Забытое королевство

      Недоумевающий вид резко повернувшейся напарницы сильно позабавил Сейю. Спокойные, как поверхность Тихого Океана, глаза, обращенные на него, слегка сузились, а привлекшие пристальное внимание губы приоткрылись и медленно, с осторожностью, произнесли: - К чему ты клонишь?       Теперь, когда он всецело завладел её вниманием, Каниэ почувствовал себя настоящим победителем. Внутренне он испытывал облегчение от того, что смог вырвать Сэнто из пучины мыслей, судя по всему, совершенно не радовавших её. Позволив себе расслабиться, парень уже спиной удобно расположился на мраморном заграждении и повернулся лицом к собеседнице, которая упрямо глядела на него и напряженно ждала слов. Сложив руки на груди и намеренно медля с ответом, он чувствовал...наслаждение(?) от того, сколько эмоций было на лице Исузу. - Каким образом ты все успела? Ещё вчера мы оставляли пару коробок, а сегодня эти стопки уже у меня на столе. Ты что...Робот?       Последнее предложение было произнесено таким тоном, словно босс заподозрил своего подчиненного в чем-то, что противоречило правилам компании.       Смятение пару секунд всеми красками играло на лице секретаря, но вскоре оно сменилось облегчением и даже, в какой-то степени, радостью. - Вот оно что. Вчера мне не спалось, поэтому я вернулась в офис. Ушла оттуда только под утро.       Менеджер ожидал услышать что угодно, но только не это, потому застыл на пару мгновений. Как наяву, перед его глазами предстала картина: девушка возвращается в офис и трудолюбиво сидит за документацией, не отрываясь, порядка десяти часов, идет домой, а после - в школу. Затем возвращается в парк и снова работает. И, как следствие, следующий кадр: она с высокой температурой, ужасным кашлем и болью во всем теле лежит в кровати под толстым тёплым одеялом, давится горькими лекарствами и молча страдает. В одиночестве. Ведь он был уверен, что, будь она хоть при смерти, никогда и ни за что не попросит помощи. Парень почувствовал, как внутри начинает клокотать недовольство и вскипает не свойственная ему злость.       Полный негодования, Сейа и сам не заметил, как немного повысил голос: - Ты можешь делать со своим здоровьем все, что захочешь, но ты ведь понимаешь - если свалишься из-за своего трудоголизма, то ответственность за застой парка будет полностью твоей виной?!? То, ради чего ты вертишься, как белка в колесе, пойдёт прахом!!!       Вырвавшиеся в пылу раздражения нотки звучали совсем иначе, чем те, которые Каниэ изначально хотел вложить: вместо заботливого ворчания слова прозвучали, как жестокий приговор. Все могло бы быть хорошо, если бы юноша не обратил внимания на то, что девушка заметно вздрогнула, словно его речь принесла ей сильную физическую боль. Она опустила голову и несколько секунд стояла молча, сжимая кулаки, стараясь унять взорвавшийся внутри вулкан чувств, но, увы, их было уже не остановить, как и магму, стремительно текущую из жерла. Вскинув подбородок, Сэнто ответила ему, делая акцент на одном из слов: - Тогда что ТЫ здесь делаешь?!?! Если лишь от меня зависит, сможет ли парк и дальше принимать гостей, то тогда он находится в более шатком положении, чем я ожидала!!!       В какой-то момент, от гнева и беспокойства, переполнявших её, голос сорвался и стал истерично-крикливым, а под конец в нем начали проскальзывать нотки отчаяния. Пусть слова, что она произнесла, были переполнены ядом и злобой, но вот в словно бы помутневших янтарных глазах плескались чистая невыносимая боль и тоска. Весь её вид красноречиво указывал на то, как ей хочется сейчас упасть на колени, судорожно схватиться за голову, запустив тонкие пальцы в золотисто-русые волосы, и закричать. Громко, почти завывая, кричать, пока не закончится дыхание, чтобы выплеснуть все, что накопилось за эту неделю, а потом с хрипом втягивать воздух, согнувшись от бессилия. Но даже в таком состоянии Исузу обязана во что бы то ни стало придерживаться рамок, поэтому все, что она могла сделать - обхватить себя за плечи, продавить нежную кожу ногтями, тщательно скрывая боль, свести изящные брови и, стиснув до скрипа белоснежные зубы, резко отвернуться.       