Гайд по описаниям

      Свершилось! Я собралась с мыслями, провела небольшую исследовательскую работу и теперь готова поделиться своим максимально упорядоченным взглядом на постельные сцены в жанре любительской литературы. Процесс вышел трудоёмким, но, надеюсь, оно того стоило.       Основная задача автора при описании интимных связей персонажей — отнюдь не донести, что кто-то с кем-то переспал в таких-то позах, а показать читателю чувство, филигранно прописанную эмоцию одного или нескольких участников процесса, да так, чтобы это выглядело вкусно и естественно.       Не мною придумано, что существует два типа подобных сцен:       1) Которые изначально пишутся ради возбуждения читателя (яркий пример — PWP-ориджиналы размера драббл);       2) Которые описывают секс как важный этап взаимодействия двух персонажей.       К какому бы типу не относилась ваша работа, помните, что от таких сцен читатель должен испытать хотя бы эстетическое или моральное удовольствие, иначе их стратегическое место в повествовании сводится к нулю. Секс должен быть красивым и, говоря об этом, я вовсе не имею в виду постель в лепестках роз, свечи и прочую романтику. Красота бывает мрачной и пугающей, отталкивающей, жуткой, но она по-прежнему чем-то манит. Перепихон в туалете двух незнакомцев, почти животное сношение, изнасилование — всё это может быть описано настолько вкусно, что и выворачивает, и заставляет окунуться глубже в происходящее одновременно. Дело здесь в первую очередь в подвижности и подходящей эмоциональности описанного, графической составляющей, реалистичности и, конечно же, в стиле автора.       Остановлюсь на некоторых пунктах, которые будут затронуты далее, но требуют пояснений «здесь и сейчас».       Подвижность и эмоциональность.       Мой любимый описательный приём, который иначе можно назвать игрой на контрастах: не все действия партнёра должны вызывать у персонажа одинаковую положительную реакцию. Всё как в жизни — не все любят, когда их в порыве страсти кусают, и далеко не каждый млеет от поцелуев в шею. Пусть что-то вызывает у героев отторжение, даже если они до безумия влюблены и души в друг друге не чают. Аналогичным образом: в угнетающей сцене должно быть что-то донельзя приятное, пусть и не перечёркивающее мрачность момента.       Пусть в бочке мёда будет ложка дёгтя, а в бочке дёгтя — чуть-чуть мёда. Закостенелость эмоционального состояния в одной поре плохо влияет на атмосферность и мешает читателю в полной мере сопереживать героям.       Стиль автора, бесспорно, накладывает жирный отпечаток на красоту текста и регулирует многие вопросы, связанные с глубиной и проникновенностью. Речь не идёт о том, что прелюдию нужно описывать шесть абзацев, сам акт — десять-двенадцать и так далее. Если есть умение и выработанный стиль, красиво секс можно написать и в два абзаца, от начала до конца, да так, что самый привередливый читатель покроется румянцем. Дело скорее в гармоничности самого повествовательного стиля, грамотном сочетании физики и эмоций, манере подачи. При этом бывает такое, что авторы с идеальным стилем во всём остальном тексте, ощутимо тушуются и теряются в описании интима. Выход из этой ситуации: чтение работ и набивание руки на собственных фанфиках, желательно — на небольших драбблах. Такой формат позволит вам не зацикливаться на сюжете, быстро переключаться и отслеживать свои ошибки.       А теперь плавно переберёмся к основной части данной статьи. Та небольшая «исследовательская работа», о которой я обмолвилась в начале, состояла из анализа фанфиков разной направленности, размеров и жанров, в которых в обязательном порядке присутствовала одна или несколько интимных сцен. Всего было изучено немногим больше ста работ (сто три, если быть точной) и ещё несколько статей на смежную тематику с рекомендациями по написанию NC. Были отмечены распространённые ошибки и клише, а также вычленены основные штрихи, делающие сцену красивой с эстетической точки зрения; статьи коллег-фикрайтеров помогли взять верный вектор и не повторяться в своих умозаключениях.       Сразу же условимся: нам нет никакого дела, почему и с каким настроем персонажи оказались в одной койке. Я не пытаюсь изобрести велосипед и научить вас строить сюжет — по этой же причине здесь вы не найдёте рекомендаций в духе «не забывайте о физиологии и анатомии». Подразумевается, что об этом мы помним априори.       