Королева. Возрождение Луны

Все молчали в почтенном уважением перед Ним, посетившим ещё одну коронацию правителей Нарнии. Великий Лев касался мраморного пола бесшумно, приближаясь к коронованной пятёрке. Все ему низко поклонились, и только шестеро смотрели прямо на Аслана. Два Короля обнажили мечи, приветствуя Льва. Он не дошёл до них совсем немного, мягко, по-кошачьи улыбаясь. Три Королевы улыбнулись ему в ответ, Короли продолжали смотреть спокойно. Лев обвёл их взглядом полным гордости и заговорил: – Вот я снова в Кэр-Паравеле, в сердце всей Нарнии. И вновь я вижу восход новых Королей и Королев. – казалось, даже вода остановила свой поток, каждый ловил слово Аслана. – Поднесите ко мне их венцы. Я освещу их светом солнц и лун. Гордо держа головы, Аслану поднесли короны. Венцы прошлых правителей пропали вместе с ними, и гномы сделали новые, похожие, но чём-то все-таки отличающиеся. Короны подносил уже построившийся мистер Тумнус, и грифон Корделий, но право возвести их на головы новым правителям проставлялось женщине, которая правила Нарнией долгие десятилетия. Которая воспитывала всех пятерых наследников, даруя любовь им без разделения на племянников и родных детей, а еще была все также ласкова с поданными и хитра в политике. Аслан дыхнул на короны и те заискрились, становясь чистым золотом, а камни заменились на неведомые доселе, но сверкающими тысячами огней. Все поражённо ахнули, а на глазах темноволосой Королевы заблестели слезы, ведь она узнала камни, которые украшали обручальные кольца ее родителей. Старший Король узнал тоже и лицо его помрачнело. Аслан вновь повернулся к наследникам. Вот оно, будущее Нарнии, следующее поколение, живущее по заветам своих родителей, величайших правителей, вошедших в историю. Пятеро, как и гласит пророчество. Срок, который эти дети – уже Короли и Королевы – провели рядом с отцами и матерью, был настолько мало, что и сказать страшно, но вот они – сияющие, гордые и непоколебимые. – Сегодня я вновь короную достойных. Королева Элодия, возьми венец своей младшей дочери – на нее первую мы наденем венец. Трудно править после тех, чей век прозвали Золотым, но этим ребятам такой вызов был по плечу, ибо готовились они к этому с младых лет. Женщина величественно подошла к грифону и фавну, которые в уважение склонилась перед ней, несмотря на то, что сегодня она – держащая Нарнию столько лет – передаст официально корону другим. И казалось, ничего в ней не изменилось: она была столь же прекрасна, как и пятнадцать лет назад. Да вот только взгляд немного потух, стоило Верховному Королю исчезнуть вместе с ее сердцем, а походка стала совсем тихой. Элодия столько лет несла тяжкий груз регента, уча, показывая, любя, что наконец-то была рада стать просто семейным советчиком и прожить свою жизнь в спокойствии, смотря на новое поколение. – Именем Вечно зеленого леса, да славится Королева Ваана – Милосердная. – диадема с изумрудами опустилась на голову светловолосой пятнадцатилетней девушки, которая была не по годам красива. Ей с братом всегда было немного неудобно появляться на людях: нарнийцы смотрели с сочувствием на тех, кто никогда не видели своего отца. Ваана всегда расстраивалась, грустила и опускала глаза, брат же наоборот – смотрел прямо. На брата ее глянешь –один цвет волос с матерью, та же стать, осанка, форма глаз. Да вот только взгляд отцовский: глубокий, понимающий и несколько насмешливый. Элодия нежно улыбнулась дочери и взяла следующую корону. Она была для младшего короля: тяжелее диадемы Вааны, но все с тем же золотом и рубинами, которые были любимыми камнями его отца – Верховного Короля Питера Великолепного. – Именем Золотистого солнечного света Нарнии, да славится король Фридрих – Неудержимый. Фридрих задорно улыбнулся матери, которая надела на его голову золотую корону с красными камнями. Его первым провозгласили королем, и он устремил решительный, горящий взгляд поверх голов собравшихся. Он будет достойным своего отца. Они с сестрой устремили свой взгляд на трех самых старших, которым посчастливилось запомнить лик родителей, а не видеть их просто на портретах. – Именем Серебряной сияющий луны, да славится Королева Мелестина – Верная. Глаза Мелестины и слезились, и сияли радостью, стоило Элодии опустить на голову девушки ее корону. Темно-фиолетовые топазы были любимыми камнями ее матери, которые украшали ее корону и обручальное кольцо. Мелестина считала эти камни волшебными и даже священными. Они были рядом с ней в самые опасные и счастливые мгновения ее жизни. После исчезновения Королей и Королев, Главный Королевский Совет вместе с Элодеей решили, что коронация пройдёт, когда самым младшим будет пятнадцать. Такое решение было принято, поскольку после «серости» жизни нужны были правители готовые и достигшие собственных побед. Как их родители одержали вверх над Белой Колдуньей, так и им предстояло совершить нечто похожее. Их требовалось воспитать и совсем не важно, что самому старшему – будущему Верховному Королю − было уже двадцать четыре года. Они с