Магия огня

-Дракарис! -чётко произнесла Санса формулу заклинания и сделала хлесткое движение палочкой. Ничего не произошло. Она раздражённо передернула плечами и поджала губы. -Дракарис! -снова произнесла девушка, в её голосе отчётливо послышались нотки ярости. То, что нужно, одобрил Джон. Санса никогда не была страстной натурой, как Робб или Арья, и на этот раз её сдержанность и самообладание сыграли с ней злую шутку, когда Джон начал учить свой Дозор заклинанию Дракариса. Вся трудность заключалась в том, что правильность его исполнения мало зависела от отточенности движения палочкой и идеально произнесенной формулы. Нужен был особый настрой, особые эмоции, способные дать волю внутреннему Дракарису человека. Джон знал, что ему будет сложно научить дозорных этому заклинанию, потому что он не был особо силен в людской психологии и понятия не имел, за какие ниточки нужно дергать, чтобы заставить человека почувствовать то, что было нужно. Но также он знал, что без Дракариса им не победить Иных, которые боялись лишь огня, и что не было оружия сильнее, чем пламя магическое. Поэтому Джон не сдавался и продолжал упорно тренировать свой небольшой отряд из учеников разных факультетов, стимулируя себя тем, что это обеспечит им победу в грядущей войне. Иногда, в особенно тяжелые часы наставничества, он думал, что было бы легче, если бы Санса, как всегда, влезла в процесс обучения, указала ему на то, какая он бездарность в преподавательском деле, и помогла ему, не спросив, нуждался ли он в её помощи, но ситуация осложнялась тем, что ей Дракарис не давался совсем. Многие не могли освоить его долгое время, но в конце концов все справились. Все, кроме неё. Тогда она сама подошла к нему и попросила его помочь ей разобраться с неподдающимся ей заклинанием. Джон удивился и обрадовался: Санса никогда не просила его ни о чем, предпочитая делать вид, что прекрасно справляется и без его объяснений, а в Ночной Дозор пришла исключительно потому, что считала себя более способной передать свои знания другим, чем Сноу. До недавнего времени. С того момента после каждого собрания Дозора Джон и Санса дожидались, пока все разойдутся, чтобы практиковать Дракариса в пустой Выручай-комнате. Джону нравилось быть ментором Старк, он не мог не признать, что то, что гордая и холодная рэйвенкловка нуждается в его помощи, тешило его самолюбие. Обычно Санса не принимала его преподавательские потуги всерьез и не одобряла его методы, часто указывая ему на его ошибки и влезая в процесс обучения. Джона раздражало то, как она стремилась доказать всем, что может лучше справиться с миссией наставника, но в некоторых моментах её знания действительно были незаменимы, поэтому он молча позволял ей быть вторым руководителем, своеобразной десницей. Так и повелось, что Джон и Санса стали главными в Отряде, наставниками, взаимодополняющими друг друга. Санса была Рэйвенкло до мозга костей, и ей не было равных в заклинаниях и трансфигурации, а Джон гордо носил звание гриффиндорца, и его опыт в боевой магии был незаменим в деле, ради которого они и создали Дозор. Она была теоретиком, а он – практиком, она умело строила схемы, а он воплощал их в жизнь, она была холодным разумом, а он – горячим сердцем, и вместе они составляли две части единого целого, на которых держался весь Ночной Дозор. И Джон соврал бы, если бы сказал, что ему не нравился их союз. Санса, конечно, иногда раздражала его (большую часть времени), а её высокомерие заставляло его чувствовать себя жалким временами (постоянно), но он не мог представить себе, как бы он справлялся со всей этой шайкой подростков с разных факультетов без неё. -Я не понимаю, почему это не срабатывает! -зарычала Санса и встряхнула рыжими волосами, -Я делаю все, как ты говорил: четко произношу формулу и резко взмахиваю палочкой. Почему не получается? Боги, она такая красивая, что у Джона иногда дух захватывает. Почему раньше он этого не замечал? Она всегда была миловидной, даже ребенком. Он помнил, как в первый раз приехал в Винтерфелл на летних каникулах и Робб начал знакомить его со своими братьями и сестрами. Тогда он уставился на Сансу, как полный придурок, потому