Сначала предлагаю пробежаться по основополагающим ошибкам, что кочуют из работы в работу. Все примеры, приведённые в главе, видоизменены по понятным причинам, но суть сохранена с придирчивой достоверностью.       1. Скупость на описания и их однообразность.       Встречается намного чаще, чем хотелось бы, и представляет собой один из наиболее частых писательских промахов.       Генри, разумеется, взял инициативу в поцелуе на себя. Он быстро снял с себя рубашку, а закончив, принялся за платье Маргарет. Он с трепетом изучал изгибы её тела, пока она обвивала его шею руками и прижималась всё ближе, издавая негромкие стоны. Генри покрывал каждый миллиметр любимого тела поцелуями, а Маргарет в ответ гладила его по затылку, взъерошивая волосы.       Этот пример — просто квинтэссенция удручающей монотонности. Я привела лишь один абзац, но, чтобы вы понимали, последующие нисколько от них не отличаются. Ровно также дела обстоят в другой работе, и в ещё одной, и в ещё нескольких, что мне попадались на глаза.       Вначале — анализ. Разберёмся, что не так с подобным стилем повествования в сценах близости персонажей.       Во-первых, это просто монотонное перечисление действий, выполненное предложениями одного типажа. Он поцеловал, она выгнулась, он снял рубашку, она простонала и так далее, просто вариации на тему. В героях здесь отнюдь нет жизни, а в сцене — красок. С таким же успехом можно предложить читателю прочесть полицейскую сводку. А они ведь пришли совсем не за этим. Во-вторых, нет изюминки, реалистичности. Личность персонажей стёрта практически набело, можно подставить другие имена и хоть сейчас вставлять этот отрывок в другой текст, ничего не изменится. Один и второй минус тесно связаны с друг другом и, исправив одно, мы вполне вероятно получим более-менее живой текст, который увлечёт читателя.       Сравните приведённый выше отрывок с переделанным мною:       Генри, разумеется, берёт инициативу в поцелуе на себя — чего ещё можно ожидать от напыщенного юнца, привыкшего в свои двадцать получать всё на золотом блюде. Феноменально быстро, чуть усмехаясь, он расстёгивает пуговицы на своей раздражающе белоснежной рубашке, каждая из которых стоит наверняка дороже, чем всё, что надето на Маргарет. Её платье за четыреста долларов, в некотором роде трофейное, и вовсе отбрасывается им с таким видом, будто это нелепая половая тряпка с треугольным вырезом на бедре и «вообще ни о чём» стразами. Такое пренебрежение почти оскорбительно, но это резко становится неважно, когда губы Генри льнут к ключицам. Удивительно нежный поцелуй, идущий в разрез со всем, что Маргарет ожидала, вышибает из неё дрожащий вздох, который хочется стыдливо спрятать в его волосах, как и пальцы, что уже не сдерживаясь гладят затылок, изрядно липкий из-за пролитого на голову коктейля — наверное, всё же не стоило поддаваться эмоциям и выяснять отношения столь дикарским методом. Кажется, в качестве извинений придётся его ещё и повысить.       Из этого отрывка мы можем узнать:       а) что Генри представитель «золотой молодёжи»;       б) что Маргарет, вероятно, старше его и находится выше по иерархии;       в) что чуть раньше у них произошла стычка, и выяснение отношений на повышенных тонах как-то незаметно перешло в срывание одежды.       — Но мы можем узнать всё это из предшествующих пятидесяти страниц, — возразите вы.       Я возражу в ответ: куча страниц текста за плечами — не повод похерить сцену. Если вы промокли под дождём — вы будете взаимодействовать с людьми как промокший человек. Все и без того поймут, что случилось, но вы всё же пожалуетесь на погоду.       К тому же, вырвав описание из контекста, его всё равно не вставить в другой массив текста, и именно это можно считать одним из условных показателей качества.       2. Пренебрежение одеждой и аксессуарами.       Этот грешок руками авторов без каких-либо предпосылок присваивается целой куче персонажей, потому что «о, господи, вы видели, как это ошизительно звучало в том фильме?». Клише, мои дорогие. Жирное клише, которое присутствует в каждой третьей работе и только в одном фанфике из двадцати выглядит уместно.       Вы, я уверена, сами неоднократно наталкивались на моменты вроде:       Он: *в порыве страсти разрывает на ней футболку/нижнее бельё/шубу из шкуры бурого медведя*       Она: Эта тряпка никогда мне не нравилась.       