэтому жизнь — грустный праздник, — даже грустно улыбнуться не было сил. — Навсегда что ли уехал? — удивилась Таня. — Ничего не знаю, не понимаю, что происходит, — Даша откинулась на спинку кресла, растирая виски. — Да ну, скоро все всё насовсем забудут, переключаются же на другую интересную историю. Их в Москве хватает, — пыталась девушка успокоить начальницу. — Жаль, что я не забуду… Давай что ли поработаем. Отвлечемся, наконец. И этот, на первый взгляд, бодрый призыв был адресован исключительно подчиненной. Состояние Канаевой можно было смело охарактеризовать непонятным словом «пограничное» — есть человек с признаками жизни, но души в нем не разглядеть. Нет аппетита, нет настроения, нет планов. Причем, затянувшаяся пауза, вылившаяся недавно в нервный срыв, настойчиво напоминала о себе устами окружающих. Их немного, недавние знакомые, которые в ее жизни появились благодаря Паше. На ее взгляд, отстаивают исключительно его интересы. А он? Неужели все настолько подробно знают, чего он действительно хочет? Помощь психолога оказалась как нельзя кстати. Однажды, после травмы, разрушившей и без того состоявшуюся спортивную карьеру, ее вытащил из небытия специалист, дал инструменты посмотреть на свою жизнь под новым углом и придать ей верный смысл, продуктивный и не саморазрушающий. С тех пор Даша сознательно загоняла себя в угол, поддаваясь искушению иллюзий, так сладко подстраивающимся под ее непродуктивные, но «выживательные» принципы. « — Я — катастрофа, меня не за что любить. — Я правильно понимаю, вы полагаете, что разрушаете жизнь близких людей? — У меня их нет. — Вы же заботитесь о ребенке. Или хотите сказать, что кто-то вас вынудил?» Девушку сковывал страх. Отгораживаясь от Ани в трудное время, она хотела защитить ребенка от себя, недостойной и слабой. Ведь перед глазами был пример — бабушка, всегда бодрая, боевая. И, на самом деле, родственница всегда умело оберегала маленькую Дашу от своих слез, тихих истерик в подушку от бессилия. Но Канаева сейчас чувствовала особую близость со своим отцом, возвращаясь в то время, когда они недолго и угнетающе прожили вместе. Но, кто же знал, что в настоящем это не будет на пользу. Страх признать свою неспособность, опровергнуть безупречную стойкость приводили девушку все чаще к неутешительному выводу, которым, слава богу, она решила поделиться с психологом. « — Вся моя жизнь бессмысленна. Все меня бросают, ведь я недостойный человек. Кроме статусов и титулов во мне ничего нет.» « — Его нет и нужно как-то жить одной с ответственностью за его ребенка. Мне стыдно, иногда я думаю о том, чтобы все бросить пока не поздно. — Конечно, вам стыдно и больно, потому что вы пытаетесь противостоять своему сильному базовому инстинкту. И дело здесь в большей степени не в вашей истории. Это материнский инстинкт, Дарья. Можно провести параллель между вашим нынешним состоянием и проявлениями послеродовой депрессии. Звучит страшно, но поправимо. Вы честно признайтесь, что и кто вам действительно нужен на новом жизненном этапе.» Снова поиск смысла в каждом прожитом дне. Здесь и сейчас. В честности со своими желаниями и потребностями. В дружбе со своими страхами и слабостями. С девочкой, которая в тебе нуждается не меньше, чем ты в ней. Несмотря на недостающий паззл, вы вдвоем представляете почти законченную картинку, но готовы всегда принять последний яркий штрих и заиграть красками в полную силу.«Приму тебя любым. Как приняла уже все твои промахи и старания. Вернись, ладно?»
Чем дольше Павел задерживался в ее мыслях, тем крепче становилась уверенность в том, что Даша на него запала. Сила его воображаемого присутствия, все ужасы произошедшие с ней продемонстрировали лишь одно — насколько же она унылая и саморазрушающая тень своих комплексов, которые искусно прикрывались многие годы железобетонными жизненными принципами. Сердце и душа бились в импровизированной клетке. Пусть только Павел вернется и повернет ключ. С ним не страшно похулиганить и посходить с ума, забыв о мнении других людей. Втроем делать глупости и радоваться жизни, аккумулируя тихое счастье.***
Проулыбавшись в трубку подробным рассказам Элеоноры о буднях лучших женщин его жизни, Павел слегка подзавис, немного улетая в своих фантазиях, которые составляли большую часть его французской ссылки, подкрепившись новыми деталями из далекой реальности. — Павлуш, не забывай звонить хотя бы через день. Чтобы я не напрягала Мишу, а он — своего друга. — Тетя Эля, это лишнее беспокойство. Я, между прочим, по-твоему настоянию зарабатываю деньги, чтобы снова не попасть к тебе в рабство. — Опять твои шуточки. Надеюсь, это не покер? — А что я еще в этой жизни умею?! — Павел! — Тише ты. Это виртуальный турнир, но реальные деньги. Меня там никто не знает, поэтому стараюсь не стараться в полную силу. У меня еще всплыл забытый ресурс с криптовалютой. Такой вот у тебя рассеянный, но небезнадежный племянник. Примерный добытчик, между прочим. Похвалила бы. — Все равно не понимаю. А если… — Тетя Эля, все ведь обошлось заголовками. И я точно персона нонграта в семье Тишинского. С такой репутацией нам с Дашей только и остается, что держаться вместе. — Не понимаю, зачем рушить столько жизней?! Даже я не могу понять. — Пока ты там пытаешься понять, передай Даше мою карту, там есть кое-что. Пусть пользуются и ни в чем себе не отказывают. У них же все в порядке? — Уже да. Как раз пора заняться обустройством дома. — Дома… В трубке раздался дурацкий приглушенный звук разъединения.