что она была самой красивой девочкой, которую он когда-либо видел. В тот момент ему показалось, что он увидел сказочную принцессу, которой не хватало лишь огнедышащего дракона, охраняющего башню, где бы она сидела, чтобы ни один благородный рыцарь не смог вызволить ее оттуда. И очень скоро Джон понял, что именно принцессой она и была, вот только совсем не сказочной: высокомерная, капризная, слишком правильная и с презрением относящаяся ко всем шалостям своих братьев и сестры, она никогда не старалась подружиться с другом своего брата, делая вид, что его не существует, и лишь раздражала всех своей чопорностью и вредностью. Джон и сам начал сторониться ее, не хотел попадаться ей на глаза, потому что Санса не была похожа ни на одну из девочек, которых он знал. Да, пусть у них были свои глупые девчачьи заморочки, пусть они иногда дразнили его и смотрели свысока, но, по большому счету, они были самыми простыми и обыкновенными девчонками, с которыми можно было бегать во дворе и играть в прятки. А с Сансой Джон не знал, как себя вести, потому что с принцессами в своей жизни он еще никогда не сталкивался. Да и не хотелось ему вообще сталкиваться с принцессами, если все они были такими же противными, как Санса. Он не общался с ней в Хогвартсе, старался не пересекаться в Винтерфелле и совершенно не интересовался ее жизнью. Джон и без Сансы нашел друзей среди младших Старков, которые относились к нему, как к брату, и всегда радовались его приезду. Их обоих такое положение вещей вполне устраивало, у каждого были свои заботы: Санса делала все новые и новые успехи на научном поприще, успевая, однако, бегать по свиданиям, а Джон с головой погрузился в обязанности капитана команды Гриффиндора по квиддичу, окрыленный не только победами в спорте, но и в любви, ведь сама Игритт Фриман выбрала его. Все так бы и шло своим чередом, если бы Иные вдруг не напомнили о себе. Их появление, неожиданное для всех, пророчество, которое каким-то образом напрямую касалось Джона, нападения, массовые смерти, создание инферналов, с каждым днем пополняющих ряды чудовищной армии Короля Ночи, смена министра и смещение Хоуленда Рида с поста директора Хогвартса, замалчивание возвращения Иных, волна запретов, прокатившихся по школе и создание Ночного Дозора…Все это перевернуло полюса в жизни Джона, который вдруг обрел поддержку там, где и не ждал. Санса оказалась в числе тех, кто поверил ему и кто понимал всю серьезность надвигающейся угрозы. Она, как и все дети Старков, стала членом Дозора, хотя прекрасно осознавала, что если правда о ее участии в этом мероприятии откроется, все блестящие перспективы, которые откроются перед ней после окончания школы, развеются по ветру, словно их и не было. Джон ценил это. Она была незаменима не только, как наставник, но и как человек, знающий врага в лицо: все знали, что многие чистокровные семьи симпатизируют Королю Ночи, и Санса, чувствующая себя свободно в кругах светского общества и имеющая много знакомых среди слизеринцев, имела понятие о том, кто из них разделяет взгляды Иных, а кто противится им. Джон не был настолько глуп, чтобы доверять слизеринцам, но даже для него некоторые имена «симпатизирующих» стали большой неожиданностью. Как и имена некоторых «противящихся». Джон никогда бы не подумал, что семикурсник со Слизерина Тирион Ланнистер был в числе тех, кто не поддерживал идеи Короля Ночи и его приспешников. Его семья, пусть и не открыто, но давала все основания полагать, что является сторонником Иных. И тем более удивительно было увидеть Тириона на одном из собраний Дозора, когда Сноу решил, что им нужно привлечь еще людей в свои ряды. Первое время Джон не доверял ему, как никак, он был Ланнистером, а доверять Ланнистерам – все равно, что рыть себе могилу собственными руками, как не раз говорил ему Робб. Но Санса уважала его и верила ему, вступаясь за карлика перед братьями и сестрой. Как-то она сказала, что он очень помог ей, когда она хотела порвать с Джоффри, и после этого градус недоверия к Ланнистеру немного понизился. Историю болезненных отношений Старк с мерзким хорьком Баратеоном помнили все. В конце концов все вынуждены были