Поранилась тобой нечаянно.

*** Не виделись «целые века», позвонил, как ни в чем не бывало, словно расстались только вчера, ни одна нотка не дрогнула в голосе. − Приезжай на мой фестиваль в Сочи. «На что замахнулся – целый фестиваль! Растешь, Гриш, да, так, что за тобой не поспеть!» И в мыслях не было соглашаться, однако его проникновенно-серьезное «поддержи меня» вмиг изменило её решение. Поддержать его и не выпадать из обоймы самой (так вышло, что эту обойму заряжал теперь он)… Что ж… в этой его истории сплошные плюсы. − Что нужно? – отрывисто. Её тон далёк от любезного. Услышав, как он удовлетворенно хмыкнул, недовольно скривила губы. − Спеть пару песен, хорошо отдохнуть и повеселиться, − такой знакомый хриплый смешок в трубке. *** Отличный номер, роскошный букет цветов (каждый день новый) в вазе на полу у окна с панорамным видом на море. Большая, удобная кровать, снотворное и хороший сон. Забеганный и серьезный Лепс. Как хороший хозяин, принимающий у себя дома много гостей и старающийся, чтобы всем понравилось, чтобы всем было хорошо. И всем было хорошо и всем нравилось. Мимолетные пересечения с ним в кулисной суете. Постепенно приходило понимание произошедшего, и её отпускало. Это было затмение, подобное лунному. Случается. Не так уж и редко. Потом о нём забывают. И она забудет. Уже забыла. *** После заключительного концерта − банкет – единственный, который она согласилась посетить. Он появляется позже всех под громкие аплодисменты собравшихся гостей и многочисленные ослепляющие вспышки фотокамер журналистов. Расслабленный, в хорошем настроении. Под руку с женой. «Конечно, как же иначе»! Оценивающим взглядом окинула Анну и пришла к выводу, что благоверная Лепса с момента их последней встречи заметно изменилась – стала… гламурней (другого слова не подберешь, это самое точное). Гламурней во всём – в ухоженном лице, в одежде, в манере себя держать… Денежные вливания Лепса давали знать о себе. Однако эта новая Анна нравилась ей гораздо меньше той располагающей к себе простушки в футболке и джинсах с тёмными кругами под глазами (любить Лепса не так-то просто). В этот вечер на Анне красное с тонкими бретелями платье, плотно обтягивающее безупречную фигуру, его подол (в районе колен) украшает тонкое кружево. На Лепсе длинный темный сюртук со стоячим воротником, живо напомнивший ей одежду священнослужителя. «Святой матерщинник. Кабацкий монах, чёрт его возьми!» Кудри гладко зачесаны назад. Как всегда в очках, но на сей раз они в несколько непривычном для него стиле – зеркальные линзы, классически черные сверху к середине меняют свой цвет на благородно-синий металлик. Угловатая форма, по-хищному вздернутые чуть заостренные внешние уголки. Лучезарно улыбается. Прекрасно! В этот вечер у неё тоже есть повод для радости. Этот повод ростом под два метра. С не менее лучезарной чисто-американской улыбкой, но с русской душой. Ко всему прочему настоящий волшебник на льду. И взирает на неё с неподдельным восхищением как на диву. Это то, что надо ей и её самолюбию. *** Осталась на пару минут в одиночестве, тут же отыскала глазами Лепса. Небрежно откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, отстраненно наблюдала за ним, в который раз пытаясь понять, что же в нём… Что ЕСТЬ В НЁМ, что без труда находит отклик в сердцах пустоголовых девиц, воров в законе и даже правителей этой страны. Годен для тех, кому нет и 15, и тех, кому за 75. Универсальность, в которую трудно поверить. И что есть в нём конкретно для неё? Его опыт? Его жизненная философия? Умирал под забором и стоял победителем в свете софит перед рукоплещущим только ему одному многотысячным залом. И смерть, и славу встречал одинаково достойно. Его отвязный юмор, перехлёстывающийся порой через край? Философ-хулиган (у которого на каждый случай припасён анекдот), напившись, говорит и творит то, от чего у неё скулы сводит от смеха. Его резкость? Резкость, неожиданно переходящая в нежность, и оттого ещё более обезоруживающая. Его перфекционизм? Его полная самоотдача песне, сцене, дружбе, сексу, любви? Совершенству нет предела. На сто процентов отдается сам и взимает ту же плату с ближнего своего. 