Или же       Она: *вздыхает* Это была моя любимая майка!       Она, через сотую долю секунды: Да пох.       Мне так хочется уточнить у персонажей, зачем они вообще тогда носят вещи, которые им настолько не симпатичны; или же, почему их недовольство ограничивается одной шаблонной фразой и затихает со скоростью света в вакууме. Аналогичные вопросы хочется задать авторам.       Без проблем, когда персонажи и в самом деле не привязываются к вещам, или когда клише используется как способ одного персонажа подтрунить над другим, например:       — Это была моя любимая рубашка!       — У тебя целый шкаф забит точно такими же.       — Ты успела залезть в мой шкаф? Дожили. С кем я собираюсь связать свою жизнь…       — Это делает любая уважающая женщина, чтобы сразу прикинуть, вместится туда её любовник или нет.       Разбавьте диалог неспешными ласками двух влюблённых и получите изумительную по атмосферности сцену, в которой и персонажи настоящие, и происходящее похоже на реальность.       Если вам нужно описать ну просто неимоверную страсть, хорошенько подумайте, как удачно вплести это в текст, помня: когда персонажу действительно плевать на какую-то вещь, он, тем более в гуще эмоций, даже не подумает акцентировать на ней своё внимание. Если же немного посокрушаться о вещице нужно, пусть это будет выглядеть предельно естественно, без фальшивости:       «Звук рассыпавшегося по кафельному полу жемчуга отрезвляет её до такой степени, что даже рука Аарона, смачно сжимающая ягодицы, перестаёт иметь какую-либо важность. Линда скользит пальцами по шее — ровно там, где секунду назад небрежно прошлось ребро его ладони — и чуть было не взрывается от обиды и злости, когда обнаруживает на месте памятного ожерелья от брата огромное ничего.       — Дерьмо, — сглатывая ком в горле цедит она, всерьёз подумывая о том, чтобы броситься собирать с пола перламутровые горошины. — Твою же мать, Аарон!       — Не злись, детка. Я куплю тебе новое, — совершенно невпопад оправдывается он, обдавая крепким запахом перегара и метя своими губами куда-то в район её шеи.       — Я вижу тебя первый раз в своей жизни, мы собираемся перепихнуться в туалете дешманской забегаловки только потому, что я слишком пьяна, чтобы сказать тебе «нет», — она качает головой, пытаясь удержать неподходящие эмоции внутри, но удаётся это неважно. Голос дрожит, и отнюдь не из-за того, что Аарон залезает ей под юбку — это Линду как раз-таки устраивает. — Ничего ты мне не купишь.»       Такое построение сцены позволяет нам увидеть:       а) суть проблемы — ожерелье дорого героине как память о брате;       б) непосредственную обеспокоенность судьбой украшения — Линда допускает мысль о том, чтобы всё бросить и кинуться собирать жемчуг с пола;       в) объяснение, почему она всё же этого не делает и не влепливает Аарону пощёчину на эмоциях — она слишком пьяна, и, не смотря на горечь, не может отказаться от возбуждения.       Всё вышеописанное не значит, что персонажи должны убиваться из-за вещей или, не дай бог, разводить двухстраничную демагогию с требованием возместить потери и выплатить моральную компенсацию. Приём с разрывом одежды и порчей любого имущества (включая мебель, пострадавшую от силы акта любви) — это не способ прокричать читателю в лицо: «смотрите, какие они горячие! А сколько страсти!.. Смотрите, потому что вам это не светит», а скорее ещё один мазок, способный насытить постельную сцену особой атмосферой.       3. Пренебрежение диалогами.       Да-да, вы не ослышались, я твёрдо убеждена, что персонажи во время постельной сцены должны общаться ровно также, как и во время любой другой. Обмен даже парой реплик, как правило, положительно складывается глубине и реалистичности происходящего.       И, согласна, во время непосредственно процесса на разговоры особо не хватает ни времени, ни дыхания, и выдавить что-то, кроме междометий, довольно затруднительно, но у нас ведь по-прежнему есть прелюдии! Тот момент, где персонажи срывают с друг друга одежду и только-только начинают исследовать тела друг друга, отлично подходит для короткой (!!!) беседы. Смотрите по ситуации, чтобы выбрать подходящую тему. К примеру те, для кого это первая интимная близость, могут нести практически любой бред, хоть о погоде за окном или прочих отстранённых вещах — это лишь подчеркнёт нервозность персонажа; заядлые Казановы как бы между прочим могут сделать комплимент партнёру; для странных отношений, не вписывающихся в привычные рамки, вполне удачно подходят темы обоюдного саморазрушения. Если быть уж совсем честной, это может быть что угодно: шутка, приступ ностальгии («Я хотел сделать это ещё когда увидел тебя в тех шортах»), что-то подстёгивающее или напротив — отвлекающее от небывалой страсти.        