Змеи

Неожиданно для всех объявился отец Эдвина Аттвуда. В один из январских дней в приют пришел невысокий мужчина, одетый в легкую куртку, потертые фланелевые брюки и грязно-бордовый шарф. В руках он держал небольшой сверток. Одна из помощниц миссис Коул проводила посетителя в ее кабинет, а через четверть часа позвала туда же Аттвуда. Через пару часов Эдвин щеголял в новом темно-коричневом свитере и пересказывал всем желающим историю своего вновь обретенного родителя: — Его выпустили… понимаешь, он примерно себя вел, и его выпустили раньше… Он хороший, а в тюрьму попал по ошибке… А про маму он ничего не знал, а когда узнал… Наша соседка, она добрая, она рассказала. И адрес приюта дала. — Что же он тебя не забрал отсюда, раз он такой хороший? — не удержался Билли Стаббс. За напускным презрением в его голосе звучала плохо скрываемая зависть. — Он заберет! Вот сейчас устроится на работу, снимет квартиру – и заберет. Он обещал! Весь февраль и март, каждое воскресенье воспитанники приюта прилипали к окнам своих комнат или столовой, чтобы увидеть, как старший Аттвуд ведет Эдвина в город на прогулку. По вечерам герой дня возвращался в приют и делился своими впечатлениями от похода в кино, цирк или («только миссис Коул не говорите!») на ипподром. Ему завидовали все – кто-то явно, кто-то - старательно скрывая свои чувства. Том Риддл редко завидовал кому-нибудь, и в этот раз он скорее испытывал досаду от того, что вот Аттвуд выберется из этих стен, а ему торчать тут без всякой надежды на освобождение – из приюта, в отличие от тюрьмы, не выпускают досрочно за примерное поведение. Случай с появившимся из ниоткуда родителем был такой редкостью, что его можно было считать исключением, подтверждающим печальное правило: приют – это надолго. В один из воскресных дней Аттвуд-старший не пришел, чтобы забрать своего сына на очередную прогулку. Эдвин весь день просидел на стуле у входной двери и покинул свой пост только с наступлением темноты. На следующее утро миссис Коул отправила по имеющемуся у нее адресу телеграмму. Полученный ответ шокировал всех – мистер Аттвуд скоропостижно скончался в пятницу утром от сердечного приступа. Вернувшись с похорон, Эдвин зашел в свою комнату, снял свитер, подарок отца, и спустился в общую комнату. В дверях он на пару секунд замешкался, наконец, разыскал глазами Тома, сидящего с книгой у окна, подошел к нему и сел рядом. Он явно ждал какого-нибудь вопроса, может быть, даже слов сочувствия, но Том молчал. Наконец, Эдвин не выдержал и произнес: — Он обещал, что заберет меня отсюда в середине апреля… — он шмыгнул носом и добавил: — Ты знаешь, мой отец… Том с шумом захлопнул свою книгу, всем корпусом развернулся к Эдвину и выкрикнул: — Твой отец – предатель! В комнате воцарилась тишина – все смотрели на Риддла и Аттвуда. Эдвин сидел, сгорбившись, опустив глаза, его плечи вздрагивали. Том стоял рядом, сложив руки за спиной, его лицо исказила презрительная гримаса. — Не будь идиотом, Аттвуд! Они все предатели! Иначе мы не оказались бы в этом приюте! – Том обращался к рыдающему Эдвину, но говорил достаточно громко, чтобы его слышали все, кто находился в этом время в общей комнате. — Но он… он же вернулся… за мной…, — слезы мешали Эдвину говорить, но он не мог оставить такое чудовищное обвинение без ответа. — И снова тебя предал, второй раз! Неужели ты не понимаешь – лучше бы он вообще не возвращался, чем так! Том почувствовал, что в нем закипает ненависть – к хлюпающему носом Аттвуду, к его так не вовремя умершему отцу, к своему собственному отцу, о котором он не знал ничего, кроме имени и фамилии. — Протри свои глаза, Аттвуд! Посмотри, сколько нас тут – нас всех предали! Отцы… они все предатели! Рыдания Эдвина перешли в истерику, он начал задыхаться и сполз на пол под ноги Тома. Никто не решился подойти и помочь ему – настолько все были ошарашены происходящим. Том медленно разжал кулаки, обошел скорчившегося на полу Аттвуда и направился к выходу из комнаты. Закрыв за собой дверь, он остановился, прислушался к звукам за спиной и тихо, но твердо произнес: — Чудес не бывает.