«пройду тысячи улиц ради твоей улыбки, убегу ото всех по одной полосе. и если окажется, что ты — большая ошибка, всё равно сохраню тебя где-то в себе.»
Аня стояла в подъезде жилого дома и недоумевала, почему же она не может решиться наконец позвонить в эту чёртову дверь. Вроде бы ничего такого, а всё равно трясло, и даже алкоголь, от которого до сих пор чувствовались тепло в животе, некоторое головокружение и легкомысленность, не был способен повлиять на её решение. Прошла ещё минута, хотя если вдаваться в подробности — топталась она тут уже у порога достаточно продолжительное время, а отсутствующий взгляд без малейшего намека на движение всё так же был прикован к железной двери. В голове Ани беспорядочным хаосом только и носились мысли: «что я ему скажу?», «как он отреагирует?», «правильно ли, что заявилась к нему, когда мне стало плохо?». Тяжёлый вдох, судорожный выдох и старательные усилия выкинуть из головы все мысли «что если». Антонова отрешённо приложила палец к кнопке, и до неё донёсся приглушённый звук звонка, нарушающий тишину холостяцкой квартиры.___
— Кого же там принесло? — сказал себе под нос Сергей, а когда посмотрел в глазок немного оцепенел и удивился. Из всего своего списка знакомых этого человека он ожидал увидеть на пороге своей квартиры в самую последнюю очередь. Не потому, что у них была какая-то неприязнь, совсем нет, и даже наоборот. Просто он почему-то считал, что Аня была достаточно горда, несмотря на всю свою доброту и милый характер, чтобы после того, как отказаться от его помощи, прийти к нему же. Может она, просто в гости пришла? Навестить его? А если даже так, то с чего бы? И почему так поздно? «Нет, определённо у неё возникли какие-то трудности» — сделал окончательный вывод Костенко и всей своей пятернёй прошёлся по несуществующей шевелюре, как бы прихорашиваясь, а потом поспешил открыть дверь. И он был не просто удивлён, а приятно удивлён. Ведь он помнил, как пусть и нечасто, но звал ребят к себе в гости, разговаривал с Аней по телефону, интересовался состоянием каждого, но никто никогда не приходил. Нет, их игнорирование совсем не печалило его, и он не особо-то ждал их, не чувствовал себя брошенным. Да и до этого ли ему было? Но, признаться, когда через такое долгое время тебя всё-таки решают навестить при том, что раньше этого не делали — от этого немножечко удовлетворяется эго, и чувство хоть какой-то важности просыпается в твоей самовлюблённой и самоуверенной натуре, когда понимаешь, что в тебе нуждаются, пусть и немножечко ради своей какой-то цели.___
— Чай? Кофе? — мужчина присматривался к блондинке и к каждому её малейшему действию с внимательным прищуром, словно что-то заподозрил. Всё, что произнесла за это время Аня перед тем как зайти, было «можно?». Больше — ни звука. И такой измученной она ему тогда показалась, ищущей поддержки, что ли, что он даже не смог начать интересоваться её состоянием и навязываться с вопросами, а просто впустил без всяких слов и нотаций. — Лучше водички, — тихо проговорила Антонова, стараясь держать себя в руках. Ей не хотелось выдавать своё мрачное туманное настроение, но она даже понятия не имела, что получается у неё это плохо. Особенно когда рядом с тобой человек, который читает людей как книги, научившись этому за годы своей работы. — Хм, странный выбор. Сергей начал осознавать, что все его подозрения подтверждаются, но ничего не сказал и сдержал язык за зубами, боясь, что не до конца в этом уверен. Тем более она явно была морально подавлена, поэтому Костенко не хотел доставать её выговорами и всем прочим, что было бы сейчас не к месту. Она же, в свою очередь, старалась вести себя непринуждённо, равнодушно, как будто ничего и не произошло. Как будто не ранили собственные же «друзья», как будто всё хорошо и нормально. Но всё было не нормально, и скрывать это было глупо. Нормальные люди не приходят посреди ночи к порогу и не звонят в чужую дверь. Нормальные люди не сидят в чужой кухне