Это работа для ведьмака

С Аркеллом больше не повезло. Перво-наперво, его сосед, Джонас Андерс, не открыл им дверь. — Я просто хочу поговорить, — сказал Геральт. — Мы работаем с полицией и расследуем смерть Адама Аркелла. — Удачи, — сказал мужской голос из-за двери. — Пока. Геральту стало интересно, не распыляют ли в новиградский воздух химикаты, заставляющие окружающих быть невыносимыми засранцами. Потом он вспомнил, что, в целом, Новиград был такой всегда. Весь остальной мир, впрочем, тоже. Он решил прибегнуть к стратегии Региса. — Мы предполагаем, что его смерть может быть не несчастным случаем, — рискнул Геральт. Приоткрылась в щель, которую позволяла образовать натянутая дверная цепочка. — Это чушь, — отрезал Джонас. Геральт видел только его покрасневшие глаза и горбатый нос. — Уходите. Дверь захлопнулась — почти захлопнулась, потому что Регис сделал быстрый шаг вперед и ловко подставил в щель ногу. Он пристально посмотрел в чужие перепуганные глаза и медленно, с хорошей артикуляцией и характерным щелкающим ритмическим выговором произнес: — Простите. Я думаю, вы очень хотели бы нам помочь. Геральт видел, как зрачки их несговорчивого свидетеля расширились, затопив почти всю радужку, а затем сузились до двух точек, войдя в синхронизацию с немигающим взглядом Региса. — Мне кажется, — неумолимо продолжал вампир, — вы очень хотели бы открыть дверь, впустить нас, поговорить с нами. Челюсть Джонаса спазматически дернулась. По виску Региса стекла быстро высохшая капля пота. — Сделайте это прямо сейчас, — с щелкающим горловым стаккато закончил он. Дверь распахнулась, ударившись о стену. Вампирский гипноз. Еще в бытность свою обучения в военном корпусе Каэр Морхена Геральт смотрел учебное видео. Телевизоры тогда, конечно, были маленькими, черно-белыми и рябящими, как снежная буря. Этого, однако, было достаточно. Представьте эксперимент. В пустой комнате сидит женщина. Ее лицо занавешено длинными черными волосами, ее руки прикованы к стене короткой толстой цепью, оставляющей на коже темные, бугрящиеся волдырями ожоги. Ее было бы даже жалко, если бы не взгляд, просвечивающий сквозь растрепанные пряди волос: ненавидящий, абсолютно нечеловеческий взгляд черных глаз. Черных — это значит, что ее темная радужка заполняет собой всю видимую склеру. У Региса были такие глаза, когда он трансформировался — отточенный эволюцией оптический аппарат ночного хищника. В комнату входит человек с пистолетом в глухих наушниках-авиаторах. Пока они еще пропускают звук. — Подопытная VS-14, — произносит механический голос невидимого наблюдателя. — Этот человек хочет тебя убить. И тогда человек берет пистолет на изготовку. — Заставь его передумать, Четырнадцать. Брукса открывает рот, чтобы крикнуть, и вживленные в кожу электроды бьют ее разрядом. Она действительно кричит, жалко, жалобно, но абсолютно безвредно. Выстрел пробивает ей правое плечо, но кровь останавливается почти мгновенно. Бруксы не обладают регенерационными способностями высших вампиров, но отлично управляют периферической нервной системой. Когда она в следующий раз открывает рот, с ее губ льется приятная, мелодичная, певучая речь, идеальный ритм, нежные пощелкивающие звуки, как биение метронома. — Опусти оружие, — говорит брукса. — Переверни его, да, вот так. Нажми на курок. Нажми на курок. Палец мужчины дрожит на спусковом крючке, дуло направлено прямо в его лоб. Затем звук искажается резким пронзительным скрипом, воем, скрежетом, заставляющим чувствительную к громкости бруксу завизжать, тряся головой, а человека с оружием — прийти в себя, вскрикнуть от боли, вызываемой невероятной какофонией, и переключить наконец наушники в глухой режим. — Объект уничтожить, — говорит бесплотный голос, — за отказ к сотрудничеству и попытку убийства. Гремит выстрел, и следующая пуля оставляет некрасивую дыру прямо между темных пустых глаз бруксы. Запись заканчивается. Высшие вампиры во многом превзошли своих далеких и куда как более примитивных родственников — они были несравненно сильнее, выносливее, умнее, адаптированнее, не нуждались ни в пище, ни в воде, ни в кислороде — по крайней мере, в условиях этого, чуждого для них и куда как более мягкого мира. В гипнозе, однако, они были гораздо хуже. Тебе не нужно очаровывать жертву, если ты можешь убить ее одним движением руки. То, что не нужно, превращается в эволюционный атавизм. По сравнению с нежным, почти ангельским голосом бруксы, забирающимся тебе прямо куда-то под черепную коробку, воздействие Региса было значительно более грубым и топорным. Но сопротивляться было практически невозможно и ему. Даже Геральт на долю секунды