братом не раз представляли Нарнию на турнирах, одерживая такие победы, и более сложные – военные. Фридрих участвовал уже в трех походах и в одном из них проявил именно неудержимость, рискнув всем и вырвав победу из лап врага. Эта была победа над Тельмар, которая окончательно поставила бунтующих и неверных на колени перед величием Нарнии. Мелестина, которой сейчас было уже восемнадцать, завоевала себе титул «Верная» в предшествующей битве Фридриха, когда оказалась в ловушке вместе со своими войнами. Она стала не просто принцессой, а еще и воином, когда отказалась бежать с поля боя и храбро шла к смерти вместе со своими войнами. Ее сестра Ваана всегда отличалась милосердием, но не столь яростным. Она до последнего твердила о невиновности обвинённого человека, которую смогла доказать. Ее милосердие спасло невинного и указало на виновных ни единожды. – Именем Светлых вод, дающих жизнь и омывающие все страны, да славится Королева Перлита – Решительная. Некогда задорная и неугомонная принцесса превратилась в ответственную и серьезную девушку, которая всегда была старшей Королевой. Удивительно, как смогла изменить ответственность – опустившееся на хрупкие плечи – непослушного ребенка. Перлита с того дня никогда больше не капризничала, не сопротивлялась, а даже наоборот – усердно училась, значит подавать пример младшим, ходить на приемы в неудобных платьях, значит делать так, как советует мать. Потому что она должна была быть примером. С юности эта девочка ничего не боялась, она четко знала, что бояться и уважать должны именно ее. Сильная, преданная, знающая цену своему слову. Ее короновали в двадцать два года; ей на голову опустили венец, и Перлита с лихвой ощутила тяжесть золотой Короны. И сейчас настал самый ответственный момент. Когда сын младшего становиться Верховным. – Именем всех глубоких морей, зелёных лесов и бесконечной Нарнии, да славится Верховный Король Анабесс – Мудрый. Анабесс почтительно опустил голову, позволяя тёте короновать его, а потом выпрямился. Мистер Тумнус и Корделий узнавали в этом юноше другого, который был счастлив и влюблён, а его наследник смотрит прямо, холодно и решительно. Он занимал место, которое не довелось занять его отцу, место государя, не уступая ему ни в силе духа, ни в мужестве. Престарелый мистер Тумнус, который не покидал дворец с тех самых пор, вытер слезы носовым платочком. В осанке юных королей и королев он увидел тень тех, кто давным-давно подарил Нарнии мир и спокойствие. Теперь пятеро трона занимали их наследники, несущие в себе отпечатки предшественников. Анабесс, мудрость и решительность Эдмунда Справедливого. Перлита, сила воли Питера Великолепного. Мелестина, преданность Элизабет Чарующей. Фридрих, рассудительность Сьюзен Великодушной. Ваана, доброта Люси Отважной. Вся пятерка величественно опустилась на трон, и зал Кэр-Параваля наполнили радостные крики, аплодисменты и фразы, которые когда-то кричали другим. И как другим, пели русалки, играла музыка. Они подвели черту под одним веком Нарнии, начиная совершенно другой – Новый. Аслан дождался, пока крики стихнут и вновь заговорил: – Кто хоть правил Нарнией, тот всегда Король или Королева. Сегодня закончился один Век Нарнии и начался другой. Вы, дети Великих, будьте столь же Великими, как и ваши родители. А теперь празднуйте и веселитесь, ведь сегодня великий праздник. И пока все решили запечатлеть своё почтение Королям и Королевам, Великий Лев вышел, направляясь к морю. Верховный Король проводил его тяжелым взглядом, а потом встал и стремительно направился следом. Его плащ, сделанный из тончайшей серебряный ткани сверху, а снизу синим бархатом, взмылся за королём и благодаря этому был замечен своей сестрой. Королева Мелестина вежливо улыбнулась посланцам из Тархистана, попыталась последовать за братом. У неё бы не получилось, если бы прибивший царевич Рабадаш не заметил метания Королевы и элегантно не помог ей протиснуться мимо гостей. Мелестина благодарно кивнула ему, улыбнулась и, приподняв подол платья, поспешила к лестнице, где исчез плащ Короля и метнулась за ним. Рабадаш долгие пятнадцать лет жил в пламенном Тархистане, неся вечный траур по своей возлюбленной. О любви, которая успела лишь зародиться, складывались легенды, а сам царевич стремился в край, который так любила его луноликая Королева. Нарния была воспоминанием, полнилась ими, а потому причиняла боль каждому, кто видел и знал прошлых Королей и Королев. И все равно, никто не решался покинуть его. Даже Элодия, нашедшая в себе силы жить ради детей, не могла покинуть и оставить то, что Питер – ее Питер – так старательно возводил с братом и сёстрами. – Анабесс! – крикнула Мелестина, но тот не услышал. – Брат, подожди! Тут уж Верховный Король услышал и остановился. Он повернулся к сестре и его взгляд смягчился: как бы он не любил кузин и кузена, родная сестра, которую после исчезновения матери и отца он растил на своих руках, не отдавая нянькам, он любил больше. Не много, но всё-таки больше. Потому что в те моменты, когда чувствовал