Ты моя вредная привычка...

На следующее утро, когда Оливер отвёз Дебору в лечебницу, он встал очень рано. Задолго до того как проснулся португалец. Кто–то даже не успел постучать в дверь, потому что Оливер знал кто приехал ещё до того как он заглушил мотор. Парень услышал звуки подъезжающей машины и пошёл открывать дверь. - Привет, Оли, я всё привёз как ты и просил, - лучезарно улыбнулся Маркус. Оли лишь кивнул и вышел на улицу. Маркус, достав из багажника одну из коробок, протянул её Оливеру. Сам он взял большой пакет и последовал за парнем. Они занесли ещё две коробки в дом и Маркус уехал. Оливер принялся за работу. - О, - протянул португалец, спускаясь со второго этажа, - опять принялся за старое? Давненько ты не… - он не договорил. Подойдя к другу, португалец оборвал свои слова, потому что увидел что было на холсте. Как я упоминал ранее, Оли–художник. И он продолжительное время находился в депрессии, соответственно он не работал ни над чем. А только пил и снимал шлюх на одну ночь. - Кто это? – поинтересовался португалец, заворожено разглядывая девушку на картине. - Без понятия. Она меня приснилась по пьяни. - Когда? - Сегодня. В то небольшое время, что мне удалось поспать. - Ты же знаешь, что нам снятся только те люди, которых мы хоть раз видели? - Да, я решил её написать, чтобы хоть как–то вспомнить где я её видел. - И как? Вспомнил? - Бесполезно, но я ещё не закончил. - Так, - протянул португалец, - она тебе приснилась. Ты позвонил Маркусу. Он тебе тут же привёз мольберт, краски, кисточки и ещё кучу всего? И ты тут же начал писать? - Типа того. Сначала я захотел написать портрет Деборы. Написал Маркусу. Потом мне приснилась она, - он указал на портрет, - и я решил сначала с ней разобраться, а потом уже с Ди. Ну, как–то так. - Да, насчёт Ди… Не стоит. - Ты это о чём? - Я про портрет, - ответил португалец. - Почему? - Она терпеть не может, когда кто–то её рисует. Тем более, если этот кто-то делает это без её согласия. Считает это извращением. - Ладно. Спасибо, что предупредил. - Даже если и решишься, то не стоит. У неё уже был такой опыт. Она не из тех, кто любит, чтобы в их доме висели их собственные портреты. Она считает это высшей степенью эгоизма. - Да понял я. Понял, - поспешно ответил Оливер и продолжил свою работу. Кстати говоря, Оливер рисовал прямо возле лестницы, ведущую на второй этаж, так как там панорамное окно и самый удачный свет. Португалец направился на кухню и оттуда прокричал: - А я всегда говорил, что тебе нужно продавать свои работы. Ты очень талантлив, Оливер. И тебе нравится писать картины. Ты любишь, когда все руки в краске и твои татухи становятся чем–то новым. Любишь работать до самой ночи и не важно какой свет. Тебя это затягивает. Любишь, когда девушки позируют тебе, в чём мать родила, и получаются самые шикарные картины восемнадцать плюс. - Голые бабы это топ. Они переглянулись и засмеялись. - А помнишь, было время, когда ты говорил: «Если бы умел рисовать, рисовал бы голых баб». - Да-а, было времечко. - И когда ты, наконец, научился рисовать, то начал… - Рисовать голых баб, - прервал Оливер друга. Они снова рассмеялись. - Да, но сейчас ты уже пишешь картины, которые можно выставлять в картинных галереях. - Ага, а ещё я хотел открыть свой магазин и всем предлагать жевачку на сдачу. Португалец оценил шутку друга и вспомнил как друг загорелся этой идеей. - Да, я помню, как ты уже искал помещение и товар, который будешь продавать. Ты скупил во всех магазинах «Love is…» и дохренища этих коробок стояли у тебя в квартире. Сколько ты меня убеждал, что скоро откроешь свой магазин? - Не помню уже, но ты же знаешь, что когда открою свой магазин – всем буду предлагать жевачку на сдачу. Вот это олдскул. - Ну, так–то да. А ты до сих пор хочешь открыть свой магазин? Оливер лишь кивнул и продолжил работу, а португалец подогрел завтрак, приготовленный другом. Снова подойдя к мольберту, португалец произнёс: - Может, она была в больнице? - Я тоже думал об этом, но потом вспомнил сколько мы проехали и сколько видели народу на пути сюда и как–то мысль отпала сама собой. - Это да. Она могла быть любой первой встречной. - Вот и я о том же. Уже поздний вечер. Оливер всё ещё работает над своей картиной. Теперь холст ему освещают несколько торшеров, поставленных вокруг него самого. Часы показывают: 23:25. Оливер открывается от работы и смотрит на электронные часы, которые ночью проецируют время на потолок. Очень удобно, когда они стоят, например, в спальне. Тебе стоит только открыть глаза, и ты уже знаешь который час. Часы показывают: 14:27. - Что за?.. – спросил у тишины парень, закрыл и снова открыл глаза. Часы показывают: 00:26. «Так, пора заканчивать, а то у тебя, Оли, уже галлюцинации начинаются…» Оливер поднялся наверх, открыл дверь в свою комнату и увидел как на его кровати сидит девушка. Та самая девушка, что он рисовал по памяти пару минут назад. - Что за?.. – вновь спросил Оливер и опять закрыл глаза, а когда открыл, то никого на кровати, конечно же, не оказалось. «Кажется, ты медленно сходишь с ума!» - Медленно, но верно, - договорил парень уже вслух. Он зашёл в ванную, разделся и включил воду в душевой кабине. Тёплая вода медленно смывала краску с рук. После душа Оливер взял в руки ту одежду, в которой писал картину, и тут же бросил её в стирку, потому что она была почти вся в краске. Выйдя из комнаты, Оливер тут же обратил внимание, что окно настежь открыто, хотя он точно помнил, что не делал этого. Закрыв окно, парень обернулся, почувствовав чьё–то присутствие. - Привет, Оливер, - мягко произнесла девушка. Она стояла в проёме между спальней и ванной, оперевшись о косяк. - Кто ты? И как пробралась сюда? - Через окно, - улыбнулась девушка и указала на уже закрытое окно. - Что тебе нужно? - Предупредить тебя о Деборе…