У Каниэ же было ощущение, что прямо над его многострадальной головой открылась огромная чёрная дыра, которая засосала его и выбросила где-то в космосе, причём без баллона с кислородом. Максимум, на что он был способен - изумленно застыть, беззвучно приоткрыв рот и шокировано распахнув глаза. Юноша молча глядел на дрожащую и повернутую к нему спиной помощницу, не в силах что-либо предпринять, словно его облили тонной азота, не мог и пальцем шевельнуть, даже дыхание перехватило. Единственная часть его сознания, что находилась в движении, - та, что отвечала за хаотично мечущиеся и кидающиеся из крайности в крайность мысли. Дельные идеи тут же заменялись совершенно бесполезными и безумными, так что юноша продолжал ошарашенно стоять, притворяясь колонной, которую нерадивые строители по ошибке поставили не туда.       Казалось, будто природа уловила настроение, царившее на балконе, и решила сменить курс на более подходящий: внезапно поднялся ветер. Не ураганный, но все же достаточно сильный, чтобы ветви дерева с белыми сверкающими цветами начали гнуться, орошая землю мелкими каплями, а листва угрожающе шелестеть. Порыв словно бы разозленного поведением менеджера ветра взметнул русые волосы Сэнто, бросая их в сторону. Издалека, предупреждая о надвигающейся грозе, неясно прозвучал гром. Именно этот грохот вывел юношу из состояния оцепенения. Точно очнувшись, парень несмело протянул руку и осторожно тронул плечико все еще дрожащей девушки. Почему-то для него показалась дикой разница в тоне светлой кожи на её напряженной шее и чуть более темной на его ладони. До сих пор пребывая в ошеломлении, Каниэ тихо, но проникновенно спросил: - Ты...в порядке?       Хоть она и не ответила, Сейа все же заметил реакцию на свои слова - Исузу перестала столь сильно дрожать и, поднеся руки к спрятанному от него лицу, закрыла его, незаметно проводя пальцами по глазам, глубоко вдохнула, рвано выдохнула и неспешно, осторожничая, повернулась.       Тут парня ждал новый удар, от которого его вынесло ещё дальше за пределы сознания, чем в первый раз: прекрасные глаза секретаря слегка покраснели, припухли, и из них ручьем текли слёзы, которые она безуспешно пыталась остановить. Некстати он вспомнил, что много лет назад, на этом же месте, видел слёзы другой девочки - Латифы. Тогда, как, впрочем, и сейчас, Каниэ был бессилен, и от этого ему было невыносимо больно. Вот только, глядя на плачущую Сэнто, он понял, что испытывает боль, которая в сотни раз превосходила страдания от вида расстроенной принцессы. Сердце беспощадно ныло и билось об грудную клетку так, словно пыталось вырваться и убежать, не выдерживая мук. ‎       Увидев его реакцию, девушка вновь и вновь вытирала влагу, не к месту бегущую по щекам, и глубоко дышала, стараясь успокоиться. Она виновато опустила голову, дрожащим и срывающимся от рыданий голосом тихо произнесла: ‎ - Прости....прости меня. Я не хотела... Просто... Я была не права. Ты спас нас, спас парк, защитил всех, когда я была бессильна. Ты помог принцессе сохранить воспоминания....       Пусть Исузу никогда и не произносила длинных речей, способных вызвать у публики нужные ей эмоции, но эти простые слова пробудили в парне своеобразный трепет. Только вот, кажется, девушка была уже не в состоянии себя контролировать, потому как на середине речи поддалась эмоциям и обняла Каниэ. Мягко, почти невесомо, положив подрагивающие ладони на приятную на ощупь рубашку, словно так и не решилась до конца, хочет этого или же ужасается своему поведению. Но сделанного уже не вернешь, поэтому она решила с головой окунуться в новое и, честно сказать, невероятно приятное ощущение тепла и уюта. Ещё ребёнком Сэнто часто слышала от молоденьких служанок в их доме сплетни о том, как они томно припадали к груди своего избранника, и хотела бы сделать также, но в силу незначительной разницы в росте желание осталось неосуществленным. Прижавшись щекой к его рубашке и галстуку где-то в области ключиц, крепче обхватив руками оказавшуюся довольно широкой спину и слегка смяв ткань в сжатых кулачках, она проникновенно прошептала: -Мы сделали правильный выбор, когда прислушались к пророчеству и отыскали тебя.       