Счастье - нелёгкое бремя, Неблагодарная роль.
Через пару недель Питер по-настоящему укутывает апрель, а Лиза заваливается в квартиру к Дане со здоровенным пакетом фаст-фуда и несколькими бутылками пива, что заметно тормозит запланированный процесс рисования (который, кстати, подходит к концу). Ребята устраиваются в мастерской на полу, ставя на колени принесённый девушкой ноутбук. — Что будем смотреть? — интересуется она, одновременно ловко набирая знакомое сочетание букв в строке поиска. — Какой-нибудь фильм?.. — вопросительно приподнимает брови Кашин, на что девушка только закатывает глаза и бубнит что-то неразборчивое себе под нос в поисках нужного видео.***
Я расскажу тебе тайны Вселенной, Стань смертью, дай мне покой.
Фильм оказывается неинтересным или Даниле так кажется из-за бутылки пива в руке и головы Лизы, лежащей на его коленях. Поэтому он быстро отвлекается и начинает перебирать волосы девушки, с которой проводил все своё время последние дни. Кашин уже и не помнит утра, когда бы его не будило сообщение с вопросом о следующем месте, которое они вдвоем посетят. И каждый раз художник старается изгалиться и придумать что-то новое и интересное для неё. Первым делом он отводит Неред в место, изображенное на том эскизе. Ребята усаживаются именно за тот столик, откуда Даня срисовал то самое здание, находящееся в окружении деревьев, которые к апрелю покрылись мелкими листочками. Он заказывает себе и Лизе капучино, уверяя, что его здесь делают лучше, чем где-либо. Поначалу девушка отнекивается, объясняя это тем, что кофе (во всех его проявлениях) она терпеть не может, но сдается, когда Данила делает глоток, блаженно прикрывая глаза, а над губой остается легкая пенка, смешавшаяся с корицей. Лиза посмеивается и тянется к кружке, осторожно принюхиваясь и касаясь поверхности напитка кончиком языка. Капучино оказывается слишком горячим, и Лиззка резко отдергивается, практически обливая себя и матерясь сквозь зубы. Парень наблюдает за всем этим, склонив голову набок и хитро улыбаясь, когда девушка делает второй подход к чашке. На этот раз ей удается сделать глоток, и Неред на секунду замирает, пытаясь распробовать напиток. — Это… вкусно, — выдает она после длинной паузы и снова прикасается губами к чашке, выслушивая предложение Дани о походе в какую-нибудь картинную галерею, которую они посещают на следующий день. Кашин выбирает залы с современным искусством, наблюдая за обескураженной Лиззкой, пытающейся вычленить хоть какую-то идею хоть в каком-нибудь полотне. В конце концов она сдается и со стоном отчаянья ударяется головой о плечо своего спутника. — Ты хоть что-нибудь в этом видишь? — спрашивает она, надеясь получить отрицательный ответ, но лёгкое покачивание головы художника заставляет её чуть ли не завыть. — Блядь, пожалуйста, тогда объясни мне. И он терпеливо объясняет, старательно подбирая слова, что помогут Лизе увидеть то, что видит он сам. Кажется, Даниле это удаётся, потому что взгляд девушки проясняется, а на лице появляется улыбка. После выхода из галереи Неред клянётся, что больше её нога и на порог подобного заведения не ступит. Даня же в уме ставит галочку о необходимости посещения ещё какой-нибудь галереи.***
Я постелю тебе под ноги небо, Стань птицей, освободись.
В один из дней Лиза не звонит и не пишет почти до самого вечера, и Кашин начинает волноваться, не обидел ли он её чем-то на вчерашней стихийной попойке. Ничего в голову не приходит, а девушка всё-таки даёт о себе знать. Её голос в телефонной трубке звучит хрипло и до крайности недовольно, поэтому Данила не удивляется, когда Неред не спрашивает, занят ли он, а только назначает место и время встречи. Это, наверное, первый раз на памяти парня, когда Лиззка выглядит такой хмурой. Она впервые не обнимает его и даже не даёт «пять» при встрече. Только сухо кивает и ведёт Кашина в какие-то дворы. Лиза будто бы наобум выбирает подъезд многоэтажки и, оглушительно топая, поднимается на самый верхний этаж, где уже распахнут люк, ведущий на крышу. Неред ловко забирается туда и практически сразу садится на серебристый скат. — Иди сюда, — кричит она художнику, который появляется на крыше, замирая на месте. Прямо перед его глазами расстелился невероятно любимый парнем Питер, на фоне которого понуро сидит Лиззка. Вечерний город, кажется, выписан маслом — настолько он выглядит картинно и объемно, а сероватые облака и дым десятков труб добавляют ему мягкости и пушистости. — Хорошее место, правда? — спрашивает девушка, так и не смотря на Кашина. Он только кивает, но по лёгкой улыбке понимает, что его услышали. Лиза явно не в настроении, но Данила решает использовать это, понимая, что хуже уже вряд ли будет. — Почему мы никогда не говорили о тебе? — осторожно любопытствует Даня. — Потому что не о чем говорить, — невесело ухмыляется Лиззка и поднимается на ноги. Она подходит к самому краю, опираясь о старые ржавые перила и смотря на проезжающие внизу машины и редких прохожих. — Почему? — не унимается парень, следуя за ней и кладя свою широкую и теплую ладонь на плечо девушки, стоящей на прохладном апрельском воздухе в тонком худи. Она зябко вздрагивает, но все равно отодвигается от Кашина, при этом забирая у него сигарету и