собственную презираемую слабость, она оказывалась рядом, успокаивая лучше, чем тетя. Она помнила родителей очень смутно, но все равно помнила хоть что-то, а оттого – страдала. Анабесс не мог позволить себе быть слабым. Он никогда не винил родных в том, что они покинули их, но не мог заставить себя нести траур. Он стал старшим. Быстро и внезапно, на него наводилась огромная ответственность. И тогда, после целой ночи пролитых слез, Анабесс поклялся себе: он больше никогда не заплачет и не позволит плакать никому из своей семьи – а ею была целая Нарния. Когда тяжело дышащая Мелестина поравнялась с ним, Анабесс лишь кратко сказал: – Я должен успеть спросить. Мелестина согласно, и даже понимающе, кивает и они вдвоём продолжают следовать за Асланом. Они были так невероятно похожи – темноволосые, высокие и красивые, отмеченные магией своей матери. У Анабесса глаза были сиреневыми, у Мелестины – карие, как у отца. И они оба были необыкновенными. Аслан ждал их у моря, тоскливый взгляд его был устремлён к горизонту, где начинало садится солнце. На берег накатывали соленые волны и с шипением разлетались в мельчайшие брызги, напоминая Великому льву одну милую картину: Королева бросается к Королю, а тот вылезает из лодки, оказываясь по пояс в воде. А девушка бежит к нему, и Король раскрывает объятья для своей единственной, отрывая ее от мокрого песка и кружа на руках. Ее губы шепчут заветное «да», и нет уже ни горя разлуки, нет ничего – только они, люди, разделить которых была не в силах ни смерть, ни судьба. Теперь же, стоило наследникам Чарующей и Справедливого приблизится, он сказал: – Я ждал Вас, дети мои. Как всегда, величественный и могучий. С какой-то всеобъемлющей любовью он смотрел на храбрых Короля и Королеву. Мелестина замялась, беря брата под локоть, словно прячась за него. Анабесс спросил сразу же, немедля: – Мои родители. Мои дяди и тети. Я их ещё увижу? Аслан грустно улыбнулся, настолько, насколько может улыбнуться лев. У Короля просто не было сил спросить, мертвы ли его родители и родные. – Конечно, ты их ещё увидишь. – но прежде, чем Анабесс успел обрадоваться этим словам, Аслан продолжил. Его голос вселял какое-то чувство надежды. Веры. В то, что все еще будет. Уверенность в будущем. – Питера ты увидишь в его дочери Перлит. Сьюзен явится в образе Фридриха, Люси будет видеться в Ваане. Своего отца увидишь ты в зеркале, а мать – в сестре. Анабесс выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Можно сказать, что он попытался сдержать слезы, но после исчезновения родителей он никогда более не плакал, потому что он был старшим и не имел на это право. – Значит. – подала голос Мелестина. – Живыми мы их не увидим? − она знала. Знала, что ей будет тяжело услышать этот простой ответ. Трудно так, как еще, возможно, не было. Но она рискнула озвучить вопрос, на который не решался ее – с виду такой сильный и непоколебимый – старший брат. – Соболезную, Королева. Но там, после, есть мир Вечной Нарнии. Проживите эту жизнь счастливо, влюбляйтесь и любите. И тогда вы встретитесь с родными за облаками. – на это, оба понимали, придется отдать все силы, если не больше. Но ради того, чтобы оказаться в том мире, где время до встречи с родителями и родными пролетит быстрее выпущенный стрелы. И чтобы эта встреча произошла, чтобы увидеть их живыми и счастливыми, они были готовы на все, что угодно. Аслан исчез, словно растворился. И Мелестина знала, что его уже нет в Нарнии. Но после разговора с ним ей – и Анабессу тоже, она надеялась − стало легче. Пусть сердце так же болело, пусть по-прежнему разрывалась душа. Но теперь в ее нескончаемой тьме появился далекий, небольшой, но все же луч света, луч надежды. Мелестина тяжело вздохнула, собираясь сказать брату что-то ободряюще, как всегда это делала, но тут ее обвили мужские руки и оттянули, отрывая от земли. – Бросьте грусть, друзья мои. – сказал Фридрих, кружа Мелестину в танце на песке. – Сегодня наш день. Так идемте! Будем веселиться и пировать положенные три дня. Или хотя бы сделаем вид, что это так. Анабесс сдержанно улыбнулся. Перлит и Ваана улыбались, подхватили сестру и потащили обратно во дворе. Перлит рассказывала о каких-то приезжих лордах из Гальмы, которые были моложе всех остальных. Фридрих положил руку на плечо брату. – Мы должны показать, что сильные и достойные взошли на престол. Что несмотря на столь большую потерю, Нарния будет процветать. Анабесс кивнул. Иногда он удивлялся, как столь задорный и несерьезный на первый вид юноша мог говорить столь короткие, но емкие фразы. Они всегда неизменно подбодряли Анабесса. – Ты прав, брат мой. Фрид первый направился вслед за Королевами. Взял камешек и рассеяно запустил «блинчики» по воде – этому его научила Перлит, которую научил Эдмунд. Анабесс постоял ещё пару минут и уже хотел было направиться обратно в замок, но тут он почувствовал приток теплой энергии. Подумав, что за ним вернулась Мелестина, он повернулся, но четыре фигуры уже были прилично далеко, чтобы Верховный Король мог почувствовать