Старайтесь, чтобы фразы не были излишне сопливы и клишированы, лучше позаботьтесь о том, чтобы они гармонично и достоверно отражали характер обоих персонажей. Универсальных рекомендаций здесь нет и быть не может: приступ животного желания побуждает говорить одно, а нежное, неспешное стремление доставить партнёру удовольствие — другое.       4. Стоны.       Отдельная и, как выяснилось, особо больная для меня тема: в половине проанализированных работ герои как один обладали настолько феноменальной чувствительностью, что призывно стонали при малейшем намёке на попытку их возбудить. Намёке на попытку, т.е. буквально при первом относительно интимном прикосновении.        Персонаж А выдыхает персонажу В в шею, и тот уже стонет. В чмокает А в ключицу и изо рта гиперчувствительной бедняги вылетает стон. Это максимально странно, поэтому давайте условимся: столь яркие звуковые эффекты лучше оставить либо для непосредственно секса, либо для состояния, когда персонажи уже доведены до точки кипения в своём возбуждении и любое прикосновение к ним партнера — априори событие огромных масштабов для разгорячённого тела.       НИКОГДА не описывайте стонов в первых трёх-четырёх абзацах постельной сцены. Просто забудьте об этой возможности, пока не испишите пару сотен (а то и всю тысячу) символов. По началу заменяйте такое выражение расположения персонажа другими вещами: кровью, прилившей к лицу и губам, щекочущим жаром в животе, частым дыханием, вдохами и выдохами, что почти сливаются воедино, прикрытыми от удовольствия глазами, мурашками, закусыванием/облизыванием губ, непроизвольным оханьем — чем угодно, что лаконично вклинится в предложение.       5. Неумение авторов обращаться с заместительными.       Судя по работам, что подвергались «исследованию», эпоха нефритовых жезлов канула в Лету, с чем вас и поздравляю, но даже избавление от столь бездарных оборотов не изменило смущения и нежелания некоторых авторов называть вещи своими именами. Если вы напишите «член» и «клитор» текст не превратится в адовый изврат или учебник по анатомии. Честно-честно. Любое слово из тех, что так опасаются употреблять (в том числе негативно стилистически окрашенное) может удачно вписаться в какую-то свою ситуацию. Даже если оно впишется в предложение не самым удачным образом, его должны спасти стоящие рядом обороты речи: именно поэтому рекомендую окружать те фразы, в гармоничности которых вы сомневаетесь, исключительно описаниями, переключающими внимание на реакцию и чувства персонажа. Это работает почти в ста процентах случаев: разница между «он заметил стояк и усмехнулся» и «он заметил стояк, что Герман, покрытый румянцем от кончиков ушей до самой шеи, пытался спрятать за книжным разворотом, и не сдержал усмешки» довольно очевидна.       6. Излишняя лаконичность происходящего.       На самом деле, это не такая уж и ошибка и не такой уж минус, но я всё же чуть-чуть пораспинаюсь, чтобы посеять в ваших головах немного сомнений. Помните знаменитейший прикол «он бросил её на кровать, но промахнулся»? Как бы странно не звучало, но многим фанфикам не хватает именно этого, и я сейчас не стебусь.       В постельной сцене хотя бы на секунду должно промелькнуть что-то, не вписывающееся в динамику транслируемых персонажами эмоций. Что-то либо нелепое, либо забавное, либо вовсе омрачающее происходящее в разной степени. Одни могут попросить партнёра притормозить и попытаться выяснить, а точно ли они не спешат, и стоит бросаться в омут прямо сейчас; хотя бы длительностью в одно предложение подумать, что следовало надеть совсем другой комплект белья; другие — проникнуться горечью от того, что полагали, будто никогда не окажутся с этим человеком в одной постели, настолько невозможным и отталкивающим он был. Пусть хоть стукнутся лбами или одновременно рванут выключать свет, а потом смущённо будут посмеиваться над этим.       