в поздний вечер. Нормальные люди не молчат так долго, задумчиво глядя куда-то в бессмысленный узор дорогих обоев, словно там можно разыскать ответы на все тайны человечества. — Кхм, — покашлял мужчина, напоминая о своём присутствии. Молчание длилось около минуты или двух, а может, больше. Она не считала. Блондинка моргнула, осознавая, что немножко выпала из реальности, уйдя в мир своих мыслей. Только сейчас она обратила внимание на то, что Костенко уже давно налил ей воды и поставил перед ней стакан. А ещё он был одет не совсем привычно. Спортивные серые штаны, которые ему были в самый раз, и тёмная просторная футболка. Никакого официального вида. Так мило и преувеличенно по-домашнему, и это не могло не вызвать у неё легкую улыбку. Осмотревшись в кухне, в которой она сидела, Аня заметила, что квартира его сделана со стилем. Здесь было красиво, и ощущалось, что всё, на что падал взгляд, было дорогим, но при этом в квартире было как-то до ужаса пусто и не совсем уютно. Наверно, это — присущая черта холостяцких домов, хозяева которых увлечены своей работой больше, чем собой. — Может, расскажешь уже, что произошло и почему ты пришла именно ко мне? — конечно, он до последнего не желал наседать на неё и докапываться именно сейчас, но тишина Сергея напрягала и бесила до невозможности. И это было вполне в характере генерала, привыкшего, что ему всегда всё докладывают вдоль и поперёк, а если и нет, то он выпытывает информацию силой. Но здесь сидит не преступник и не подчинённый, а хрупкая девушка, которую легко задеть. И в меру своей рассудительности и своего благоразумия он старался найти более мягкий подход. Странно так — Антоновой, вроде бы, так хотелось кому-то рассказать о произошедшем, выговориться в надежде на какое-то понимание, которое, как ей казалось, принесёт чуточку душевного тепла… Но сейчас она сидела и понимала, что не хочет говорить о произошедшей ситуации. Как там говорят? Пьяные люди до ужаса разговорчивы, пьяные люди выговаривают всё, что у них накопилось. Но Ане почему-то не хотелось выговариваться. Аня не хотела быть стукачкой или ябедой в глазах своих друзей. Друзей… — Просто маленькая ссора. Ничего особенного. Не волнуйтесь, Сергей Александрович, — с фальшивой беспечностью заверила Аня. — Сергей. Просто Сергей, — хмуро и недовольно сказал мужчина, отпивая глоток кофе. — Я не на работе. — Сергей, — повторила девушка, пожав плечами, будто ей было безразлично, как его называть в дальнейшем, а потом поняла, что будет трудновато отвыкнуть, наверное. — Так лучше, — он улыбнулся, но улыбки от девочки в ответ не последовало, лишь снова эта выводящая из себя тишина. — Ань, слушай, если ты насчёт спасения Паши и моего обещания, то… — не выдержав, заговорил Костенко на больную для неё тему и не успел договорить. Паша. Мальчик из СССР, с которым у неё был первый раз. Мальчик, который был всегда с ней нежен, пытаясь всегда ей угодить. Мальчик, который частенько ей что-то дарил и напрашивался на поцелуи. Мальчик, который обращался с ней как с принцессой. Она полюбила этого мальчика так сильно, что без раздумий отдалась ему после нескольких недель отношений. Но кто же Паша, который сейчас в Чернобыле? Он совсем не мальчик, нет. Он — хладнокровный парень, а то и мужчина, который готов на всё ради спасения своих друзей. И это вроде бы хорошо, но тот мальчик Паша из СССР не был отчаянным героем. Он им не был, они — совершенно разные. И любила она того беззаботного мальчика… Воспоминания с предательской болью и ноющей тоской вонзились куда-то в горло, образовывая ощущающийся где-то в голосовых связках ком, не давая произнести ни слова. Стакан, поднесённый к сухим губам, выскользнул из её холодных дрожащих рук, разбившись на тысячи мелких кусочков, которые беспорядочно разлетелись по полу. Футболка и джинсы Ани тут же покрылись тёмным и мокрым на ощупь пятном. «Растяпа» — пронеслось у неё в голове, понимая, что за сегодня бьёт посуду уже второй