Поранилась тобой нечаянно.

"...ты меня так сильно ранил, медленно и без правил..." *** Еще некоторое время просто обнимал ее, крепко сомкнув руки на точёной талии, затем смачно поцеловал в щеку. Ещё и ещё раз. Невольно улыбнулась. По движению губ, по тому, как напряглась его щека, почувствовала, что улыбнулся и он. Дала себе и ему ещё немного времени, потом высвободилась из его рук. − Достаточно. То, что произошло, никак не повлияло на пазл в ее голове. Как ни крути, он по-прежнему не сходился. Только не с Гришей! Только не с этим великим, ужасным и самым лучшим… другом Лепсом! Странно, как небеса не разверзлись и не упали на её голову. Накинула на себя банное полотенце, которое висело тут же на хромированных перилах лестницы, ведущей в воду. Уходя, не обернулась, не посмотрела в глаза. Ничего кроме этого нелепого «достаточно». С ним так не поступали. Так поступал он сам. − Достаточно?! В голос рассмеялся. Словно утренняя гимнастика в его далеком (и в тоже время не очень) советском детстве, когда менторский женский голос четко (в духе режима) диктовал с экрана телевизора: «Приготовьтесь к выполнению гимнастических упражнений… Опустите руки вниз, полностью выдохните… Еще раз. Достаточно! Занятие окончено». Привел в порядок брюки, присел на корточки, помял пальцами глазницы, затем потер виски, пытаясь прийти в себя. − Достаточно?! Да, ни х… ему не достаточно! Он хорошо знал расположение комнат в её доме. Легко шагая через ступеньку, (при этом радуясь своему умению, − были времена, когда он этого не мог), быстро поднялся по деревянной лестнице. Вошёл в её спальню, широко распахнув дверь (как хозяин к себе домой), в то время как она стягивала через голову опостылевшей ей боди. Застыл на пороге, чуть причмокнув губами, скрестил руки на груди, словно обнял сам себя. − Совершенно не лишним было бы постучать. − К чему такие условности, радость моя? Удивилась своей реакции на его голос. Еще несколько минут назад ей казалось, что она была полна им, что ей, наконец, хватило его… Ан нет! Этот голос, рвущий тысячные зала, по-прежнему рвал и её душу. − Выйди! Тем же тоном она отбрила бы поклонника, случайно прорвавшегося к ней в гримерку. Отрицательно покачал головой, язык несколько раз издевательски прицокнул. Конечно, услышать и сделать то, о чем его просят, совсем не в стиле Гриши. Тем более, сейчас, когда это шло вразрез с его собственными желаниями. К его сожалению снова попыталась прикрыться полотенцем. − Не делай этого! Тон не приказной, скорей просящий. И притом смиренно! Это, наконец, заставило её взглянуть на него, а не сквозь него. И вновь удивилась. За такое короткое время он неуловимо изменился. Больше не резкий и не дерганный, как бывало обычно. И не циничный и не показно плавный. Какой-то… правильный (иначе не скажешь) или вовсю старающийся показаться таковым. Правильным и… хорошим. Как школьник, ей Богу! «Лепс, бл…, да, что с тобой?! Ведь это не о тебе!» Потянулся к ней. − Не тронь! − Тебе придется связать мне руки, чтобы я этого не делал. Иначе никак, милая. Хохотнул, резко откинув голову назад, и тут же вернул её на место. Это движение порой шло у него в комплекте с шуткой. Протянул руки, сомкнув их в районе запястий, мол, на, вяжи. − Что, настолько яйца звенят? Вчерашняя девка тебя не удовлетворила?! − Меня не удовлетворила сегодняшняя девка! Быстро же у этого грузинского ангела закончилось терпение. Попыталась от души врезать по небритому (исцарапавшему её всю щетиной) лицу, не позволил, перехватив руку. Взглянул на неё, понял, что до сих пор пьяна. Об этом говорили её губы. Глаза протрезвели, губы – нет. Они всегда были предателями, всегда выдавали её. Они, казалось, жили своей собственной жизнью. У кого-то пропадала координация движений, у нее координация губ. Они, то чуть подергивались, то дрожали, то