признать, что Тирион Ланнистер не так уж и плох. Он был умен, начитан, понимал психологию противника даже лучше, чем Санса, и мог использовать его слабости в свою пользу. Единственными его недостатками были острый язык и нулевое владение боевой магией. Но упорные тренировки и этот недостаток сделали не таким заметным. С острым языком было труднее: усмирить саркастичную натуру Ланнистера не удалось даже властной Дени Таргариен. Сноу вдруг понял, что слишком долго откровенно пялился на Сансу, и покраснел, благо Старк была слишком увлечена заклинанием, чтобы заметить его оплошность. Джон до сих пор не понимал, как получилось, что младшая сестра Робба все чаще занимала его мысли и воображение. Она жутко раздражала его, и иногда ему хотелось наложить на нее Силенцио, но по ночам, когда Джон ложился спать, ее гордый образ снова и снова вставал у него перед глазами, и он позволял себе помечтать о том, какого было бы запустить пятерню в ее густые огненные волосы или прикоснуться к ее мягкой бархатистой коже. Эти мысли заставляли его улыбаться, как полного идиота, и Джон был безмерно благодарен за то, что кровати в спальнях гриффиндорцев предусматривали полог. Санса не оставляла его даже во сне. Это были хорошие сны, после которых Джон просыпался в приподнятом настроении, даже если ему снилось, как Старк трансфигурирует его в таракана. Все лучше, чем снова и снова видеть Суровый Дом и безжизненное тело Игритт на руках… Джон никогда не признался бы в этом, но все эти споры и стычки со Старк, то, как в порыве чувств она называла его гриффиндурком, как морщила свой прелестный носик и закатывала глаза, стоило ему сказать что-то глупое, как внезапно делалась равнодушной, если ей не удавалось убедить его в чем-либо, что бесило Джона сильнее, чем открытые упреки и подколки, - все это заставляло его чувствовать себя живым. Как это ни парадоксально, но только Санса чертова Старк могла вырвать Сноу из его темной и мрачной раковины, наполненной печалью, злостью и отчаяньем, в которые превратилась вся его жизнь. После смерти Игритт эти чувства не покидали его никогда. Даже Роббу, Сэму и Арье не удавалось вытащить его из пучины самобичевания. А Санса, даже не подозревая того, помогала Джону хотя бы на минуту ощутить себя обычным парнем, на плечах которого не лежала ответственность за весь мир. Это было то, в чем он нуждался. Наверное, поэтому Джон все чаще начал искать общества Сансы Старк и не заметил, как вдруг девушка, раздражавшая его так же сильно, как Теон и Джоффри вместе взятые, стала ему дорога. Её волосы цвета меди, речные глаза и милые веснушки на носу слишком часто в последнее время всплывали в его глупой голове, заставляя его сердце быстро-быстро биться в груди. Робб убил бы его на месте, если бы узнал, о чем его друг думает, глядя на его любимую маленькую сестренку. Джон прокашлялся, понимая, что его молчание затянулось, а она все еще хотела получить ответ, и он мысленно вознёс молитву всем богам, чтобы Санса не заметила, как он покраснел под её проницательным взглядом. -Ты все делаешь правильно, Санса, даже идеально правильно, но это не то, что поможет тебе с этим заклинанием, -девушка посмотрела на него, как на идиота, который возомнил из себя учителя. Джон вздохнул. -Не обижайся, конечно, но ты действуешь, как Рэйвенкло, - руководствуешься разумом, когда произносишь заклинание. Но, понимаешь, вся соль в том, что Дракарис – это магия эмоций, которые ты подавляешь. Это огненное волшебство, а огонь не проистекает из рассудка, он происходит из сердца. А самые пламенные чувства, которые рождает сердце, - это ярость и гнев. Тебе просто нужно хорошенько разозлиться и пропустить свою злость через себя, а не блокировать её. Дать чувствам выход. Только так заклинание сработает. И, чтобы Санса смогла понять, Джон вскинул свою палочку и яростно произнёс: «Дракарис!» Из его палочки вырвалась жаркая струя пламени, преобразуясь в воздухе в фигуру огромного волка, который, сделав несколько показательных кругов по комнате, рассыпался салютом из огненных искр. Санса с широко раскрытыми глазами следила за ним. -Это потрясающе! -пораженно прошептала она, -Такая красивая