молча затягиваясь. По дрожащим и побелевшим от холода пальцам, нервному покусыванию губ он понимает, что поговорить Неред всё-таки планирует. И его подозрения подтверждаются, когда Лиза глубоко вздыхает: — Потому что я самая обычная. И это не та стереотипная хуйня, которой страдала ебучая Белла Свон, являвшаяся пиздецки необычной. Нет, со мной другая история. У меня была самая средняя семья, я жила в самом среднем городе России, оценки в школе были самыми средними. Сколько моя бабушка не билась, но таланта, типа твоего, у меня никакого не нашлось. Я неплохо играла на фортепьяно… — Вот видишь, — перебивает Даня, за что получает ощутимый удар в плечо. — Ау! Больно! — Будь добр, завали ебало, — огрызается Лиззка. — Так вот… Я играла на фортепьяно, но всегда была второй. Всегда второй и всегда обычной. Так что какой смысл говорить обо мне, если сказать нечего? Лиза замолкает, нервно теребя окурок пальцами и не собираясь тушить его, хотя он почти догорел. — Бля, я такая жалкая, — тихо заявляет она. — Хотя я чувствовала себя ничтожной три года назад и продолжаю делать это сейчас. Потому что я ничего не знаю. Вот у тебя есть цель? — Ну, закончить универ… — начинает Данила, но девушка снова прерывает его. — Нет, дурак, что-то глобальное, — ворчит Неред, приближаясь к нему и упираясь виском в плечо. Даня задумчиво смотрит на крыши домов и решает, что ответить ей. — Да, — наконец выдает он, — я мечтаю о своей выставке. Хочу быть услышанным. Лиза грустно улыбается и покачивает головой. — А у меня нет ничего подобного, — шепчет русоволосая, устремляя взгляд в пустоту. — Я не знаю, что хочу делать. Но я точно уверена, что теряю драгоценное время, не делая ничего. Я будто бы застыла, потому что мне ничего неинтересно. Я просто люблю сидеть за компом, листая соцсети, но это всё. Мысль о драгоценном саморазвитии обошла меня стороной. Мне страшно, Дань, мне так страшно, что я потеряла себя. Последние слова Кашин слышит с трудом, но именно они заставляют его повернуть Лиззку к себе и прижать к своей груди. — Ты не потерялась, Лиза, — твердо произносит он, гладя Неред по русым волосам, спутанным ветром. — Если ты сомневаешься, то ты на верном пути. Просто позволь себе немного расслабиться, и все встанет на свои места. Девушка вздыхает, крепче прижимаясь к парню, и тихо благодарит его. Данила наклоняется немного ниже и осторожно целует её в макушку, не разжимая объятий. Она вздрагивает, но не отстраняется, а поднимает голову — в уголках каре-зелёных глаз стоят слёзы, которым Лиза не позволит пролиться. Кашин осторожно приподнимает её голову за подбородок, пытаясь взглядом пробраться прямо в черепную коробку русоволосой: — Пообещай, что сыграешь мне. Он получает утвердительный кивок, но ему этого недостаточно, так что Даня повторяет свою просьбу до тех пор, пока Лиза не бурчит угрюмое согласие. Оно невероятно радует Кашина, который не сомневается, что Лайзка точно справится со всем, о чём тут же говорит ей, получая очередной удар в плечо, сопровождаемый смехом, которого художник так ждал. Они ещё какое-то время стоят на крыше, а Неред увлеченно рассказывает Даниле о своих немногочисленных (по её мнению) навыках игры на фортепьяно. И при этом она выглядит такой довольной, что Даня решает вызвонить своего знакомого — Мишу. Друг единственный обладает таким ценным и нужным сейчас синтезатором. Совергон, разбуженный поздним звонком, отчаянно материт Кашина, но соглашается принять его и Лизу при условии наличия у них хотя бы одной бутылки пива.***
Я заплету в твои волосы вечность, Cтань солнцем, светом взорвись.
Даня и Миша уже около часа сидят на полу и потягивают пиво, откинув голову на стоящий за спиной диван и слушая Лиззку, которая играет, наверное, уже десятую мелодию. За окном уже начинает светать, и Кашин с тоской замечает, что встреча рассвета вместе с русоволосой стала для него нормой (как и гигантские синяки под глазами, отливающие чернотой), но девушка и не думает останавливаться, подстрекаемая «заказами» Совергона. Останавливается она только тогда, когда пальцы уже неимоверно ломит, а Данила засыпает все в той же позе. Неред заботливо укрывает его одеялом, принесённым Мишей, который давно отправился спать, и устраивается рядом. Почему-то становится невероятно уютно и тепло, и Лиза так резко вздыхает, что парень морщит нос, приоткрывая один глаз. — Извини, — шепчет она, поглаживая татуировку на кисти Дани. Он переводит взгляд на руки девушки и уже сам проводит по каждому пальчику, мягко массируя суставы и слегка скребя ногтями кожу. Завороженная Неред наблюдает за его действиями, приоткрыв губы и часто дыша, что не ускользает от внимания художника. Кашин поднимается по запястьям и предплечьям, переходя на шею и наконец добираясь до лица. Даня легко очерчивает скулы, оглаживает переносицу, хватая Лизу за кончик носа, что провоцирует несколько хрипловатых смешков. Дальше пальцы соскальзывают на губы, и Данила ощущает, как дыхание Лиззки окончательно сбивается. — Лайзка… — выдыхает он, смотря в глаза русоволосой, наполненные доверием. Её лицо так мягко и красиво подсвечивают лучи встающего солнца, что Даня плюет на голос в голове, запрещающий делать это, и целует Лизу.За окном окончательно светает.