раз. — Простите, — только и выговорила Аня и вскочила, пытаясь собрать осколки руками, но вместо этого только сделала хуже — случайно порезалась. Сергей тут же поспешил на помощь, стараясь не наступить сухими носками на сырой пол. При этом он осторожничал с тем, чтобы присесть на корточки, потому что было больно, как тогда в Припяти. Антонова не увидела в этом ничего такого странного, да и не заметила, возможно. Девушка завороженно смотрела на свою рану, источающую ало-красную жидкость. Вода же на полу вступала в реакцию взаимодействия с пролитыми красными капельками крови. — Я сам всё сделаю, а ты иди в мою комнату и на полке найди аптечку, — сказал Сергей с долей заботы, но с такой интонацией, будто это был приказ. Аня вошла в тёмную комнату, которая оказалась его спальней, а Костенко схватился за бок, стараясь дышать чаще.___
— Не бойся, до свадьбы заживёт, — он забинтовал повреждённую ладонь девушки и погладил её, как бы успокаивая. — Не боюсь, — сказала она и слабо, призрачно улыбнулась. — Ну, теперь, я думаю, нужно сменить твою одежду, — сказал Костенко, осмотрев её с ног и до головы. — Не будешь же ты спать в сырой одежде. Спать. Видимо, ФСБшник уже для себя всё решил и она останется на ночлег. Собственно, Аня и не возражала. Куда, в самом деле, в такое позднее время? Пока она ехала на метро, пока на маршрутке до его дома, столько времени прошло… На улице значительно потемнело. — Не думаю, что у вас… у тебя, Сергей, найдутся женские вещи, — усмехнулась Антонова, а через секунду с интересом смотрела вслед удаляющемуся Костенко. — Вот, — в руках была синяя рубашка, та самая, которая была на нём при их первой встрече в посольстве. — Она — моя любимая и, думаю, тебе очень даже подойдёт. Я хотел тебе дать футболку какую-нибудь со штанами, но, думаю, лучше длинная рубашка. В ней тебе будет удобней спать. — Спасибо, — она немного смутилась, но тем не менее не возразила, ведь и правда — в ней было б удобнее. Через минуту Аня снимала с себя наполовину сырые вещи в той самой комнате, где нашла аптечку с бинтом, перекисью и прочей ерундой для экстренных ситуаций. Посмотрела на свою забинтованную руку и ухмыльнулась. Его спальная комната была самой обыкновенной и так же, как и кухня, сделана под какой-то дорогущий стиль. Двухспальная кровать, стол, несколько полок, большое окно с видом на красивую ночную Москву, которая сверкала от разнообразных маленьких огоньков фонарей. А рубашка Костенко пахла тем самым одеколоном, который она ощутила в Чернобыльском лесу на его шее. Пьянящий аромат, если честно. Сергей Александрович в это время тщательно вытирал на полу кровь с водой и вынужден был повернуться в сторону своей не сильно, но достаточно приоткрытой комнаты — видимо, Аня в торопях не закрыла дверь до конца. Ему понадобилось взять сухое полотенце, и он чисто случайно заметил её обнажённое тело со спины, которое закрывали только белый лифчик с трусиками. Невольно он загляделся, и так и замер на месте с уже взятым полотенцем, которое было в руках, автоматически медленными движениями вытирая ладони, а потом неожиданно заметался по кухне с мыслями по типу «старый извращенец», стараясь больше не воспроизводить картинку голой Ани, которая навязчиво лезла в его голову, не желая стираться из памяти. — Сергей Алекс… Просто Сергей, точнее, — услышал он какой-то чуть приглушённый и совершенно недовольный голос, отчего, наверное, впервые в своей жизни испугался. Обычно он ничего не боялся, а тут — как-то странно, ведь ему не приходилось ещё быть в такой неловкой ситуации с женщиной. — Я ничего не вид… — хотел было соврать Костенко и повернулся к ней, отвлекаясь от работы за плитой, на которой он, видимо, желал разогреть немного еды. — Вы больны. — Что? — в непонятках спросил он, а потом, завидев в руках Антоновой свою больничную медкарту, сразу сообразил. — Ты насчёт этого? Нет, я, конечно, говорил «чувствуй себя как дома и осматривайся сколько влезет», но рыться в чужих вещах всё-таки