почувствовал, что увязает в этом мягком ритмичном тоне, и ему пришлось до крови прикусить губу, чтобы прийти в себя. У Джонаса Андерса не было ни единого шанса. Когда они вошли в приятно обставленную квартиру, где Геральт сразу почувствовал себя как-то неуютно в своей потрепанной кожаной куртке и пыльных берцах, очарование с Джонаса спало. Он заморгал, пытаясь понять, что незваные гости вообще тут делают. Геральт прямо видел, как его мозг, инстинктивно отвергая возможность принуждения, придумывает, почему это он вдруг поменял свое решение. Регис едва заметно кивнул и вытер лицо аккуратно сложенным носовым платком. — Только быстро, — угрюмо сказал Джонас. — У меня нет времени на эту… Чушь. Слово «чушь» ему определенно нравилось. Геральт переступил с ноги на ногу в просторном коридоре — дальше их пускать явно не собирались. — Хорошо. Меня зовут Геральт, это Регис… — Не интересует. — Мы уточняем информацию по делу о смерти Адама Аркелла. Вы его друг, верно? Хорошо его знаете? — Нет, — дернул плечом Джонас. — Но да. — Э-э… Сосед? Коллега? — начал гадать Геральт чисто по инерции — и чтобы понять, насколько он вообще может быть осведомлен о личной жизни Аркелла. — Мы были партнерами, — с вызовом ответил Джонас. — В смысле, как по бизнесу? — не понял Геральт. Регис вежливо покашлял и чуть менее вежливо ткнул его локтем под ребра, и до него дошло. К счастью, краснеть ведьмаки не умели. — А, да. Ясно. Что ж… Джонас сложил руки на груди в абсолютно очевидном защитном жесте. — Это к лучшему, — с энтузиазмом в голосе нашелся Геральт. — У Адама были какие-нибудь проблемы в последнее время? Джонас рассмеялся. Честно говоря, это уже начинало раздражать. — Последнее время? Да он был невыносим, — с некоторой нежностью в голосе произнес он. — Его все ненавидели. — Почему? — Такой уж он был человек. Раздражительный. Прямолинейный. С проблемами… самоконтроля. — И проблемами с наркотиками, — уточнил Геральт. Джонас нахмурился. — Вы правда хотите нам помочь, — мягко напомнил Регис, не забыв бросить на Геральта неодобрительный взгляд. — Да, в общем… Можно и так сказать, — очень рассеянно ответил Джонас. — Но не последнее время, нет. — Вы в этом так уверены? — Приятель, я жил с этим человеком в одной квартире много лет. Я знаю… Знал его от и до. Он бросил, если бы он начал снова, я был бы в курсе. — Враги? Недоброжелатели? Кто-то мог желать ему смерти? — Всерьез, по-настоящему? Нет. Иногда ему говорили что-нибудь: «Да чтоб ты сдох!», но если бы вы с ним встретились, то тоже пожелали бы сдохнуть минут через десять. — Пожалуйста, — взмолился Геральт, — что угодно. Какая-нибудь секта? Недавнее открытие? Зависть на работе? Проблемы в кружке анонимных наркоманов? Регис ткнул его локтем так сильно, что ребра заныли. — Нет, — сказал Джонас твердо. — Ничего не менялось. Ничего не произошло. Ничего не было. Просто в один день он умер. Перед тем как уйти, Геральт попрощался, Джонас же не ответил ничего, только молча захлопнул за ними дверь. — М-да, — сказал Геральт, в расстроенных чувствах пиная садовую ограду. — А ты не мог то же самое сделать с Ланой, а? — Нет, — ответил Регис, оттаскивая его от ограды под неодобрительным взглядом консьержа. — Во-первых, она и так не лгала. — Откуда ты… — Ты сам хотел использовать меня в качестве переносного детектора лжи. Так вот, она была полностью искренна — как и господин Андерс. Во-вторых, это достаточно трудоемко. Недостаточно просто отвлечь внимание человека голосом, чтобы насильно подчинить волю, нужно установить телепатическую связь. А у вашего рода, дорогой друг, в мозгах сплошная мешанина, от которой у меня мигрень. И, в-третьих, это не гарантирует результат. Тебя загипнотизировать, скажем, я вряд ли бы смог. А в случае осечки, как ты понимаешь… Выходит неловко. — У тебя могут возникнуть проблемы, — кивнул Геральт. — Тебя могут рассекретить. — Да нет, просто люди косятся странно, — легкомысленно ответил Регис. — Брукс и альп давно уже изучают в исследовательских центрах, — не отступал Геральт. — И катаканов, и мулей. Ты правда думаешь, что для высшего вампира они сделают исключение только потому, что вы такие потрясающе саркастичные? — Я думаю, что ни одного высшего вампира еще не поймали, — твердо сказал Регис. — И не поймают, потому что мы обладаем талантом, позволь использовать метафору, просачиваться как дым сквозь пальцы. Геральт решил не отвечать. Он, конечно, не обладал талантом улавливать ложь, но не нужно было быть великим эмпатом, чтобы определить — Регис недоговаривает совершенно и абсолютно осознанно. Высших вампиров никогда не ловили, это правда — по крайней мере, официально. Высшие