Бедный менеджер парка. Эмоции, которые юноша сегодня испытывал, можно сравнить с американскими горками: лишь чувствуешь облегчение и расслабляешься, понимая, что содержимое желудка пока останется при тебе, как вагончики делают новый крутой вираж, и сердце опять чуть не останавливается, а трапеза снова чуть не лезет наружу. Все чаще к нему в голову закрадывалась мысль, что он попросту сбрендил, настолько фантастическим казалось происходящее. Вот только ощущения заставляли сомневаться, ведь они были так реальны: прохлада утихомирившегося ветра, запах мокрой земли и свежей травы, тепло тела девушки, прижавшейся к нему, а ещё... Тонкий, едва ощутимый аромат, исходивший от её чудесных волос.       Слишком шокированный происходящим, он стоял, как истукан, не в силах даже руки поднять. Но что уж там. Как бы тяжело не было признаться самому себе, объятие доставляло неведомое доселе наслаждение, словно его окутало нежностью и теплом, надежностью и надеждой на безоблачное завтра.       В школе все время твердили о буйстве подростковых гормонов, что в их возрасте к противоположному полу есть только один интерес... Каниэ был готов оспорить это прямо здесь и сейчас, но ему не до этого. Недоумение от неопознанного чувства сменилось неприятной догадкой, а после - неясным ожиданием счастья. И никакого такого интереса не было (по крайней мере, в данный момент). Было лишь желание защищать, поддерживать и искренне дарить все эмоции стоящей рядом девушке.       Исузу тоже в полной мере насладилась моментом. Она, в отличие от недогадливого юноши, давно осознала свои чувства, но не давала им волю, потому как в приоритете всегда было возрождение парка и сохранность принцессы. Её желания всегда уходили на второй план, но теперь ведь...можно? Глубоко вдохнув, она умиротворенно прикрыла глаза и мягко улыбнулась, точно зная, что парень не видит её лица.       Но все хорошее когда-нибудь кончается. Взгляд медовых глаз застыл на шелестящем белыми цветами дереве, а улыбка медленно сползла с лица. Только что бывшую совершенно счастливой, девушку словно окунули с головой в ледяную воду. Реальность жестоко задушила прекрасные мечты веревкой, сплетенной из обстоятельств, долга и обязательств перед другими. Сэнто, едва успокоившись, была готова вновь разрыдаться от отчаяния и горя, но решила ни в коем случае не вызывать даже малейших подозрений у парня, от которого ей так не хотелось отходить. Судорожно сжав губы, она понемногу начала отпускать складки его рубашки, все также проникновенно и тихо, но уже гораздо более твердым тоном, сказав: - Сейчас будет немного больно, потерпи, ладно?       Лишь Богиня Весов знала, насколько тяжело дался этот относительно спокойный, не дрогнувший до конца тон Исузу.       Почему-то после этих слов многострадальное сердце Сейи пропустило удар и словно рухнуло в бездну, утягивая за собой и хозяина. Он хотел было спросить, что помощница имела в виду под этой фразой, и уточнить, шутит ли она. Если да, то юноша поспешил бы просветить её, что получилось совершенно не смешно, а если же нет...       Но не успел, потому что почувствовал сквозь измятую рубашку, как в живот уперлось прохладное металлическое дуло её мушкета. Все внутри него похолодело, менеджер недоуменно воззрился на бессовестную девушку, так варварски прервавшую столь романтичную сцену, старался посмотреть ей в глаза, которые секретарь с упорством прятала, а спустя секунду мир взорвался неистовой вспышкой боли. Исходя из места выстрела, неприятное, разрывающее чувство распространилось по всему телу, прочно засев в области головы. Виски нещадно сдавливало, перед глазами все красочно и живописно поплыло. Парень хотел бы высказаться, что думает по данному способу решения всех проблем, вот только горло так не вовремя пересохло и даже хрипа издать не смогло. Когда пятнисто-размазанный мир уже начала обволакивать спасительная тьма, он услышал полный страдания и сожаления шепот девушки, незаметно пробравшейся в его огражденное забором с колючей проволокой сердце: -Это конец...