немного не хорошо, — укоризненно заговорил Костенко, а сам почувствовал облегчение. — И вообще, «вы больны» звучит как оскорбление, знаешь ли. — Я и не рылась. Она прямо на вашем рабочем столе лежала раскрытая. — Допустим, — недовольно проговорил мужчина, явно не желая продолжать разговор. — Здесь написано, что у вас сломано ребро и лёгкое сотрясение мозга, и что вам назначено лечение в больнице. Вы что — всё равно ослушались? Вы ведь тогда в Чернобыле, — на этом слове блондинка сглотнула, ощущая привкус неприятных воспоминаний. — Вы там сильно повредились из-за Киняева. Вам срочно нужно ложиться, вы хоть понимаете, что всё может быть серьёзней, чем вы думаете? — Во-первых, у меня много работы, мне некогда отлёживаться в больнице и ждать, пока будут копиться дела. Во-вторых, повреждения незначительные и я их переживу, тем более, что чувствую я себя даже лучше, чем прекрасно. В-третьих, это не твоё дело, — грубо закончил Сергей, как бы ставя точку в бессмысленном споре и снова повернулся к плите, не желая встречаться с ней взглядом. — Я просто хотела, чтобы вы не страдали из-за нашей компании, которая всегда впадает в передряги, — обиженным голосом заговорила Аня. — Я просто хотела показаться заботливой, но раз так, то ладно. После этого раздался грохот, дверь с треском захлопнулась. Забавно психовать на человека, в доме которого ты находишься, и хлопать дверью комнаты, в которой он спит.___
— Ань… — тихий голос послышался из-за двери. Сперва показалась голова генерала-майора из проёма, а потом и всё тело. Он медленными шагами подошёл к Антоновой, как бы боясь что-то сделать не так. И вот он уже стоит рядом с ней. Он заметил, что рубашка сидела на ней идеально, подчёркивая грудь и талию. Конечно, не до колен, но всё-таки не советские времена. Да и не так уж соблазнительно она в ней выглядела. «Ну, разве что чуть-чуть» — признался себе Костенко. — Тебе идёт моя рубашка, — выделил он, как бы пытаясь помириться, но Аня упорно молчала, облокотившись всем телом об стол, надув губы и сложив руки на груди. — Да ладно, хватит тебе. Мне просто не нравится, когда кто-то пытается меня переубеждать в сделанном. Если слишком грубо… — Мне нужно вас потрогать, — наконец выдала блондинка. Нет, эта девушка определённо умеет удивлять, и даже покруче, чем всякие фантастические штучки Паши. — Опять эти твои шуточки, да? Да не фантом я, — как бы шутливо сказал ФСБшник, лучезарно улыбаясь, но тем не менее подошёл к ней поближе. — Не шуточки. Просто я проверю насколько всё у вас, кхм, у тебя серьёзно, — она задрала его футболку, отчего вызвала его легкое недоумение и искорку в глазах, которую не заметила в меру своей занятости. — Больно? — Аня слабовато нажала пальцем на одну из костяшек, но Сергею так не показалось. Обнажив пресс ФСБшника, который теперь предстал перед её взором, она заметила, что он очень спортивен и… сексуален. — Нисколь… — тяжело дыша, прервался Костенко, жадно ловя воздух ртом, вцепившись своей рукой в руку Антоновой, когда она нажала чуть выше и посильнее. — Понятно. Всё очень плохо. Не хочешь в больницу, тогда придётся мне за тобой присматривать. Она опустила взгляд, чувствуя себя неловко, посмотрела на его руку, которая всё ещё была вцеплена мёртвой хваткой. Осознала в какой ситуации и обстановке они находятся. Она — в его рубашке, в его доме, стоит с ним, оголив некоторую часть его тела, да и сама не полностью одетая, можно сказать с голыми ляжками. Алкоголь в организме ничуть не улетучился. Да, несомненно, она вела себя нормально, не была пьяной в хлам и её язык не заплетался. Может, потому что она выпила немного, а может, потому что она старалась изо всех сил вести себя нормально. Но легкомысленность никто не отменял, и Антонова, поддавшись какому-то непонятному чувству, которое так тянуло её к Костенко в этот момент, чуть-чуть приблизилась к его лицу. Рука всё так же лежала на голом прессе, не собираясь отпускать футболку, а тело потянулось ещё