искривлялись. И всё это шло вразрез с остальной мимикой её лица. − Ты либо нормально со мной будешь разговаривать, либо… − Либо, Лепс, я выбираю «либо»! − Хорошо, тогда пошли! Отпустил запястье, схватил за локоть, силком затащил в душевую кабину, с грохотом захлопнул раздвижную дверь, на удивление быстро сориентировался, где холодная вода и включил её во весь напор. Сверху на них хлынул ледяной дождь. У нее перехватило дыхание. − Спятил, бл…? Попыталась вырваться, не позволил, хотя у самого зуб на зуб не попадал. − Нам обоим не помешает охладиться, любовь моя. Держал пару минут, за это время услышал много нового о себе, потом отпустил. Выключив воду, ушел, пренебрежительно бросив: − Приведи себя в порядок! «Черт с тобой! Только бы согреться!» Дрожащей рукой поспешила включить горячую воду. Долго стояла под душем, два раза намыливала голову и тело. Ощутив знакомые ароматы, пришла в себя, успокоилась. Накинув длинный шелковый халат, вышла. "... я готова всё исправить, но твоя любовь без правил..." *** Он встретил её, стоя посреди спальни, руки вновь скрещены на груди, нетерпеливые пальцы барабанщика отбивают ритм по рёбрам. На нем черные, идеально выглаженные брюки и кипельно-белая, не менее идеально выглаженная рубаха с накрахмаленным воротом. «Впечатляет, бл… Залюбуешься»! Только, вот, по-прежнему босой. − Где твой чемодан?! Подошла, обхватила рукой широкую шею, чмокнула в щёку. Просто потому, что так захотелось. Словно поздоровалась, словно только что увиделись, словно ничего не было. Обнулила счет. − Что?! − Судя по наличию у тебя второго комплекта одежды здесь, ты ко мне переехал. Оставляла мокрого пса, а нашла Лондонского денди… Вот, так неожиданность! Разгадаешь для меня эту загадку, Гриш? Отыскала сигареты, зажигалку, закурила. Постепенно становилась сама собой. − Легко! У меня завтра концерт в «Крокусе». Костюм аккурат для этого случая. После химчистки уже пару дней лежит в машине. Мой водитель был так любезен, что принёс его мне. Подсунул ей чашку только что сваренного им кофе. С удивлением вскинув бровь, приняла с благодарностью, чуть отпила. − А ты его кофе напоил? − Я его отпустил. Домой. − Не стоило, Гриш. С сожалением покачала головой. Последовала долгая пауза. − Ну, и? − Что, ну, и?! Он отхлебнул кофе из оставленной ей чашки. − К чему эти прохладительные процедуры? − Я хотел тебя… знаешь, как говорят, в трезвом уме и твердой памяти… «Опять за своё, твердолобый»! − И в этом твоя ошибка, дорогой мой. − Почему же? − В трезвом уме и твердой памяти не хочу тебя я. − Я настолько плох? – с лёгкой усмешкой. «Сколько нежности в этом голосе с хрипотцой»! − Ты настолько хорош. Ты настолько хорош, что как никто заслуживаешь счастья. И оно у тебя есть, Гриш. Только держи! - Сжала кулак, показывая ему, как крепко надо держать. − Будь она тысячи раз благословенной за то, что делает тебя счастливым. В раздумье выпятил верхнюю губу, за ней нижнюю. − Счастливый, как никто… − Разве нет? − Дааааа. Закрыл губы пальцами. − Тогда в чём же дело? Зачем все эти? − Я не святой. «Уж, конечно, не святой, но при этом с иконами». − Все они не в счет. Лихо отмахнулся от них одним движением холёной руки. − А я?! Не хотела, вопрос вырвался сам собой. На пару секунд возненавидела себя за то, сколько интереса было в её голосе. − А ты … очень… достойный… соперник. Как никогда долго и тщательно выбирал слова. − Соперник?! Так, вот, что тебе нужно! Война! Рассмеялась, но совсем не весело. «Вечный солдат. Тебе всегда нужна война. Война без причин и без правил. Иначе тебе скучно. За миром ты идёшь к ней, за войной ко мне и получаешь её». − Война, так война, но хочу напомнить, милая, твой выстрел был первым. − Я всегда стреляю первой, чтобы не быть убитой. Раздевайся! «К чёрту этот надрыв! К чёрту всё! Какая разница?! Черта уже