энергию так близко. Анабесс нахмурился, потянулся к мячу и посмотрел в ту сторону, где исчез Аслан. Чуть поодаль от него стояло девушка, где-то с возраста Фрида и Вааны. Волосы у неё были чёрные, собранные в две толстые косы, а одежда – Нарнийское темно-фиолетовое платье. Она была младшего него, но эту грустную и прекрасную одновременно улыбку, сверкающие сиреневым глаза, ласковый взгляд он бы не забыл не за что. Он, поражённый догадкой, сделал шаг к ней... Элизабет проснулась. Костер уже потух, поэтому Люси закуталась еще в несколько плащей, больше походя на спящего медведя. Грейс бы так и подумала, если бы не видела ее маленькую голову сред всех этих мехов. Питера не было; оглянувшись, Лиз поняла, что и Эдмунда тоже. Она встала, закуталась в плащ – какая-то часть мозга отметила, что это был песец – и пошла искать парней. По внутренним ощущениям она поняла, что Пэванси находятся неподалеку и, бесшумно поднявшись, она пошла по их следу. Питер и Эдмунд сидели, прислонившись спиной к деревам друг напротив друга и что-то тихое обсуждая. Эдмунд первый заметил Лиз. − Привет. – тихо и хрипло пробормотала она, плотнее кутаясь в плащ. Эдмунд протянул руку, приглашая занять место рядом с ним; Элизабет подошла, села рядом с брюнетом, пождав под себя ноги и устроив голову на его плече. Эдмунд потер плечи девушки, прикоснулся губами к макушке. − Что тебе снилось? – внезапно спросил Питер, с какой-то болью смотря на брата и подругу. Он-то не мог смотреть на других девушек, хотя и привлекал их к себе. Его память трепетно и рьяно охранял образ Элодии, да и возможно ли забыть, когда во снах образ любимой супруги являлся каждую ночь. Эдмунд и Элизабет были вдвоем в своем горе, спасая друг друга силой необычайной любви; Питер же остался со своим горем почти наедине. − Коронация. – тихо ответила девушка, смотря на собеседника. – А вам? − Рождение Вааны и Фридриха. – ответил Питер, жмуря глаза. Элизабет могла ошибаться, но на ресницах Великолепного блеснули слезы. Эдмунд был хмурым: ― Я видел… свадьбу Анабесса. ― ответил он. ― Ну, точнее, как его готовили к ней. Знаете, утро, когда жениха окружают члены семьи. Элизабет согласно кивнула. В Нарнии было множество традиций, которые они в свое время успели заучить и действовать согласно им. Утро в день свадьбы жениху приходилось проводить в кругу своих родных, чтобы радости холостятской жизни не отвели его от заключения брака, а невеста вместе с самой младшей девушкой семьи должна была выбирать украшения: заранее их не выбирали, считалось, что тогда камни на свадебных украшениях рискуют быть напитаны злыми чарами или пожеланиями вреда молодым. Элизабет помнила свою свадьбу: Люси ворковала себе под нос какую-то Нарнийскую мелодию, показывая ей разные украшения. И еще она помнила, с каким облегчением смотрел на нее Эдмунд, когда она оказалась в зале. Красивая, нарядная, его. Лиз попыталась представить своего сына. Сделать это было не сложно: вот Анабесс, взрослый, в красивом костюме. Его окружают сестры и брат, тетя, возможно, мистер Тумнус и наверняка Корделий. Он смотрит в зеркало и вспоминает слова Аслана в день коронации. Великий Лев оказывается прав: Анабесс видит в зеркале своего отца, улыбается своему отражению и, всего на секунду представляет, что мелькнувшая за его спиной темнокурая девушка ― его мама, а не сестра, что веселый голос Фридриха принадлежит Питеру, а смеющаяся Перлит ― Люси. Вааны и Фридриха, здесь, конечно не было бы: они, как самые младшие, готовили бы его невесту, а Фрид смущал ее каким-нибудь рассказом. Ох, а Сьюзен очень волнуется, ведь свадьба наследника! ... Элизабет внезапно почувствовала, что захлёбывается. Картина глазами сына была настолько ярка, что ее забила крупная дрожь, но уже не от холода. Эдмунд посмотрел на нее не удивляясь, не спрашивая все ли хорошо; посмотрел просто понимающе. И обнял крепче. ― Неужели мы так всю жизнь проведем? ― спросил Питер, смотря на небо, где засверкали первые солнечные лучи. В другой раз, Грейс обязательно бы заметила, как это красиво, но сейчас ее мысли были заняты другим. Она с тоской посмотрела на своего названного брата. ― Всю жизнь… помнить их? А если у вас, у меня будут еще дети? Будем ли мы их любить так, как Анабесса, Перлит и Мелестину? Как я бы любил Фридриха и Ваану… Питер смещался, не закончив свою речь, опустив голову. Тем не менее, Эд и Лиз поняли, что он хотел сказать. Элизабет тоже думала об этом. Ведь ясно, что у нее и Эдмунда будут дети. Смогут ли он действительно полюбить их, а не видеть когда-то покинутых сына и дочь? Дети же будут разными: одни ― дети Короля Эдмунда Справедливого и Королевы Элизабет Чарующей, другие ― дети Эдмунда Пэванси и Беллатрисы Грейс. ― Думаю, об этом еще рано. ― сглотнув, сказал Эдмунд. ― Давайте попробуем поспать еще. А то работы будет много, а от падающих от усталости нас остальным малу проку. Он поднялся, потревожив прижавшуюся к нему Элизабет, и они вдвоем покинули полянку. Питер хотел сказать, что не хочет снова видеть лица родных, которых увидит только