ближе. Теперь они точно стояли друг с другом вплотную, она даже могла слышать учащённое дыхание мужчины. — Ань, — не успел сказать Сергей, как его губы накрылись лёгким ненавязчивым поцелуем, словно девушка боялась быть отвергнутой, и она тут же отступила обратно к столу, опустив взгляд, словно провинилась. — Я так и знал — ты пьяна, — хрипло прошептал он, почувствовав на губах её дыхание с заметным запахом дешёвого алкоголя. — Заподозрил ещё сразу, как ты пришла, но не стал говорить. А теперь — все ясно как божий день. — Я и не сомневалась, что ты понял это сразу. — Я не могу тобой воспользоваться. Зачем ты это делаешь? — Потому что хочу. Почему бы и да? В комнате было темно, только тусклый свет с кухни тянулся тонкой полоской из чуточку приоткрытой дверцы, немного падая на пол. Мужчина пытался разглядеть её глаза, желание в них, и увидел. Она улыбалась ему, а во взгляде так и читалось «действуй». Характерная сдержанность и здравый смысл в раз померкли, испарились, не оставляя и следа от хладнокровного генерал-майора, поддавшегося такому же страстному желанию. И он вопреки всему положил свои руки ей на талию, совсем чуть-чуть задрав свою же рубашку на её теле. Сперва слегка поцеловал в уголочек губ, небрежно выдохнул, будто давно этого желал, и притянулся ближе. Наконец, вовлек её в долгожданный требовательный поцелуй, сминая верхнюю и нижнюю губу. Его рот был влажным, горячим, властным. Он проходился языком по её белоснежным зубам, игриво щекотал нёбо, обласкивая тщательно десны, и под конец очертил контур уст. Аня отстранилась, дыша глухо и придушенно, а грудь её неровно вздымалась и опускалась от невыносимости жары, которая охватила всё её тело. Такого прилива возбуждения она ещё не чувствовала никогда, неумелые поцелуи Вершинина даже близко не могли сравниться с поцелуями Костенко. Вершинин… Не самый лучший момент, чтобы вспоминать его, да? И чтобы это исправить, с помощью Ани футболка Сергея небрежно полетела на пол. Он пристроил свои руки на её бёдра, сжимая их, и поднимая тело девушки в невесомость. Раздвинув ноги, Антонова обхватила его рельефный торс. Мужчина с грубой страстью усадил её тут же на стол, об который секунду назад девушка облокачивалась, чтобы чувствовать её ближе, насколько это возможно. Почувствовав секундную боль в рёбрах от поднятия Ани, он немного простонал, но это его ничуть не отвлекло. Теперь она под ним, практически лежала на столе, но не совсем. Пальцы мужчины без доли стыда начинали блуждать по ягодицам и бёдрам, оставляя обжигающие невидимые следы на теле Ани, а губы оставляли влажные мокрые поцелуи на её нежной бархатистой шее. Прикусывая губу, она не в силах больше терпеть и сдерживаться — издала приглушённый судорожный стон, от чего Сергей завёлся ещё сильнее. Ему нравилось, как она под ним извивалась, царапая спину. Подхватывая её снова, что приносило новую порцию боли, которую он не более менее не замечал от наслаждения близостью с Аней, он, не отрываясь от сладостных губ девушки, понёс её к постели. Антонова обхватывала его плечи руками, попутно целуя его, куда только могла. Костенко аккуратно и осторожно приземлился на кровать, надвис над ней, помечая её грудь влажными жаркими поцелуями. Аня снова простонала, только уже не сдерживаясь совсем, чувствуя, как он играет с ней. Руки самопроизвольно потянулись к штанам партнёра, которые уже давно набухли от возбуждённой плоти. Она потянулась снимать с него спортивки, что получилось не очень умело. — Стой, — сипло прошептал Костенко, прерываясь и остраняясь, чувствуя её руки там, где они не должны быть. — Что не так? — испуганно произносла блондинка. В нём в самый ответственный момент проснулся сигнал опасности — и снова преобладает разумность действий, анализирование ситуции, учитывание её последствий. — Что не так? Да всё не так, — он уселся, облокотившись спиной о спинку кровати, и посмотрел в потолок, чувствуя головой холод стены, к которой он прислонился. — Что же я