переступлена. Завтра она снова загонит себя в рамки, запретит себе и думать… как о еде на диете». − Что?! Думал, ослышался. − Раздевайся, говорю! Взгляд упал на ширинку – возбуждённый. Хочет её. И от осознания этого приятно до тошноты. Резким движением откинула покрывало с постели. В этот же момент её захлестнула волна бесшабашной радости. − И свет погаси! Шёлковый халатик соскользнул с её плеч. Его губы скривила победная улыбка. Увидела отражение своей бесшабашной радости в его глазах. − Зачем?! Хорошо и так. Он не насмотрелся. − Чтобы не видеть твою рожу, Лепс! – фыркнула она. Свет погасила сама. В темноте видела лишь его силуэт. Раздевался. Рубашка исчезла, не успела заметить, куда он её зашвырнул. Брюки упали к ногам. Ничего другого на нём не было. Видно, последнего предмета мужского гардероба в этом запасном концертном варианте попросту не нашлось, а его мокрый крайне раздражал, отчего и был снят при смене одежды. − Послушный парень, − оценила она шепотом, от которого его бросило в жар. Легла на кровать, перевернулась на животик, согнув ноги в коленях, болтала ими, как любила делать это в детстве. Поймал её ступню, − вздрогнула, но успокоилась, когда, положив её ножки на постель, провел руками до коленей и остановился. − Ирка, − ласково позвал он и прижался губами к бёдрам. Проложил мокрую дорожку из поцелуев до поясницы. Осторожно сжал ягодицы. − Не медли! В следующее мгновение она резко перевернулась и повалила его на постель. Ноги крепко сжали его бёдра, а руки уперлись в грудь, прижимая к постели. − Руки! – командным голосом. − Ещё чего! – огрызнулся и снова потянулся к её груди, желание прикоснуться к ней губами не отпускало. − Ты хочешь в постели бабу или соперника?! Одёрнула его руки, когда он всё же прикоснулся к груди. − Бабу, − выдохнул он. Схватил за талию и прижал к постели. − Война или мир? Плотно сжала ноги. Упрямая! – Мир… Раздвинь ножки, позволь мне тебя удовлетворить. Больше не желая слушать её и тем более бороться, коленом развёл её ноги и устроился между ними. Носом уткнулся в шею и стал покрывать поцелуями. Рукам, наконец, ничего не мешало, и он изучал её тело. − Я даже представить себе не мог, − снова перехватывало дыхание. − Что же? – Её рука прошлась вдоль груди к животу и ниже. – Хочешь меня?! − Дура, сама не чувствуешь?! – стиснул зубы, когда прикоснулась к его органу. – Думал, одного раза будет достаточно, собью спесь, пройдет… Ни х… Вот она откровенность из откровенностей. Поняла, что сейчас уже мало контролировал себя. Слова исходили не от ума, от сердца. − Ну и кто же тут проиграл? − Уж точно не я! – с вызовом сказал и накрыл влажную промежность требовательной рукой. Пальцы раздвинули набухшие губки и скользнули чуть дальше. Его рот покрывал и осторожно покусывал грудь, когда два пальца проникли в неё, заставляя выгнуться. Почти задохнулась. − Лепс, − раздраженно, − я совсем не это хочу в себе! − Не капризничай! – выдохнул, попытался коснуться губ, но был бесцеремонно отвергнут. Уперлась ладошками в грудь. − Что не так?! Пальцы ухватили толстую черную бечевку на его шее, стянули ее. Поцеловала сама. Её язычок проворно скользнул в его рот, но тут же оказался вытолкнут его языком. Даже в поцелуе боролись за право лидерства, не уступая друг другу. − Гришка! – разорвала поцелуй и убрала руку, ласкающую её. – Не заставляй меня… Договорить не получилось. Схватившись за женские бедра, резко вошёл в неё, заставляя выгнуться дугой и запрокинуть голову, цепляясь руками за белоснежные простыни. Двигался резко, иногда замедляясь, но всё равно с силой толкаясь в ней, даря наслаждение. Подняла бёдра так, что ему больше не приходилось держать их. − Ирка, бл…! Что ты творишь со мной?! – прорычал, наваливаясь на неё, запуская руки под спину. Сдавил в объятиях, доводя до сладостного экстаза.