после своей смерти ― если после нее что-то есть, но все равно он встал и направился вслед за братом и подругой. Он внезапно вспомнил рождение Перлиты. Необыкновенно четкая картинка: Сьюзен его до вечера не пускала в комнату, хотя роды начались утром и закончились после обеда. С Элодеей тогда была Элизабет, сама Великодушная и Люси. Эдмунд был в одной из общих комнат и развлекала трёхлетнего сына, Питера послали туда же. Когда его наконец-то пустили, он послал сестрам и невестке уничтожающий взгляд, но стоило увидеть малышку-дочь и счастливую жену как злость на них прошла мгновенно. Осталось только счастье и маленький сверток ткани в его руках, в котором лежала новорожденная принцесса. Питер тогда сказал Элодии: «Она весит три кило, у нее твои глаза, и своей крошечной ручкой она держит мое сердце». Верховный Король еще никогда не был так счастлив. Эдмунд и Элизабет уже засыпали, обняв друг друга. Эдмунд открыл глаза и посмотрел на брата. Их зрительный контакт длился десять секунд, после чего черноволосый опять закрыл глаза; Элизабет лежала лицом к нему, расположив голову напротив его груди, а Эдмунд обнимал ее, хотя это была точно не удобная поза для него. Питер лег на свое место, накрывшись плащом. Когда он первый раз увидел спящих вместе Эда и Лиз, брат сказал ему: ― Я знаю, что такое горе, но и я знаю, что такое счастье. Я знаю его запах и цвет глаз. Оно заполняет весь мир безграничной нежностью и трепетной любовью, и вот оно: в моих руках. Питер заснул. Спустя, возможно, часа три их подняла Сьюзен. Водой из колодца умылись, хотя Лиз пришлось ее немного подогреть ― ключевая вода была слишком уж холодной. Рабадаш, какой-то необычайно бодрый, заметил, что им повезло спать на мехах, а не на жестокой сырой земле, как бывало в походах. Никому, судя по всему, сны прошлого не посещали, поэтому Эдмунд, Питер и Элизабет не стали об этом распространяться, молча переглянувшись, но ничего не сказав. Когда Люси добавила к словам Рабадаша, что это великолепное утро - было не похоже, что будет сказано еще что-нибудь приятное. Эдмунд высказал то, что думали все: «Мы должны выбраться с этого острова". На яблоки никто смотреть не мог, поэтому нарвали ягод с куста ежевики в шесть средних размера корзин, которые им вряд ли удалось бы сделать за пару минут, не будь с ними колдуньи. После, каждый со своей корзинкой, кушая ягоды, они пошли вниз по ручью к берегу и стали разглядывать канал, отделявший их от материка. ― Надо переплыть его. ― предложил Эдмунд. ― Это подходит Сью. ― ответил Питер, помня, что Сьюзен получала в школе все призы за плаванье. ― Но как насчет остальных? ― Под «остальными» он имел в виду Эдмунда, который не мог проплыть две длины школьного бассейна, и Люси ― она вообще плавала с большим трудом. Элизабет могла переплыть, а вот Рабадаш тоже плавал с трудом: не так плохо, как Люси, но хуже Эдмунда. ― Кроме того. ― сказала Сьюзен. ― Здесь может быть течение. Папа говорит, что не надо плавать в незнакомом месте. ― Питер. ― заметила Люси. ― Я знаю, что не могу плавать дома ― я имею в виду, в Англии. Но разве мы не умели плавать давным-давно, когда были королями и королевами в Нарнии? Мы умели даже скакать верхом. Как ты думаешь... ― Тогда мы все были взрослыми. ― прервал ее Рабадаш. ― Правили долгие годы и многому научились. Но теперь-то мы снова дети. ― Может, это как с велосипедом? ― сказала Сьюзен. ― Один раз научишься и больше не забудешь. ― Эй! ― сказал Эдмунд таким голосом, что всякий прервал бы разговор и выслушал его. ― Спасибо, что замолчали. Элиз? Элизабет закатила глаза: ее имя ― причем только «Элизабет» ― только как не «рвали». Мистер Тумнус и Корделий изредка ― очень редко, когда они только-только взошли на престол ― называли ее ласково ― Лиззи. Потом кто-то (кажется, Рабадаш) подкинул такое сокращение как «Лиз», и только ― только и только ― Эдмунд называл ее Элиз. Это было чем-то личным, чем-то указывающее на то, что Элизабет его девушка ― жена в последствие. Элизабет поняла, что от нее ждал Эд. ― Знаете, сделайте мне посох. ― с сарказмом сказала брюнетка, подходя к самой кромке воды. ― Буду вообще пророком господнем. Люси ахнула: ― Ты собираешься сделать водный коридор? ― Ага. ― Как в Библии? ― Ага. Элизабет уже доводилось делать что-то похожее в те далекие моменты, когда они с Эдмундом гуляли ночью перед сражением с Белой Колдуньей, однако тогда речь шла о закрытом пространстве. Теперь же ей нужно было сделать коридор, причем держать его довольно долгое время. Бесспорно, сложно, но конечно не невозможно. Элизабет присела перед самой кромки воды и опустила растопыренную ладонь над водой. Прошла минута, прежде чем вода остановилась, прекратив накатывать на берег, а потом пошла рябью. Но вдруг кто-то за спиной, кажется Рабадаш, тихо сказал: ― Тише! Смотрите! Немного правее на материке был лесистый мыс, и они думали, что за ним находится устье реки. И вот из-за этого мыса показалась лодка. Миновав его, она повернула и начала пересекать канал. В лодке были двое: один греб, другой