99,9 ему определенно не достаточно. Он берёт только все 100. Его бесшабашность? До сих пор не понимает, как сохранил жизнь. Сохранил, быть может, потому, что отбирают то, что ценно. Он свою не ценил ни в грош. Постепенно начинает ценить сейчас…. «Пусть хранят тебя все иконы, которые у тебя есть, Гришенька». *** Между тем рука хозяина вечера щедро разливала коньяк. Любил смотреть, как пьют другие, потому что хотел пить сам, но не мог. Так же как и она, будучи на диете сама, с удвоенной силой пыталась накормить окружающих. Перехватил её взгляд, подошёл, по-хозяйски обнял, поцеловал в висок. Напряглась. Почувствовал её напряжение. − Эй, будь проще… Легко толкнул её локтем. Словно выбил этим движением её напряжение. − Ну, как тебе? Пододвинул стул отсутствующей хоккейной звезды почти вплотную к ней, присел, тонкий телефон, блестящий своей новизной, лёг на белоснежную скатерть. − Для первого раза неплохо… − Неплохо значит хорошо. А во второй раз и приглашать не придётся, сами попросятся…. Говорил о фестивале, намекая при этом совсем на другое. Улыбнулась, прикрыв лицо рукой. Малкин вернулся как раз вовремя. − Григорий Викторович! – в голосе молодого человека неподдельный восторг. − Кто такой? – требовательно громким шепотом ей на ухо. − Не помню такого в списке приглашенных. − Приглашала я. Это мой спутник. − Ага! Не имею чести быть знакомым, не удосужился подняться, лишь чуть приспустил очки на нос и взглянул на него снизу вверх. Восторга молодого хоккейного дарования по поводу встречи явно не разделил. − Григорий, ну, как же Евгений Малкин наша хоккейная звезда… Поднялась, положила руки на плечи молодого мужчины. − Ах, ну, да, без забрала знаете ли, как-то сразу не признал… Растопыренными пальцами указал на лицо, изображая хоккейную маску. В тоне откровенная издевка. Но всё же поднялся и, наконец, пожал протянутую ему руку. – Кстати и не совсем уже наша… − пробубнил себе под нос. Порывался сказать что-то ещё, но Аллегрова ухватила его за рукав пиджака и резко дёрнула, говоря этим жестом – прекрати, Лепс, завязывай со своими шуточками. Послушался, проглотил слова, уже готовые сорваться с губ. Вместо этого собственнически обнял её, поцеловал, пытаясь попасть в губы, но она отвернулась, и ему досталась щека. − Отдыхай, − бросил чуть удивленному Малкину, презрительно-покровительски постучал ладонью по его плечу и отбыл. С этого момента появился драйв. Этот драйв ей подлил в кровь Лепс. Весь вечер смеялась, откинув голову, и вовсю кокетничала (эти искусством она владела в совершенстве), отчего Малкин выглядел чуть обалдевшим, но вместе с тем, весьма польщенным. Поощряемый ею, он позволял себе некоторые вольности. С этого момента в руках у Лепса появились четки, которые он крутил так же лихо, как искусный боец нунчаки. *** В середине вечера, подзадоренный утверждением журналистов о том, что он купается в женском внимании, и вопросом, − не ревнует ли его в связи с этим жена, − во всеуслышание бросил: «Все нормально, надо быть идиотом, чтобы уйти от такой женщины»! В подтверждении своих слов пригласил Анну на танец, во время которого лениво обнимал и прижимал её к себе одной рукой. Вторая небрежно как плеть висела вдоль тела. Аллегрова, краем глаза наблюдая за ними, невольно вспомнила о том, как крепко (двумя руками) обнимал и прижимал её к себе он… *** К концу вечера, не сговариваясь, одновременно с разных углов большого зала решительным шагом направились вперёд, словно рисовали диагонали квадрата, и неизбежно встретились в его середине. Каждый шёл своей дорогой и не собирался останавливаться, но… − Приглашаешь? Потанцуем? – вопросительно вскинула бровь, глядя на мужскую руку, ухватившую её запястье. − Поговорим. Тяжёлый взгляд недовольного грузина. Притянул к себе. Странный, слишком быстрый (для медленного танца) гитарный проигрыш, но он без труда поймал ритм, подчинил этому ритму себя и её. − Нет, это никуда не годится, сегодня и ты выше меня. На этот раз злость в его голосе откровенно наигранная. На ней бархатные ботильоны со шпильками высотой в добрых десять сантиметров, которые делают её выше него. Всего на пару сантиметров, но всё-таки выше. Икры, бедра, плоский живот обтягивают темные брюки с заниженной талией и узким пояском, на котором поблёскивают стразы. Именно на него легли его руки. Полупрозрачная тёмная, обтягивающая её подобно перчатке, блуза заправлена в брюки. Пиджак, который был на ней в начале вечера, уже давно забыт на спинке стула, впрочем, как и его сюртук. Горячий выдался вечер. Жарко всем. Touch my heart unveil my soul, Feel the woman hiding beyond… Тягучее женское соло. − Я бы с удовольствием разулась, Гришенька. Конечно же, не для того, чтобы успокоить твоё ущемленное самолюбие. Oh, woman, my woman, oh, woman, Now and forever, Oh, woman, my woman, ooooooohhh… Ещё более тягучее гипнотизирующее мужское соло, до краёв наполненное грустью. − С каких это пор ты увлеклась хоккеем? Или тебя интересуют только хоккеисты? Наклонившись к ней, чуть царапнул её висок уголком очков. «Зае… ты со своим имиджем, Лепс»! Отстранилась от него, аккуратным движением сняла