Intenebris

      А в воздухе пахнет весной. А в воздухе смешались сотни запахов: от мокрой почвы, что пачкает твои и без того старые ботинки, до свежего ветра, приносящего невесть откуда запах уже распустившихся цветов. Может, тюльпанов?       — Привет, малышка!       Так замечательно произносить ненавистную фразу умеет только Фред. Ты слегка сердишься на него и кидаешь в ответ очередное «последнее предупреждение», при том, однако, совсем не в силах сдержать улыбку. Фреду так тепло от родных черт твоего лица, что он улыбается в ответ, еще ярче и еще шире, как чеширский кот, твой личный чеширский кот.       — Еще одна такая фраза, и я…       -…скормлю тебя взрывозадым скрютам дедушки Хагрида, это я уже знаю…       — Нет, я серьезно, это чертово…       -…последнее китайское предупреждение, и это я тоже знаю, — вновь перебивает тебя Уизли, перехватывая древко метлы из руки в руку. Вы посреди квидичного поля, совершенно одни, и опять спорите наперебой.       — Повторение — мать учения.       — Мне больше нравится, как говорит Макгонагалл. Как же там… — Фред кривится, морщась точно так же, как это вечно делает профессор, и произносит серьезным, ужасно притворным голосом, протягивая тебе метлу, — «Учение — свет, мистер Уизли…       -… но вы, к сожалению, слепы», — заканчиваете хором тем же глухим нравоучительным голосом, а ты еще и с лёгким вздохом — профессор таки права.       — А сейчас будем учить тебя летать…       Фред смотрит задумчиво, и всё же его лицом скользит тень улыбки.       -…и лучше тебе быть зрячей.       Рыжий, слегка оробев, но постепенно преодолевая смущение, обхватывает тебя за талию, становясь рядом, и своей теплой рукой направляет твою в правильное положение. По телу бегают шальные мурашки, и ты точно провалишься под землю, если только он заметит твою единственную слабость — прикосновения.       — Теперь ты должна…       -… Вверх!       Твёрдо произносишь ты, для убедительности кивая головой, ведь и сама прекрасно помнишь уроки миссис Трюк. Но метла остается на земле. Несколько раз повторяешь приказ, с постепенно нарастающим стыдом и раздражением, ведь даже чертова метла не хочет тебя слушаться. Мягкий, но искренний смех еще подливает масла в огонь и ты уже не замечаешь, как раздосадованно топаешь ногами, сжав руки в кулаки.       — Опять, опять, тысячу раз опять ничего не…       Но он перебивает тебя снова, лишь молча, внезапно заключая в крепкие объятия и прижимая к себе. Ошарашенно глотаешь слова, которые только хотела произнести и просто утыкаешься ему лицом в широкую грудь, наслаждаясь опасной, но такой желанной близостью и дурманящим одеколоном. Кажется, сейчас всё закончится, и вот-вот твоё счастье выпустит тебя из объятий и перестанет быть твоим, но вместо этого… Фред нежно целует линию твоих поджатых от досады губ, но в следующий миг ты уже отвечаешь ему так чисто, так взаимно, как не снилось тебе ни в одном из мечтательных снов. Поцелуй длится долго, достаточно, чтобы закончился воздух, чтобы окончательно впечатлился в чертогах памяти вкус его губ. Что же может быть важнее этого момента, когда вокруг вечер и уже весна, ах если бы вечность и в самом деле существовала, она бы была такой. Не иначе.       Лишь ощутив движение воздуха рядом с рукой ты отрываешься от своего наркотика, и видишь покорно висящую рядом метлу.       — Кажется, она чувствует себя лишней, — Фред улыбается, но теперь не широко, а нежно, слегка поднимая уголки губ. Кажется, ты умеешь распознавать тысячи его настроений лишь по одной улыбке, но это… что-то очень новое, и оно тебе очень нравится.       — Ну и пусть, — фыркаешь ты, заключая парня в цепкие объятия, словно боишься, что он растворится во влажном воздухе точь в точь как иллюзия, не больше.       Но действительно, не больно-то и хотелось. Здесь ты всего лишь из-за любви…