На смерть

      Элиссе семнадцать, и она без пяти минут сирота.       Замок в огне, замок охвачен криками, стонами и звоном мечей.       Элисса бежит так быстро, что мать едва поспевает за ней — несётся напролом, сжимая в руке клинок с такой силой, что немеют пальцы, голодным зверем набрасывается на каждого предателя, встретившегося по пути. Она никогда не убивала прежде, но теперь, когда родовое имение почти захвачено, когда столько людей погибло, на сантименты не хватает времени.       Элисса бежит, и под ногами хлюпает не вода — кровь. Врагов или друзей, кто теперь разберёт?       Элисса бежит, и эхо её шагов слишком гулко отражается от стен.

***

      — Ты должна идти.       Элеанора говорит мягко, но в её словах Элиссе слышится колокольный звон.       А вы?       Она глядит, не мигая, в лицо своей матери, глядит на отца, бледного и обессиленного, и что-то внутри надрывно воет, и слёзы стоят в глазах.       А как же вы?       — Уходи, — повторяет женщина терпеливо, прижимая к груди раненого мужа. Доспехи у неё в крови, упрямо сжатые губы дрожат, но в глазах твёрдость, спорить с которой бессмысленно. — Ты должна жить. Спастись и отомстить Хоу, отомстить за нас всех.       — Мама… — голос ломается, но она не плачет. Плакать нельзя — не сейчас — этой слабости она себе не простит.       — Уходи же, Элисса!       Нервы, натянутые до предела, не выдерживают. Элеанора не боится смерти, нет. Всё, чего она боится — держать на руках умирающую дочь так же, как держит почти бездыханного мужа. Элисса, должно быть, видит в ней страх, потому протягивает ладонь:       — Идём с нами!       Женщина улыбается тепло и нежно, и сама не знает, чему. Опускает глаза, касается рукой слипшихся от пота и крови волос Брайса.       — Я не могу, — отвечает она всё с той же улыбкой, — моё место здесь.       Мужчина, откашлявшись, хрипло усмехается:       — В горе и в радости?       — Да, — отвечает она, а глаза договаривают за неё: «В жизни и смерти».       Элеанора говорит мягко, а в её словах Элиссе слышится колокольный звон.       Погребальный звон.       Когда Дункан тянет её прочь, она не сопротивляется боле — идёт за ним безропотно и твёрдо, и, обернувшись в проходе, в последний раз заглядывает в лица родителям. Теперь она, кажется, понимает, чего так боится её мать. Умирать не страшно. Страшно видеть, как умирают самые близкие.