делаю? — ладони легли на лицо, прикрывая то ли стыд, то ли смущение. — Ты ведь ребёнок совсем, да и пьяна ещё. Всё это — неправильно до ужаса. Кто тебе вообще купил алкоголь? — умело отошёл от темы мужчина. — Я вам ещё даже не успел сделать паспорта. — Игорь, — тихо и как-то разочарованно прошептала девушка. — Я не ребёнок. — Это тот упырь, у которого вы живёте? — Да. Куда ты? — спросила Аня, когда увидела, что он нашарил в темноте свою футболку, собираясь уходить из комнаты. — Пойду спать на диване в гостиной. Знаешь, я не хочу, чтобы, проснувшись утром, ты осознала, что это было всё неправильно и что уже ничего не исправить, что это — просто порыв, о котором ты будешь жалеть. А также не хочу тобой воспользоваться в меру твоего состояния, — стальным голосом без доли сожаления проговорил Костенко. — Ты прав, — сказала она, и ему от чего-то стало не по себе — ожидал, наверное, услышать другое. Или нет. — Но можешь остаться, пожалуйста со мной? Мне плохо. Просто полежи рядом. — Только если утром ты расскажешь мне обо всём, что с тобой произошло и почему ты сейчас у меня, а не у того самого Игоря, — поставил он ей ультиматум. — Хорошо, — Антонова легла под одеяло, дожидаясь Сергея. Он лёг осторожно, подальше от неё, как будто боясь, что сорвётся, а потом немного вздрогнул от того, что она к нему прильнула. Он ощущал её голову у себя на груди, чувствовал её тяжёлое дыхание и сопение, дышал запахом её волос, которые отдавали лёгким ароматом персикового шампуня. От неё несло алкоголем, но это ничуть не отстраняло его. И он даже поверить не мог, что буквально минуту назад она стонала под ним от его поцелуев и прикосновений.___
Солнце ещё не успело до конца встать, на улице был красивый ранний рассвет, а птички радостно что-то напевали. — Ты чего делаешь? — спросила Мадышева, смотря в недоумении на своего парня, который яростно забрасывал вещи в какой-то рюкзак, кажется, Игоревский. Но не совсем Игоревский, потому что Матвеев знал — если Лёха взял какую-то его вещь, то идёт немедленная конфискация имущества. Что было Матвеевское, то становилось Гореловским. Так сказал Лёха, когда поселился в комнатушке, и это его был первый «закон» и «указ», изданный его «величественной» персоной. Было ещё много так называемых «указов», но даже он сам не смог запомнить всё, что напридумал. — Чё, не видишь, что ль? Вещи собираю. Пора валить с этой дыры. А я не понимаю, ты чё стоишь, как вкопанная? Или собралась тут с этим придурком жить и вместе с ним в одной кровати лежать? — он указал на Матвеева, который тихонько сидел себе за компьютером и мысленно радовался, что его территорию наконец освобождают. — Почему это Антоновой можно убегать к Костенко, чуть что, а нам нельзя? Тем более — его адрес мы знаем, слава Богу, она нас в этом-то хоть не ограничила, — возмущался Лёха, заканчивая собирать в рюкзак вещи, которые успел купить за несколько дней проживания на деньги опять же подкастера. Рыжеволосая лишь улыбнулась, делая вид, что не заметила грубые слова Горелова, она знала, что это просто злость, вызванная ситуацией, и поспешно начала собирать вещи. Некоторые из вещей были куплены Лёхой как подарок любимой девушке. Это было бесспорно мило, но было бы ещё милее, если бы он сам на них заработал, а не брал деньги у хозяина квартиры. — Э-э-эй, вы чего в такую рань встали? — потягиваясь и зевая, сказал Петрищев, через силу понимая, что происходит. — Это, Гошанчик, называется великое переселение народов. Чё разлёгся? Собирайся. Будем революцию устраивать, — гордо сказал парень и запрокинул на плечо рюкзак. — Эту территорию мы пометили, разграбили, хватит уж нам на неё набегать, тут уже ничего почти не осталось. Вперёд к новым свершениям и разорению новых территорий! — сейчас Лёха выглядел как князь или царь, но до такого титула ему как до Китая раком. Гоша тут же вскочил, осознавая, что ему больше не придётся спать на дурацком неудобном матрасе и делить вещи с Игорем. Особенно компьютер.