Поранилась тобой нечаянно.

*** С кавказскими мужчинами, тем более в законе, так не шутят. Не дозволено. Никому. Даже ее Величеству Императрице. Он сам молчал. За него говорили глаза, которые он так часто прятал за линзами очков. Тяжелый, словно пудовая гиря, взгляд. Без лишней суеты выбрался из бассейна, проигнорировав лестницу, с легкостью подтянулся на руках − результаты посещения спортзала все же давали о себе знать, как бы несерьезно он к этому не относился − «присел, отжался десять раз, достаточно, побежал дальше». Стянул майку, выжал лучше любой центрифуги. Казалось, попадись ему сейчас в руки что другое вместо этой податливой ткани, свернул бы в бараний рог и не заметил. Перегнула палку? Похоже на то. Нашло затмение? Да, уж, янтарное затмение под названием «Реми Мартан» в количестве одной бутылки, которая позволила ей нагло нарушить установленные границы. Отбросил майку на пол, по-прежнему храня молчание. Невольно закусив нижнюю губу, она смотрела на проглядывающие ребра. Раньше выпирал живот, по которому она любила пройтись вскользь ладонью, обнимая его другой рукой за плечи. Теперь выпирали ребра. «Поменьше пищи духовной побольше насущной, Гришенька». Прошлепал пару шагов босыми ногами к ней. Обманчивая неуклюжесть. За пару секунд успела подумать о худшем варианте развития событий для себя и пришла к выводу, что его попросту нет. Что самое вероятное?! Психанет? Обидится? Уйдет, громко хлопнув дверью?! И потом вычеркнет ее из своей жизни?! Что ж, пусть катится к чертям! Она будет только рада. Баба с возу, кобыле легче, как говорится. Уж лучше держаться подальше, не видеть… А лучше ли? — Да, если только она не сдохнет от тоски. Впрочем, к чему такой драматизм?! Конечно не сдохнет, но будоражущей кровь интриги в жизни несомненно поубавится. Но, в самом деле, сколько можно глазеть на то, что недоступно, не дозволено и не будет дозволено никогда?! Надо меньше пить, черт возьми! Одна бутылка напрочь снесла мозги и погрузила в беспросветную меланхолию. Впрочем, для такого сногсшибательного эффекта одной бутылки коньяка французского производства недостаточно. Скорей этот эффект достигнут вкупе с грузинским выдержкой в 45 лет. «Какой ты еще молодой, Гришенька». *** Она не могла назвать точную дату отсчета этой своей глупости. Иначе не назовешь. Поначалу она относилась к нему снисходительно-покровительски и уж точно ни о чем подобном не помышляла, глядя на эти «целовавшие струи многих родников» губы. Просто талантливый артист, каких вокруг нее много, просто настоящий мужик, таких меньше, но и они есть. Однако ТАКОЙ оказался все же один. За короткий отрезок времени он превзошел ее во всем, не вызвав при этом ни недовольства ни зависти. Глядя на высоты, которые ему удалось достичь, она ощущала лишь гордость за него. Гордо встав на олимпе эстрады в позе победителя, он начал позволять себе эти вольности по отношению к ней. Зачем? Бог знает. Чужая душа — потёмки. Одно она могла сказать точно − расчета в этом не было. Расчет в таких делах не о нем. Со стороны могло показаться, что она понимала природу этих отношений и всячески их поощряла. Поощряла? — Нет. Скорей просто позволяла. Понимала? − Тоже нет. Наедине он ей показывал и позволял себе ровно столько, сколько и на людях. Что это?! Симпатия? Развязная манера выразить своё особое отношение к ней? Игра? Что бы то ни было, она не видела в этом ничего дурного. Скорей наоборот приятно удивилась, когда почувствовала, что его порывистые, как бы, между прочим, поцелуи и прикосновения со временем стали вызывать в ней волнение. Словно воскресил или вывел из комы. «И за это спасибо, Гришенька». А потом захотелось большего, чего было нельзя. Вот только избалованная мужским вниманием императрица совсем не привыкла к слову «нельзя». «И в последнем споре возьму тебя, замолчи…» Эти строки о ней. Она всегда брала то, что хотела. Единственным исключением стал этот грузинский гангстер. Во-первых, потому что был женат, а связь с женатым противоречила всем ее принципам, во-вторых, потому что взять его было невозможно. Уж, он то не замолчит. Быть может, впервые она столкнулась с сильной личностью под стать себе. Кто мог знать, что это «нельзя» породит в ней такую тоску, такое желание и такую неудовлетворенность. Хотелось… Нельзя выразить, чего… Как минимум выть на луну. *** − Сними это! Хриплый голос отвлек ее от размышлений. Как богатый клиент шлюхе, которой заплачено за ночь в три раза больше положенной таксы, и теперь она просто обязана это отработать. Поняла (не дура), что он говорил о ее блузе. «Спятил, Гришенька»?! − Иди к своей вчерашней кобыле, она для тебя все снимет. Понял (не дурак), о ком она. Роскошная шатенка с волосами, собранными на затылке в конский хвост, с которой он вчера так славно развлекся. Длинные ноги (на каблуках выше него, между прочим), леопардовое платье из тонкой ткани, облегающее стройное тело. Массивные серьги в ушах, гипнотизирующие его взгляд своими размеренными движениями весь вечер. Туда-сюда… Туда-сюда… Хороша! Губы невольно растянулись в откровенно пошлой улыбке при воспоминании о ней. Этого стерпеть не смогла. Тонкие пальчики проворно пробрались под джинсы. Ухватив его за пояс, резко дернула на себя. Расслабив тело, он не сопротивлялся, поддался вперед. Словно манекен, подумалось ей. − Трахнул ее?! Пожирала его взглядом. − Даааа! −Кобелина! Пожал плечами, мол, да, такой, и ничего с этим не поделаешь. − Мужчина. − Синонимы! Весело хохотнул. В карман за словом не лезла никогда. И ему это нравилось. Достойная соперница. − Зачем тогда жена? Зачем этот бл-ский треп о семье?! На этот раз не понравилось то, что услышал. − Забудь о ней (ее имя произнести не решались оба), пусть сама охраняет свои границы. Сказал, как отрезал. − Пошел вон! − отрезала в свою очередь она. Гулять, так гулять! Уж, если рушить отношения, то по полной и с треском. Никогда не любила полумерок.