Хорошая постельная сцена выглядит как борьба, где кто-то жертвует собой и сдаётся в плен, а кто-то — берёт контроль над процессом в свои руки под видом победителя. Роли могут меняться по нескольку раз за момент, но существуют они, как правило, всегда в неизменном виде: это я к тому, что податливость и подчинение партнёру, даже эпизодическое, никогда не должно даваться поразительно легко, будто по щелчку. Что-то всегда должно сбивать, отвлекать, уводить в другую степь. Мысли, до конца не осознаваемые фобии, внутренние загоны — это может быть всё, что вам заблагорассудится, но быть должно в обязательном порядке, как по мне. Когда всё идёт «как по маслу» подсознательно возникает недоверие к прочтённому, которое, пусть и не влияет на восприятие и впечатление от фанфика, где-то внутри всё же сидит, пытаясь ворчать и кривить нос.       А теперь о графической составляющей, о которой я обмолвилась в самом начале статьи. Бытует мнение, что описания лучше строить по принципу «либо действия, либо чувства», но я соглашусь лишь отчасти: бессмысленно описывать действия, если они совсем-совсем ничего не вызывают, и чувства, если нет их первопричины, первого звена, прикосновения.       Хорошо смотрятся описания, где в процентном соотношении части относятся как 70/30. Если вы берёте планку в семьдесят процентов чувств, то остальное должны догнать физическими аспектами близости и, соответственно, наоборот. Не бойтесь описывать позы, если того требует ситуация, только бережнее относитесь к своим персонажам и не скрутите их в бараний рог. При этом выписки из камасутры — плохая идея, читатели пришли не за учебником. Подключая воображение, своими словами расскажите, как герои устроились в объятиях друг друга, и тут же дайте понять, какие перспективы это перед ними открыло. Как теперь они прикасаются к друг другу и что чувствуют.       Особняком следует поставить вопрос описания непосредственно секса, то есть той самой монотонной в физическом смысле его части. Здесь всё очень неоднозначно, и желание расписать всё, до малейшего движения и угла проникновения, не всегда идёт в плюс сцене. Здесь я имею в виду в первую очередь любые работы, кроме драбблов и мини в жанре PWP — там, как раз таки, детальность и полнота сменяемости событий скорее необходимость, нежели прихоть.       Постараюсь объяснить. Во многих книгах, кроме жанра эротических романов, авторы либо соскакивают с темы в определённый момент или делают скачок фокала, либо уводят повествование в область абстрактных описаний. Не путайте абстрактные описания с ужасом вроде «поезд вошёл в туннель» или «пещерка приняла в себя столп света». Удачно увести повествование в область мыслеформ и чувств следует другими средствами, к примеру, копнув вопросы, смежные с областью психологии и философии. При этом, смею заверить, если выполнить это удачно, ни один читатель не упрекнёт вас в отсутствии подробностей.       Это не обязательная заповедь, но в тексте она выглядит свежо и почти всегда оказывается в тему. Описав прелюдию в желаемых красках, всегда можно уйти в здравую отстранённость, ограничившись чем-нибудь вроде:       «Этой ночью Хлоя наконец-то поняла, зачем в ещё во времена бурной молодости набила себе татуировку в виде феникса — она, оказывается, тоже умела сгорать до тла и как ни в чём не бывало воскресать из пепла. Потребовался десяток лет, чтобы обнаружить это. Десяток лет, куча испорченных нервов, и, конечно же, искровой разряд, роль которого выполнял пылко льнущий к ней Калеб».       Говоря о методах «съезжания» с темы, не могу не упомянуть распространённую, но совершенно неприятную с повествовательной точки зрения рекомендацию использовать фразу «они ушли в спальню и закрыли за собой дверь», как заключительную точку постельной сцены в низких рейтингах. Против посыла не возражаю, но формулировка безответственно скупа. Уйти от детального описания можно по-тихому, почти незаметно, как иной студент линяет с какого-нибудь навязанного ему концерта, а можно — как слон, выбирающийся из посудной лавки. Второй вариант, как легко догадаться, совершенно непредпочтителен.       Учитесь оживлять клише и умывать руки с видом, будто вы вообще проходили мимо:       «Капли воды на его спортивном торсе блестят почти до неприличия ярко — Элен даже показалось, что бриллиант, который они с таким трудом заполучили, не стоял и рядом. Она устраивается на подушках в точности как те толстосумы в стрип-барах и, чуть наклонив голову, проводит языком по нижней губе.       — Помнится кто-то говорил, что готов ради меня на всё.       Марк, опешив, всё же запоздало соглашается:       — Было такое.       Элен смущённо улыбается, хотя на самом деле ни черта не смущена, и демонстративно разводит колени, опьянённая не только их головокружительным успехом, но и вспыхнувшим удовольствием, что из эстетического намеревается перейти в разряд физических.       — Тогда повесь на дверь табличку «не беспокоить», — просит она с отпечатком вселенской невинности на лице — ангелы и те выглядят распутнее. Как бы случайно её пальцы скользят по шее и груди, когда Элен решает повысить градус двоякости и, хитро усмехаясь, объяснить: — Ты же знаешь, как я не люблю манеры обслуги номеров».       По итогу у нас имеется: сексуальный подтекст, определённая доля сексуального напряжения и смутные отголоски флирта. Сцена не доведена до ума, не хватает реакции Марка на все фокусы мадам, но в целом в ней уже прослеживается интересность момента, которая даже при «затемнении» или скачке фокала всё ещё будет намекать на вероятную близость персонажей.       Если вы всё же намереваетесь описывать акт в деталях, запаситесь терпением. Оно понадобится, чтобы вычленять из готового текста совсем уж клишированные фразы, к примеру — описание женского оргазма. Описать его свежо, наверное, уже невозможно — все искры, звёзды, приятные судороги, волны, импульсы и прочее уже давно заняты кем-то другим, а что-то своё придумать затруднительно, поэтому здесь я рекомендую не бороться с устоявшимся фразами, а тратить все силы на то, чтобы обыграть их по-новому, открыть если не с другой стороны, то хотя бы на более глубоком уровне:       «Она выгнулась, сотрясаемая электрическими импульсами, бегущими под кожей» может превратиться в:       «Удушливый звук застрял в горле: она даже не смогла вытолкнуть стон наружу, только изогнулась, на секунду прижимаясь к Пабло так близко, что оставалось только удивиться, как он оставил это без внимания. Треск электрического тока под кожей стучал в ушах — когда-то в детстве Сандра имела честь быть ударенной настоящим током, и те добротные двести вольт здесь не стояли и рядом».       Практичный совет напоследок: зная, что главе этак в двенадцатой планируется постельная сцена, начинайте писать её, уже добравшись до шестой-седьмой. Если у вас недостаточно опыта, подобный подход поможет не только взять удобный для себя темп, позволяющий не беспокоиться, что отсутствие описания близости персонажей задерживает главу, но и, закончив её раньше срока, отложить в ящик, чтобы потом перечитать свежим взглядом и вычленить ошибки в логических и эмоциональных аспектах.       UPD: Глава была уже собрана и отредактирована, когда мне попалась новость об антипремии Bad Sex Award, вручаемой за худшее описание секса в литературе. В этом году лауреатом стал Джеймс Фрей и его книга «Катерина».       Отрывок: «Ослепительный потрясающий непреодолимый взрыв белизны. О боже. Я эякулирую в нее, мой пенис пульсирует, мы оба стонем, глаза, сердца, души, тела едины. Едины. Белый. О боже. (…) Я закрываю глаза, выдыхаю. Я прислоняюсь к ней, оба дышим тяжело, я всё ещё внутри нее, улыбаюсь».       В 2017 «награду» получил Кристофер Боллен, за интимную сцену в романе «Разрушители»: «Она закрывает свою грудь купальником. Все остальное остается очаровательно открытым. Кожа на ее руках и плечах разных оттенков загара, как водные разводы в ванне. Ее лицо и вагина соревнуются за мое внимание, и я смотрю вниз на бильярдный треугольник, который представляют собой мой пенис и мои яички».       Комментировать и подвергать анализу эти моменты не возьмусь, только скажу: если вы пишите постельную сцену, которая должна восприниматься как чувственная, не поленитесь воспользоваться гуглом и почитать работы финалистов и лауреатов данной антипремии разных годов. Почитайте и поймите, как делать точно не следует. Проанализируйте, какие метафоры в чужом тексте вызывают у вас отвращение, и сделайте всё, чтобы избежать похожих неудачных оборотов в своём. Bad Sex Award — просто кладезь примеров разной степени неудачности, и мне даже немного жаль, что я не нашла его раньше, когда активно собирала материал для главы.       На этом откланиваюсь, оставляя за собой право возвращения к теме в случае переосмысления каких-то аспектов или необходимости добавить что-то, что в этот раз забыла. Всем продуктивного творчества, увидимся в следующих главах!