сидел на корме и придерживал узел, который дергался и вертелся в его руках, как живой. Оба были похожи на солдат, одеты в легкие кольчуги и стальные каски и носили бороды. Лица их были суровы. Дети бросились назад в лес и, притаившись, наблюдали за ними. ― Пора. ― сказал солдат, сидящий на корме, когда лодка проплывала мимо них. Элизабет присмотрелась, а потом наклонилась к Эдмунду и прошептала так, что слышал только он: ― У них шлемы из горного железа. Такие были только у Тельмар. Эдмунд прищурился и согласно кивнул, но ничего ответить не успел, потому что заговорил второй солдат. ― Привязывать камень к ногам, капрал? ― спросил тот, что держал весла. ― Скажешь тоже. ― проворчал первый. ― Кому это нужно. Он отлично утонет и без камня, если мы его хорошенько свяжем. С этими словами он встал и поднял свой узел. Теперь все увидели, что он и вправду живой, и что это гном, связанный по рукам и ногам. Гном сопротивлялся изо всех сил. Однако тут из их укрытия внезапно выскочила Сьюзен и, четким обработанным движением приставив стрелу к тетиве, громко и властно крикнула: ― Бросьте! Питер, Эдмунд, Рабадаш и Элизабет обнажили мечи. С такого расстояния Элизабет смогла увидеть удивленный взгляд гнома и то, как он зашевелилась его повязка на рту. Очевидно, он был возмущен формулировкой Сьюзен. Она выпустила одну стрелу в предупреждение опав в корму лодки, и тельмары выронили гнома в воду. Эдмунд и Рабадаш первые бросились в воду за пленником, а Питер услышал, как что-то просвистело у него рядом с ухом и один солдат, который первый схватился за арбалет, упал в воду. Гном барахтался, пытаясь плыть к дальнему берегу, и Питер увидел, что стрела Сьюзен сбила с него каску. Он обернулся к сестре, которая без тени сомнения уже прилаживала к тетиве вторую стрелу. Но в этом не было нужды. Другой солдат, увидев, что его товарищ упал, с громким криком выпрыгнул из лодки и тоже начал барахтаться в воде ― глубина оказалась в его рост. Но внезапно вода вокруг них забурлила, они закричали, словно оказавшись в кипятке. Питер боковым зрением заметил, что черные волосы Лиз метнулись вниз: она присела, неотрывно и не моргая смотря на пленников воды. Вода вокруг них постепенно начала сжиматься, образуя идеальный ровный шарик, словно из снега снежок. И в тот момент, когда Рабадаш и Эдмунд вытащили из воды гнома, шар поднялся над водой; Элизабет резко повернула голову в ту сторону, откуда приплыли войны и шар, с кричащим в нем людьми, отнесло туда же. Элизабет выпрямилась. Эдмунд, смотря в сторону улетевшего водного шара, молча поднял руку и показал девушке большой палец. ― Спасибо. Люси начала разрезать веревки на гноме своим кинжалом, который в остроте не уступал мечу Питера. Рабадаш же бросились в воду и раньше, чем вода дошла ему до плеч, добрался до лодки, подтащил ее к берегу. Гном был коренастый и широкогрудый, как большинство гномов, трех футов росту, а грубые рыжие борода и бакенбарды оставляли открытыми только крючковатый нос и блестящие черные глаза. Когда же он, наконец, был освобожден, он потер затекшие руки и ноги и сказал: ― Бросьте?! Лучше нечего не придумала? Элизабет, Эдмунд и Рабадаш практически синхронно фыркнули. ― Сказал бы ей спасибо. ― вступился за свою девушку царевич. Гном гневно глянул на него снизу-вверх. ― Они бы меня и без подсказки утопили! ― Может не стоило им мешать? ― тут же вклинился в разговор Питер. Все ожидали хотя бы простого, заслеженного «спасибо», поэтому реакция спасенного гнома была весьма оскорбительной. Впрочем, Элизабет вспомнила, что гномы побольше части не отличаются добрым и спокойным нравом. Это не нимфы и не кентавры, а сварливые старики. ― Могу устроить ему заплыв со связанными руками и ногами. ―предложила Лиз, уже вскинув руку, однако Эдмунд перехватил ее и устало мотнул головой. Из-за быстрых и рваных движений в воде, так еще и без предварительного задержки дыхания, парень выдохся; они с Рабадашем тяжело дышали, пытаясь быстрее отдышаться. Элиз посмотрела на них с едва заметным осуждением, и Эдмунд понял, почему. Они плохо плавали, и обсуждали это только пару минут назад, а в итоге первыми бросились в воду. Ну, зато теперь они знали, что Люси оказалась права. Гном, услышав фразу брюнетки, оглянулся на нее, с явным желанием поспорить. Видимо, он собирался выйти победителем из словестной хватки, но при одном взгляде на Элизабет примолк. Для него не осталось незамеченным ее манипуляции с якобы наказанием для воинов, но сейчас он что-то внимательно высматривал в ее лице. Девушке столь пристальный взгляд не пришелся по душе, однако отводить взгляд не стала. ― Ложки-поварёшки. ― с удивлением воскликнул гном. ― Я таких как ты в жизни не видел! ― Таких как я? ― не поняла Элизабет, но тут же сообразила, что такого мог разглядеть гном на ее лице, что привело его в такое замешательство. ― Глаза? ― Колдовская метка. ― с внезапным презрением выплюнул гном, отводя взгляд от сиреневых глаз Элизабет. ― У всех Колдуний и Колдунов такие есть, а от них добра не жди. ― Однако помнится, что