очки, всунула одну дужку за вырез его майки на груди, тем самым закрепив их там. Heal my heart, heal my soul, Kiss my wounds, till I am hurt no more… И снова пронизывающее женское соло. − Давно, Гриш, давно… Oh, woman, my woman, oh, woman, Now and forever, Be my woman, my woman ooooooohhh… Голос, оказывающий завораживающее, почти наркотическое воздействие. Ритм проигрыша, подобный шаманским напевам, затягивает. − Давно, говоришь? Хорошо, тогда скажи мне, сколько длится период?! «Интеллектуальная викторина «Что? Где? Когда?», бл...!» − Счастливые часов не наблюдают… Улыбнулась, уткнувшись в его плечо. «Победа на стороне телезрителей, знаток ср…ый»! − И как оно? Не померла с ним со скуки за этот вечер? − С чего бы? − Спортсмен, знаешь ли… развивал все части тела кроме этой (постучал пальцем по своему виску), а те мозги, что и были, выбили на льду. «Уж, конечно не ты с высокими стеллажами книг и странными отрывистыми знаниями из самых разных областей». − Трус не играет в хоккей, Лепс. Бильярд, конечно, будет поспокойнее и … поскучнее. Отпустила шпильку в его адрес, осталась довольна собой, обняла его покрепче. − Бильярд – это шахматы, это игра интеллектуалов, удел таких, как я! Губы, целовавшие много микрофонов, скривились в самодовольной улыбке, полной превосходства. «Ох, уж этот самоуверенный грузин». Отчего-то захотелось сбить с него спесь. − Смирись, что ты – не лучший во всем, Лепс. − Готов … смириться с тем, что я не лучший для всех, но для тебя я – лучший. А ты готова с этим смириться? Чуть отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. − Ты – лучший для неё. И дай Бог. Упомянула Господа, а в голосе ничего кроме ревности и раздражения. Легко быть благородной и твердить ему – «твоя жена − лучшая», гораздо сложнее слышать об этом от него самого и осознавать, что она и в самом деле лучшая, от того, что мудра, от того, что любит, от того, что не ставит ультиматумов и сглаживает все острые углы. − Ты бесишься и прячешь это под личиной показного веселья, но меня то ты не обманешь. − А ты не бесишься? − Я?! − Нет! «Бесстыжая, лживая морда»! Аккуратным воровским движением её рука скользнула вниз в карман его брюк. − Эй, эй, эйе! Поосторожнее! Как можно приставать к женатому мужчине на глазах у его жены?! Знала, что искала. Птичка на хвосте принесла ей эту новость. Нашла. Извлекла из кармана разбитый телефон. Экран, который ещё пару часов назад сиял новизной, теперь покрывала сплошная мелкая паутина из трещин. − Если не микрофон, то телефон, так ведь, Гриш? − Ах, это… Так это он упал и ударился… − Упал? И ударился? Притом сильно… − Как видишь… ооочень сильно… Мужские руки скользнули ниже узкого пояска, резко притянули её бедра поближе. Низ её живота немедленно отреагировал на это его движение. − Руки чешутся надо что-то разбить, выместить свою злость. По-другому ты не можешь. Шептала ему на ухо, уже не совсем понимая, что. Ощущения изгоняли мысли. − Руки чешутся, да, − подтвердил, едва заметно сжав пальцы на её бедрах. – Но это лучше, чем ломать носы и колени неугодным…. − Знаешь, как в Китае поступали с щипачами? – перевёл на другое, забрав у неё телефон. − А как там поступали с напыщенными лицемерами? Попыталась оттолкнуть его и уйти, не позволил, удержал. − Куда же ты? Только начали. − Давно закончили. − Что нужно? Признаний?! Получишь. Знаешь, чего хочу?! Крепко так хочу… Пойти с тобой в уборную и трахнуть тебя там. Прямо сейчас! Невольно шумно втянула в себя воздух, глаза расширились. − А ещё я хочу напиться как свинья, но ни того ни другого не сделаю. Ведь мы – цивилизованные люди. Так ведь?! С трудом удержала себя, чтобы не врезать этому цивилизованному человеку промеж глаз или промеж ног, наконец, оттолкнула, поняв, что песня давно закончилась. Спустя пару минут покинула зал вместе с молодой хоккейной звездой, сопровождаемая тяжёлым взглядом Лепса. *** 21.12.2014 г., прямой эфир программы "Сегодня Вечером". Ушёл раньше времени. Дела… Ну, конечно… Не в его манере просто сидеть, просто слушать и при этом не быть в центре внимания. Скатертью дорога. Стала свободней говорить, свободней дышать. Несмотря на то, что с того момента они ни разу больше не нарушали их личный целибат, в его обществе она всё равно испытывала необъяснимую скованность. Перерыв в съемках. Телефон в руке, почти наркотик… это её стремление держать все время руку на пульсе. Одно новое сообщение. Григорий Лепс, вс, 21 дек., 20:35 Хочешь вновь оказаться со мной на седьмом небе?* Приходи! Я устрою. «Гриша, бл…»! * двоякое значение, с одной стороны фразеологизм, подразумевающий блаженство, с другой – название ресторана в Останкино.