Зарисовки. Часть 4

В его комнате не было окон и все же Рокстон чувствовал, что до рассвета осталось чуть меньше часа. Не видя, прекрасно знал, что красноватые нити, предвестники солнца, уже прорезали редеющие сумерки, раскинув свои сети по небосводу, подобно мельчайшим трещинам на бокале. Новый день, полный новый сложностей, неотвратимо приближался, к чему Джон пока совершенно не был готов. За ночь ему так и не удалось сомкнуть глаз, что подтверждала их краснота и подпухшие веки. На сей раз празднование Рождества вышло на редкость неудачным и, к сожалению, именно их с Маргарит ссора положила начало краху празднования. В течение всей ночи он слышал звуки, подтверждающие, что терзания его не беспричинны: всхлипы Вероники за стенкой, резкий скрип болтов, удерживающих под потолком гамак с беспокойно ворочающейся Финн. Тихий шелест бумаги и звон склянок в лаборатории, где над чем-то колдовал также лишенный сна Челленджер. В части дома, где располагались спальни профессора, Мелоуна и Маргарит стояла гробовая тишина. Затворничество последней, покинувшей гостиную с видом оскорбленного достоинства, беспокоило и злило его больше прочего. Он ведь старался, долгие месяцы после временного шторма он действительно старался быть терпеливым, понимающим и чутким к тому, что творилось со своенравной мисс Кру. Но в итоге становилось только хуже. Маргарит все это время играла с ним точно кошка с мышкой, бередя сердце, выматывая душу: то первой делала шаг вперед, обещая счастье, до которого, казалось, рукой подать; то вновь ускользала, откатываясь к приевшимся подколкам и поведению двухлетней давности. И сегодня он просто не выдержал. Не смог больше быть безупречным джентльменом, и когда она вспылила в ответ на какой-то его абсолютно невинный жест заботы, продиктованный моментом, он сорвался. Взорвался, высказав на повышенных тонах все, что думал и о ней, и ее прошлом и поведении в настоящем. Сейчас, размышляя наедине с самим собой, он не мог припомнить, чтобы хоть раз до этого они ссорились так сильно. И это казалось уже не началом конца, а завершением всему, что было и могло бы быть между ними. От одной только мысли об этом становилось тошно. И все-таки, самую капельку, где-то крайне глубоко внутри, ему стало легче от этой определенности, какой бы горькой она ни была. И будь они сейчас одни, то, возможно, со временем и нашли бы способ справиться с ситуацией. Постепенно даже научились бы сделать вид, что ничего не произошло, вернувшись к варианту вынужденного сожительства под одной крышей двух ни чем не связанных незнакомцев. Да вот только тот факт, что вслед за ними рассорились и остальные жители дома-на-дереве, не только камнем лежал на сердце, но и не упрощал и без того сложную ситуацию. Куда деть глаза уже этим утром, наткнувшись на заплаканное лицо Вероники, старающейся не подавать виду? Как не кривиться от напускной бравады Мелоуна, не выносящего царящей за столом тишины и подобно ему терзающемуся от вины за сказанное? Как избежать неловкости даже от мимолетной встречи в чьем-то присутствии в этом доме, где они все сидят друг у друга на головах? Ведь, увы, он чувствовал это по себе, никто из них еще не был готов ни к прощению, ни к примирению; лишь охвачен чувством вины да запоздалым стыдом. Джон тяжело вздохнул и повалился спиной на постель, запуская последний из дротиков, подаренных Финн, в самодельную, чуть кривовато раскрашенную доску. Облегчения это, естественно, не принесло. Следовало все-таки попробовать хоть немного поспать. Но едва он успел прикрыть воспаленные глаза, надеясь, что хоть ненадолго сможет заснуть и ускользнуть от этих тягостных раздумий, как тихонько скрипнула дверь. Открыв глаза, Рокстон скривился как от зубной боли. Причина его терзаний, облаченная в легкий шелковый халат, возвышалась на пороге комнаты. Колкости, вмиг завертевшиеся на языке, да неуместные комментарии он все-таки смог удержать при себе. Лишь устало прикрыл рукой глаза, вновь откидываясь на покрывало. - Уходите, Маргарит. Я не хочу снова ссориться. Да и час для этого не подходящий. - Я пришла не для того, чтобы ссориться. Она помолчала, надеясь, что он все-таки придет на помощь с хоть каким-нибудь вопросом или словом, но Рокстон молчал, притворяясь не то спящим, не то мертвым, и ей пришлось