и сильная магия. Джон смущенно улыбнулся. Её реакция на привычное для него волшебство наполнила его сердце теплом, и Сноу подумал, что если бы он снова вызвал Дракариса после того, что сказала Санса, он бы получился в сто крат сильнее, чем когда-либо до этого. -Но, Джон, если ты говоришь, что Дракариса можно вызвать, только разозлившись, значит ли это, что ты сердишься на меня? – спросила она после, разрушив все волшебство момента. Санса смотрела на него робко, почти виновато, и это был первый раз на памяти Джона, когда в её взгляде, направленном на него, было что-то помимо превосходства и интереса учёного, наблюдающего за повадками флоббер-червя. Сноу взволнованно взлохматил волосы. Если он скажет ей, Санса окатит его волной презрения и сбежит, и это если она не превратит его в кучку пепла сразу после того, как Джон произнесет то, что намеревается. Зато сможет сотворить заклинание. -Ярость – не единственное чувство, которое может вызвать Дракариса, -с осторожностью ответил он, и глаза Старк зажглись любопытством и жаждой знаний. Ох уж эти рэйвенкловцы! Ты пытаешься говорить им о возвышенном, а они в этот момент выстраивают в своей голове целую научную теорию и перестают обращать на тебя внимание. Но Джон - гриффиндорец, а гриффиндорцы не привыкли сдаваться. -Это самое сильное чувство, которое может разжечь огонь внутри, но оно не единственное. -И какие ещё бывают чувства?–с неподдельным интересом спросила Санса, и в этот момент Джон действительно был горд тем, что сумел найти к ней ключик. -Ну, вообще разные…Это может быть ненависть, страсть, счастье, вдохновение,желание защитить, желание помочь и…, -Джон неожиданно замолк, почувствовав, как сердце бешено заколотилось в груди. -И?-подхватила Санса, призывая его продолжить. -И любовь, -тихо закончил Джон. Старк задумчиво посмотрела на него, накрутив прядь рыжих волос на палец, и что-то было такое в её взгляде, что заставило Джона покраснеть. Хотя, казалось бы, куда уж больше. -И какое же из этих чувств я вызываю у тебя? – задала резонный вопрос она, гордо вскинув подбородок, будто бросала ему вызов. Джон сглотнул, чувствуя себя кроликом, которого вот-вот проглотит удав. Сноу бы с радостью сказал, что просто ощущал желание помочь ей, когда создавал своего Дракариса, но вместо этого он подошел вплотную к Сансе и нежно поцеловал её в губы. Она не отстранилась, чего Джон боялся, и, кажется, замерла в абсолютной растерянности, потеряв контроль над своим телом и разумом. Джон оторвался от ее рта и виновато улыбнулся, заглядывая в ее огромные голубые глаза, которые смотрели куда-то сквозь него. Наконец, к ней вернулась способность мыслить, и Санса дотронулась своих губ ладонью, слегка приподняв бровь, будто не верила, что Джон действительно поцеловал её. -Если ты сердишься, то самое время произнести формулу заклинания, -печально сказал Джон. Что ж, он знал, что по-другому и быть не могло. -Я не сержусь, -спокойно возразила Санса, будто рассуждала сама с собой вслух. Она до сих пор выглядела ошарашенной и сбитой с толку, и Джон мрачно подумал, что ему есть чем гордиться в этой жизни, если он вывел из равновесия саму ледяную королеву Сансу Старк, -Просто это так…неожиданно. Она отвернулась от Джона, и он с болью подумал, что Старк собирается уйти, но Санса решительно подняла свою волшебную палочку, сделав ею резкое, хлесткое движение, и твердо произнесла: -Дракарис! Мягкий вихрь золотистого пламени закружился в воздухе, преобретая очертания прекрасного феникса, раскинувшего в полёте огненные крылья. Он облетел Выручай-комнату и взмыл под потолок, разлетевшись на тысячи маленьких звезд, которые посыпались на головы стоящим внизу юноше и девушке, и Джон готов был поклясться, что это самое восхитительное зрелище, которое он когда-либо видел в своей жизни. Санса ярко улыбнулась: -Неплохо сработано, правда? Джон кивнул, не в силах сказать что-либо. Он был рад, что сумел помочь Сансе, но в то же время осознание того, что он стал причиной её злости, заставляло его чувствовать себя потерянным. -Думаю, я поняла, как это работает. Спасибо, Джон, без тебя я бы не справилась, но не вздумай рассказать кому-нибудь, что я действительно это сказала, - с притворной суровостью сказала она, а затем рассмеялась. -Можешь не беспокоиться, твой секрет уйдет со мной в могилу, миледи, -подыграл ей Джон, -И прости…за это, -добавил он робко. -Я не злюсь, Джон. -Тогда что ты чувствовала, когда создавала Дракариса?