вампиры, вот в чем штука, не были общительными, не слишком любили контактировать с людьми, держались особняком, а при случае могли без зазрения совести выпотрошить того, кто вздумал на них напасть — даже если все остальное время были категорически мирными. Словом, они были полной противоположностью Региса. Да они познакомились-то именно так: Регис закрыл своим телом заложницу, получив смертельное для любого человека ранение и, конечно, не умерев. Прямо на его глазах, полностью осознавая, что он, Геральт, ведьмак, охотник на чудовищ, все видит, что его нечеловеческой реакции будет достаточно, чтобы успеть выключить дезориентированного вампира на срок, достаточный для вызова соответствующей службы. Геральт, конечно, этого не сделал. Геральт убивал только чудовищ, а Регис чудовищем не был. Но Регис-то этого еще не знал. Геральт хорошо запомнил его взгляд — не испуганный, потом он узнал, что высшие вампиры страх испытывать практически неспособны, но взгляд очень обреченный. Как у существа, которое полностью принимает все последствия своих действий, но по-другому сделать не может. Геральт предполагал, что если достаточно хорошо взяться за Региса, он просто не сможет допустить слишком большое количество человеческих жертв. Для исследовательской лаборатории он был кандидатом идеальным. — Меня, — сказал Геральт, — честно говоря, до смерти все это достало. Уже и солнце успело сесть. Пошли, на сегодня я закончил. — М-м, — отозвался Регис. — У тебя всегда так бесперспективно кончаются рабочие дни? — Ой, да завались ты. — Таким образом, — закончил выводы Геральт, — все, что мы узнали — это то, что дело еще более сверхъестественное и нереалистичное, чем казалось сначала, никакой связи нет, никто ничего не знает, а мы зря потратили весь день. Регис? Геральт повернул голову к своему непривычно молчаливому другу и обнаружил, что он спит, привалившись головой к стеклу машины и неестественно вывернув шею. В полуоткрытом рту поблескивали бритвенно-острые клыки. Геральт мрачно вздохнул и решил его не трогать. Если Регису есть что сказать, он отвечал даже спящим безо всякого спроса — поскольку заткнуть этот фонтан красноречия обычно возможным не представлялось. К тому же, по предварительным подсчетам Регис не спал уже больше суток, поэтому доставать его только потому, что тебе скучно, было бы в высшей степени бесчеловечно. Геральт побарабанил пальцами по ребристой поверхности руля. Было скучно. Особенно было скучно потому, что они попали в пробку. Геральт подумывал о том, чтобы в следующий раз перемещаться на метро — так оно как-то быстрее, хотя и включает в себя многочисленные контакты с людьми. Регис во сне издал невнятный рычащий звук, навевающий мысли о дикой саванне. Да, на машине определенно безопаснее. Словом, когда Геральт наконец добрался до гостиницы, его действительно все достало. Больше всего Геральта всегда бесило, когда у него что-то не складывалось — а у него не складывалось абсолютно ничего. Все это дело было какой-то сплошной идиотической профанацией, и Геральту казалось, что он упускает что-то важное. Всегда есть цель и смысл. Всегда есть инструмент и мотив. Все, что у них было на данный момент — это робкое предположение, что чудовища не могли бесследно появиться и исчезнуть без приложения к этому делу руки существа мыслящего, но у них не было ни малейшей догадки о том, каким мог быть этот самый инструмент приложения, ни о том, как вообще может быть связана тихая студентка университета и давно уже состоявшийся — и, видимо, абсолютно невыносимый — антрополог из богатого района. — Регис, — окликнул его Геральт и несильно потряс за плечо. — Вставай. — Я полностью протестую, — очень отчетливо произнес открывший глаза Регис, — против подобных обвинений. — Что? — Что? — Каких еще обвинений? — А. Гм. Прости. Мне снилось, что я на судебном заседании. Геральт посмотрел ему в глаза и отчего-то передумал спрашивать, чему было посвящено судебное заседание и в чем состояла суть обвинений. Он почему-то решил, что ответ ему может не понравиться. В номере Геральт расположился за столом, вооружившись ноутбуком, базой данных, социальными сетями и списком в блокноте. В своей идее найти хоть какой-то смысл в происходящем он был крайне непреклонен. За его спиной Регис лег на диван, извернувшись в какой-то абсолютно нечеловеческой позе, и отключился, с одной стороны, не мешая неожиданными ремарками и взглядами через плечо, а с другой — абсолютно недостижимый для обмена идеями. Через три часа, когда время уже клонилось к одиннадцати, а Геральт исчерпал все возможные варианты, ему позвонили из полиции. В городе был найден еще один труп.