продолжать начатое самой. - Ты был прав, Джон. Практически во всем, что высказал мне. И я пришла извиниться... Если бы сейчас посреди комнаты материализовался разъяренный ящер, то и он не произвел бы на него схожего по силе эффекта. Рокстон и сам не заметил, как оказался сидящим на кровати и изучающим ее лицо изумленно-подозрительным взглядом. Руки против воли сжались в кулаки. Маргарит же, кусая губы, сделала несколько шагов навстречу. Неспешных, но не робких или неуверенных. Лицо ее выражало гамму разнообразных эмоций, среди них, на пару с решимостью, преобладала отнюдь не вина. И все-таки... - Маргарит, остановитесь, - хоть он и привык к боли, что эта женщина причиняла ему с завидной постоянностью, испытывать ее вновь желания не было. - Если это вновь какие-то Ваши игры, то просто остановитесь сейчас. Я слишком устал и прошу пощады. - Лорд Рокстон сдается? - губы ее дрогнули в невеселой усмешке, и все же Маргарит не отступила. - Я так не думаю. Преодолев разделяющее их расстояние, замерла напротив него, напряженно восседающего на краю постели. Так близко, что его окутал цветочный аромат пены для ванны, что, казалось, насквозь пропитала ее кожу и волосы, свободно ниспадавшие на плечи. Тонкая синяя жилка под перламутровыми бусинками, бьющаяся в такт с беспокойными ударами сердца, притянула к себе его взгляд, мечущийся в попытке ускользнуть от ее глаз. - Ты знаешь, я даже не думала, что мысль о том, что я окончательно тебя потеряла, может подействовать столь отрезвляюще. Куда лучше, чем нож, занесенный над грудью на алтаре друида, – на губах, раскрасневшихся от укусов, вновь промелькнула кривоватая усмешка. - Ты прав, и не думай, что эти слова даются мне легко! Но ты прав - все мои сомнения не имеют значения. И да, нам будет трудно вместе, но если ты готов бороться за эти отношения, то я тоже, Джон... От признаний, совершенно не свойственных ее натуре, сердце пропустило пару ударов, ухнув куда-то в пустоту. И все-таки он молчал все с тем же похоронным видом, упрямо отводя взгляд, словно она сказала недостаточно. Не убедительно. И Маргарит протянула чуть подрагивающую ладонь, единственный признак волнения, и накрыла его руку, по-прежнему сжатую в кулак. Потянула на себя, вынуждая подняться. Если бы его ответ не волновал ее так сильно, то она, наверное, даже посмеялась бы над тем как же ей хочется начать умолять его обратить на нее взор и как не хочется признаваться в этом даже самой себе. Проклятая натура! - Прости меня за то, что не верила в тебя, Джон. Она никогда не любила и не умела извиняться, но если когда и делала это, то с абсолютной искренностью. И он не мог этого не знать. И пусть обида, что завладела его сердцем, была сильна и Рокстон все еще молчал, но он уже был с нею. Она читала это в глазах, что встретились с ее, чрезмерно ярко блестящими в затухающем свете свечей. Неспешно, словно борясь с самим собой, Джон коснулся ладонью ее щеки, и, от прикосновения загрубевшей кожи, ее пробрало мурашками. Маргарит прикрыла глаза, наслаждаясь этой скупой лаской и теплом руки, опустившейся на бедро. - Я хочу быть леди Маргарит Рокстон, даже если мой лорд сможет предложить лишь хижину из тростника да свежепожаренную рапторятину в меню на полгода вперед... С этими словами она потянула тонкий поясок, ослабляя узел на талии, и повела плечами. Шелк легко скользнул на пол, обнажая белеющую в темноте кожу. Джон рвано выдохнул, переглотнул, позволяя ткани соскользнуть и со своей руки. На Маргарит, улыбающейся призывно, лишая рассудка, как и сотни раз до того, теперь красовалось лишь жемчужное ожерелье - его подарок, что несколькими часами ранее столь пренебрежительно был отброшен прочь… Мерцающий свет угасающих свеч был едва заметен на фоне розоватых лучей, сочащихся сквозь щели в стенах. Солнце, еще не появившись толком над горизонтом, уже таяло в воздухе, путаясь в тенях по углам. Комната окончательно затихла. Ее губы, ее плечи… Бархат ее кожи. Его руки, расчерчивающие причудливые завитки подобно узорам на бокале из тончащего хрусталя. Зарождался новый день, несущий в себе не только сложности и горести, но и драгоценные часы и минуты выстраданного, всепоглощающего счастья. И пусть никто не обещал, что жить в нем будет легче или проще, они хотя бы попробуют встретить его вместе.