-спросил он подозрительным тоном. Не может же это быть… -Я не уверена, -задумалась Санса, -Во мне вспыхнула целая гамма эмоций, я даже не успела проанализировать их все, только почувствовала, что сейчас самое время дать им выход. Но по ощущениям…Кажется, это было тепло. -Тепло? -Я так думаю. Джон не слышал о таком. По крайней мере, когда он сам создавал Дракариса, он отчётливо ощущал злость или желание кого-то защитить, или…Сноу не мог произнести это даже в мыслях. Джон испытывал очевидные чувства, они всегда были конкретными, всегда он знал, что именно ощущал, но тепло…Это было слишком расплывчато. Он не осознал, что произнёс это вслух, пока не увидел, как брови Сансы сошлись к переносице. -Ты сам говорил, что Дракарис – это магия огня. Огонь излучает тепло. Это звучало, как непреложная истина, и Джон не мог с этим спорить. Возможно, подумал он, это её тепло тоже было способно создать Дракариса. Но почему она почувствовала тепло? Это же не может быть связано с тем, что он поцеловал её. Видимо, на его лице было написано все, о чем он думал, или же она успела стать легилиментом, потому как Санса вздохнула и сказала: -Джон, я не знаю, почему ты поцеловал меня, -Сноу отчаянно покраснел на этих словах, а она закатила глаза, -Может, ты решил, что это должно разозлить меня, а может ты испытывал…нечто другое, но это не было неприятно. Неожиданно, да, но не неприятно. Я ощутила тепло, как если бы меня коснулось летнее солнце, и это было…волшебно. Санса впервые смутилась, а Джон непонимающе уставился на неё. -Ты сейчас серьёзно?, -спросил он удивленно, пытаясь осмыслить её слова. -Какой же ты гриффиндурок, Джон Сноу! Я думала, ты ненавидишь меня! Я всегда была так груба с тобой, относилась к тебе, как к пустому месту, считала тебя глупым и странным, и ты имел право ненавидеть меня. Но вместо этого ты меня поцеловал, и я была так счастлива узнать, что человек, которого я уважаю, не ненавидит меня. Сейчас я понимаю, что именно это осознание наполнило меня теплом. -Тебя нельзя ненавидеть, -горячо возразил Джон, отметив, как сердце сделало кульбит на слове «уважаю», и Санса тепло улыбнулась ему. Это была первая улыбка Сансы Старк, предназначенная для Джона Сноу, которая не несла в себе насмешку. Она буквально осветила её красивое лицо и заставила глаза сиять. -Ты хороший человек, Джон, намного лучше, чем я когда-либо смогу стать. Ты смелый, добрый, честный, благородный, по-настоящему благородный, независимо от того, какая кровь течет в твоих жилах, и я, кажется, понимаю, почему именно ты стал Избранным. Джон запротестовал: -Я не… -Не перебивай меня, Сноу, я тут, если ты не заметил, пытаюсь сказать, какой ты крутой! Возможно, больше такого шанса у тебя в жизни не представится… -Старк, почему даже когда ты поешь мне дифирамбы, ты умудряешься свести все к тому, какой я на самом деле жалкий придурок! Санса запнулась на этих словах, ойкнув, и собиралась уже утопить Джона в извинениях, но, заметив проказливую улыбку на его лице, засмеялась. Джон тоже не сумел сдержать смех. -Ничего ты не знаешь, Джон Сноу!-отсмеявшись, сказала Старк, и Джон ощутил, как неприятно заныла старая рана, но больше она уже не причиняла ему такой боли, как раньше. -Мой гриффиндурок. Этих слов было достаточно, чтобы Джон ощутил себя самым счастливым гриффиндурком из самых счастливых гриффиндурков, ведь Санса давала ему шанс. А вместе с ней дарила возможность снова почувствовать себя простым парнем, влюбленным в красивую девушку, и забыть хотя бы на минуточку об Иных, Короле Ночи, пророчестве и войне. Просто жить и радоваться жизни. Это было все, чего он хотел. -Омела... Тихий голос Сансы выдернул его из своих мыслей, и Джон посмотрел наверх. -Да, омела, -подтвердил он и снова поцеловал Сансу. И в этот миг не существовало ни горя, ни смерти, ни войны. Были только двое под омелой, чьи жизни связала магия огня.