***

      Первое, что почувствовал менеджер, когда очнулся - невыносимую боль во всей голове. Было такое чувство, будто кто-то долго и упорно бил его музыкальными тарелками, а потом решил поиграть в футбол одной из немаловажных составляющих человеческого тела. Веки казались невыносимо тяжелыми и категорически отказывались подниматься, но упрямый юноша таки добился своего и тут же пожалел об этом: яркий свет сильно резанул по ещё не до конца укрепившемуся сознанию и внёс свою порцию боли в раскалывающуюся черепушку.       Вот только, с титаническим усилием открыв глаза, парень был уже не в состоянии их закрыть, поэтому молча страдал, одновременно пытаясь понять причину своих мук, но в мыслях неспешно и драматично летело гонимое ветром перекати-поле. Зато, кажется, кто-то заметил, что он пришёл в сознание, так как взволнованный девичий голос тут же вопросил: - Каниэ-сама, вы в порядке? У вас что-то болит?       Он узнал этот мягкий и добрый тон. - Латифа... Что случилось? Я помню, что пришёл на балкон, а дальше.... И где я?       Все также взволнованно откуда-то справа ему ответили: - О, вы в гостевой комнате дворца! Я просила вас зайти ко мне, а когда поднялась на балкон после разговора с Моффл-саном, нашла вас без сознания! Мы так перепугались, что решили оставить вас в парке. Не волнуйтесь, мы предупредили Айсу-сан, что вы задержитесь здесь, она дала своё согласие!       Каниэ несколько поморщился от казавшегося чересчур звонким голоса Латифы, но промолчал, стараясь не хамить столь гостеприимной хозяйке. С той же стороны донесся грубоватый и явно недовольный голос: - Пацан, ты такой бесполезный, мофу. Пришлось сидеть с тобой всю ночь, лишь бы ты не отбросил коньки, мофу.       Как же ему хотелось в ответ закатить глаза, но боль напоминала, что вообще лишний раз двигаться не стоит. Вот на ком можно сорвать свою злобу на столь отвратительное состояние, так это на плюшевом бандите парка. Он не обидится, разве что ударит в ответ, но лежачих ведь не бьют. Все было как в тумане, но кое за что он все же мог уцепиться: - Я тоже чрезвычайно рад слышать тебя, дружище. Теперь еще больше хочется пойти удавиться. Или удавить тебя. Всю ночь?        Ему вновь ответила Латифа, и так было даже лучше, потому что от раздражающего голоса Моффла не только сильнее болела голова, но и чесались кулаки, причём, после его последних реплик, не только у него, но и, кажется, у мохнатика. Вот бы сейчас в него пальнула... Кто?... Что сделала?.. - Вы проспали целые сутки. Неужели вы так сильно переутомляетесь, Каниэ-сама??? Может быть, нам все же стоит нанять вам помощника?       "Но ведь у меня..." - начал было думать Каниэ, а потом осознал, что зам ему действительно не помешал бы. Вот только при одной мысли об этом голова начала раскалываться так, словно из неё вот-вот родиться богиня мудрости. Нужно поскорее прекратить это. - Подумаем об этом позже. Можете помочь выйти на воздух? - его голос удивил даже его самого, настолько уставшим и измотанным он был.       Как по команде с двух сторон его бережно обхватили пара тонких изящных ручек, и две больших плюшевых лапы, осторожно помогая подняться с мягкой и удобной кровати навстречу холодному и неприветливому окружающему миру.       Выйдя на балкон, Сейа увидел привычный глазу пейзаж: сиренево-розовое закатное, без единого облачка, небо, напоминающее гладь бездонного океана, изумрудная свежая зелень парка, ухоженное просторное поле для собраний и усыпанное нежными белыми, манящими своей изысканной красотой цветами дерево Анимуса. Светлым пятном выделяющиеся мраморные перила балкона, плетённый из тонких упругих веточек пустующий столик и пара стульев в том же стиле - все это вызвало у него чувство дежавю, словно бы он уже любовался видом с кем-то... Но с кем?       Посмотрев вдаль, менеджер поймал взглядом последние яркие лучи угасающего теплого солнца, и почему-то от этого стало ужасно больно. Не столько физически, сколько душевно, так, что даже плакать хотелось, хоть это и было совершенно несвойственно парню. - Закат такой яркий, что глаза слезятся, да? - спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Голова стала болеть ещё больше, но отвести взгляд уже не представлялось возможным.       В его глазах действительно стояла влага, которой не суждено было пролиться. Сейе стало не по себе от столь бессмысленной растраты жидкости, но тут он услышал шмыганье чуть позади него. Обернувшись, он застал почти умилительную картину: Латифа беззвучно рыдала, утирая светлыми перчатками целые реки слез, бегущие по щекам, а нахмурившийся Моффл печально вздыхал и нежно гладил племянницу по белокурой голове.