вы, гномы, поддерживали Джадис в ее планах. ― в ответ форсировал Эдмунд. Он часто принимал оскорбление Элиз на свой счет, малейшее грубое слово считал поводом дать этому человеку в нос. Проблемой было еще то, что сама брюнетка в большинстве случаев не успевала остановить парня, волей-неволей вязавшись в драку самой. А сейчас же гном так открыто призирал то, что когда-то считал уважением. Рыжий гном, однако, с недовольством посмотрел на Эдмунда, но ничего не ответил. ― А вы не слишком юны, чтобы знать что-то о той битве. ― пробурчал он. Питер усмехнулся. ― Ну, тогда нам говорили, что мы слишком юны, чтобы победить в той битве. Гном глянул на Питера, да так и замер. Он знал о Королях и Королевах, прошлого, но был уверен, что те их бросили. Теперь же перед ним стояли не нарнийцы, и явно не тельмаринцы, особенно этот загорелый парень. И все выглядели… не обычно. Гном еще раз глянул на Колдунью, и все его сомнения рассеялись: на поясе у девчонки поблескивал золотой Алетиометр. Предвестник будущего, расшифровать который могла только одна ― Королева и Колдунья. Гном пораженно выдохнул, и когда Эдмунд и Элизабет поравнялись с другими, вся шестерка предстала перед ним. Три девчонки, одна из которых была с Алитоеметром ― который Королева Чарующая собрала с собой, другая с луком ― неизменный атрибут Великодушной, а третья с кинжалом и бутылочкой из алмаза ― целебный эликсир Отважной. Парни же как на подбор ― высокие, статные, один из них с легендарным мечом Риндон, двое других же ― младший Король и, вероятно, пропавший царевич Тархистана. ― Ой, вы конечно шутите… Это вы?! Вы ― древние Короли и Королевы? Элизабет слегка вздернула брови, обменявшись взглядом с Эдмундом. Питер весь подобрался, расправил плечи и сделал шаг к гному, протянув руку. ― Король Питер. Великолепный. Элизабет громко хмыкнула. ― Вот этого ты мог не добавлять. ― сказала Сьюзен, отчего вместе с Лиз тихо рассмеялись и Эдмунд с Рабадашем. Люси тоже было смешно, но она была далеко от подколов над родными, поэтому только скромно улыбнулась. Однако гном целиком поддерживал троих ребят, весело усмехнувшись: ― Это уж верно ― взгляд его снова упал на черноволосую. ― Королева Элизабет? ― Да. ― согласно кивнула девушка. А потом внезапно хитро усмехнулась и вытащила из ножен меч. ―Но, по-моему, ты нам не веришь? Может, назовешь себя? ― Я Трам. А ты это зря затеяла. ― Я? ― невинно поинтересовалась девушка. ― Не я. Он. ― лезвие меча сверкнуло в солнце. Элизабет опустила лезвие в них, держать за рукоять и протягивая меч Эдмунду. Тот ухмыльнулся и взял оружие. ― Рабадаш, не подсобишь? Царевич протянул свой меч гному. Трам взял его, но тут же опустил в песок, словно тот был слишком тяжел для него. Эдмунд глянул на черноволосую, взглядом спрашивая, хотела ли она навредить этому малышу? Но девушка лишь покачала головой. Она помнила, что гномы в своей сути обманчивы и изворотливы. Они, конечно, меньше ростом, но сильны как взрослый человек, а кроме того низкий рост способствует победе. И когда Трам вскинул меч Рабадаша с целую нанести удар, только быстрая, годами вырабатываемая и совершенствующая техника ближнего боя помогла младшему королю увернуться, но Трам нанес быстрый удар рукоятью меча по носу парня. ― О, ты цел? Но вот насмешка явно была лишней. Теперь же, поняв обманчивость противника, Эдмунд не собирался сдаваться. Тут была права Люси: Эдмунд Пэвенси драться на мечах не умел, а вот Король Эдмунд Справедливый выигрывал не одну битву. Сначала тот только парировал удары, а потом начал наносить их сам, уклоняясь в прыжке, обыгрывая свой рост. Глаза его слегка потемнели, Эд делал четкие, но плавные движения, уже не отступая, а атакую. Чтобы выиграть ему понадобилось чуть больше минуты: меч был выбит из рук Трама и отброшен. Эдмунд держал меч перед гномом, готовым в любое мгновение отразить подлый удар. Младший Король мелким подрагивал. Элизабет подошла к парню и положила руки ему на плечи. Эдмунд сделал глубокий вдох ― Лиз почувствовала, как поднялись и опустились его плечи ― после чего опустил меч и сделал вместе с девушкой шаг назад. Гном продолжил стоять, согнув одно колено. Грейс прекрасно понимала, что чувствует ее парень, физические ощущая пульсации, исходящие от него. Одно движение, один звук лязганья мечей заставил Эда вновь очутиться на одной из многочисленных битв, где ты спасаешь себя сам. Ему понадобилась чуть больше минуты чтоб победить, и две чтобы выйти из этого состояния. Элизабет ободряюще потёрла его плечи, Эдмунд положил свободную от меча руку на ее и сжал. А вот гном был все еще под впечатлением. ― Бородки-сковородки. Может Рог вправду подействовал? ― Ее рог? ― спросил Питер, кивая на Сьюзен. Гном кивнул. ― Ладно, давайте обсудим чуть все позже. ― внезапно сказала Элизабет. ― Думаю, надо дать Траму отдохнуть и хоть что-то поесть, а уж потом расспрашивать. ― Согласен с Ее Величеством. ― улыбнулся Трам. Его вид становился многим дружелюбным, да и сам гном, несмотря на явную предрасположенность к словесным склокам, потихоньку начинал нравиться царствующей шестерке. ― От волнений просыпается страшный аппетит. И да: во всяком случае вы спасли мне жизнь, и я вам очень благодарен. ― Ха. ― громко сказала Элизабет, улыбаясь. ― Нас все же поблагодарил. Сказано это было, конечно, не с целью задеть гнома, и тот это понял. Он улыбнулся черноволосой Королеве, но извиняться за свои высказывания явно не собирался. Элизабет это же было и не очень нужно. Завтрак был ожидаемым событием, но пришлось с ним немного повременить: Трама не устраивала одни яблоки, поэтому он предложил поймать рыбу, но сделать это можно было только другой стороне острова, а не то их могли заметить с материка. В лодке кстати оказались удочки. Шестерка подростков и гном вошли в воду, с некоторым трудом оттолкнули лодку от берега и вскарабкались на борт. Командование взял гном. Весла, конечно, были слишком велики для него, поэтому Питер греб, а гном правил сначала по каналу на север, а потом на восток вдоль острова. Отсюда шестёрка могли разглядеть и реку, и все заливы, и мысы за рекой. Выросший лес все изменил, и они ничего не могли узнать. Пока они так плыли, Люси не посчитала зазорным поинтересоваться, за что их нового знакомого хотели убить. Трама вопрос, казалось, развеселил. Он с усмешкой рассказал о том, что является опасным преступником, и что Тельмары всегда так поступают. Рабадаш нахмурился и припомнил, что Тельмары не совались в Нарнию, на что гном ответил, что за тысячу лет их отсутствия многое изменилось. Однако, чтобы все это понять, пришлось бы слушать всю историю, а уже потом завтракать, но голод был несколько сильнее желания во всем разобраться. Разговоры оставили на потом. Когда вышли в открытое море восточное острова, гном стал ловить рыбу и легко поймал несколько яркоокрашенных рыб, все вспомнили их по обедам в Кэр-Паравеле в старые дни. Наловив достаточно рыбы, они направили лодку в маленький залив и привязали ее к дереву. Гном, бывший мастером на все руки ― гномов-негодяев можно было встретить, а вот гномов-дураков-и-неумех никогда ― разрезал рыбу, почистил ее и сказал: ― Теперь нам нужен хворост. ― У нас в замке уже много хвороста. ― припомнил Эдмунд. Трам даже присвистнул: ― Так здесь действительно есть замок? ― Только развалины. ― сказала Люси. Возник вопрос, как перенести рыбу. Связать ее было нечем и корзины тоже не было. Питер, однако, притащил несколько больших веток и, гном даже не успел высказать зреющий насмешливый вопрос зачем им это, как ветки оказались в ловких пальцах Элизабет. Трам притих, с интересом наблюдая, как ветки послушно гнуться под влиянием сиренево-голубых всполохах магии, что выбивались из-под пальцев девушек. Он смотрел, а потом, когда дело было сделано, коротко сказал: ― Ты это… не серчай за те слова. ― Да ладно. ― с улыбкой отмахнулась Лиз. ― Я все понимаю. Сначала гному было не слишком уютно в замке. Он озирался кругом, чихал и говорил, что место сейчас не очень хорошее, но когда зажгли костер, он приободрился и показал им, как печь свежую рыбу в горячей золе. Нелегко было есть горячую рыбу без вилок, с одним перочинным ножом и кинжалом на семерых, и кое-кто обжег пальцы. В конце концов опять пришлось создать пару серебренных палочек, чтобы нанизывать на них рыбу, что привело Трама в тихий восторг. Ели быстро, обжигая языки, но в девять часов утра, когда на ногах с пяти, ожогам не придаешь особого значения. Все напились воды из колодца и съели по паре яблок, а гном извлек трубку размером с ладонь, набил ее, зажег, выпустил огромное облако ароматного дыма и сказал: ― Ну так что? Время для твоей истории. Даже не знаю, с чего начать. ― сказал гном. ― Начнем с того, что я вестник короля Каспиана. ― Кого? ― спросила Элизабет. Она удобно устроилась в объятьях Эдмунда, таким образом, что ее голова покоилась на его груди, а руки парня обнимали девушку за талию. Рядом сидящая Сьюзен наоборот, села позади Рабадаша, обняв его за пояс и упираясь подбородком ему в плечо. ― Каспиан Десятый, король Нарнии, да будет его царство долгим. ― ответил гном. ― Или вернее сказать, он должен быть королем, но думаю, старые нарнийцы предпочтут вас. ― Кого ты имеешь в виду под старыми нарнийцами? - спросила Люси. ― Это те, что подняли восстания. ― То есть этот Каспиан предводитель нарнийцев. ― подвел итог Рабадаш. ― Можно и так сказать. ― проговорил Трам, почесывая голову. ― Но на самом деле он из новых нарнийцев, он - тельмаринец, если ты понимаешь меня. ― А с какого перепугу тельмары считаются новыми нарнийцами? ― недовольно спросил Эдмунд. ― Они же всегда были нашими противниками: охотились на зверей в землях Нарнии, занимались работорговлей. Да и в скольких схватках мы сходились с ними? ― Все изменилось, пока вы там гуляли. ― сказал Трам. ― Но, наверное, это слишком плохо рассказываю. Думаю, что нужно вернуться к началу, к тому, как Каспиан вырос при дворе своего дяди и как он стал на нашу сторону. Но это длинная история. ― В таком случае хорошо, что мы любим истории. ― заметила Люси. Гном сел поудобнее и начал свой рассказ.