Intenebris

— Можно? — Нужно.       Косишь взглядом на бутылку огневиски в его руке. Даже не знаешь, зачем спросила. Может, разговор не вяжется, ведь сказать нечего, а может просто хотелось услышать за долгое время что-то, кроме ревущего в ушах ветра. Мечется, не знает, куда ему деться. Как же он с ним похож, такой же растрёпанный, такой же жесткий, такой же ни к чему не пригодный. Способный только сметать всё на своём пути, разрушать, но не творить.       Вертишь бутылку в руках, безучастно рассматривая что-то над верхушками деревьев запретного леса. Оба знаете, что пить не станешь. На крыше ужасно холодно. Март. Черная как смоль ночь, мчащиеся по небу силуэты свинцовых туч и бездонная пропасть молчания. Иногда лучше молчать.       Кутаешься теплее в тонкую хлопковую рубашку, ощущая босыми ногами шероховатую черепицу астрономической башни. Наступает внезапное затишье, после которого секунду спустя ветер обрушивается туда, где виднеются два расхристанных силуэта, с желанием снести с крыши всё, что здесь быть не должно. Отчаянно держишься за острый выступ, чувствуешь, как он впивается в кожу замёрзших рук. Точно так же цепляешься за то, что связывает тебя с человеком, сидящим в пяти сантиметрах от тебя и ничего не смыслящим в этой чертовой жизни. С кем угодно рядом теплее, чем с ним.       Он никогда не называет тебя по имени. Кто он? Отчаянный бездарь с Гриффиндора. Демон с шелковой шевелюрой, в которую так часто любишь зарываться дрожащими пальцами. Всегда дрожащими, всегда до жути холодными, словно ты инфернал, а не пустая девочка из комнаты напротив.       Ты никогда не держишь его за руку. Его волчья хватка оставляет синяки на запястьях, словно все, до кого он дотронется — меченые. Все, кроме тебя.       Ты не боишься смотреть в его глаза. Черные, что при свете дня, что сейчас, словно из них сочится ночная мгла, укрывшая всё вокруг этим мартовским безумием. Человек, ставящий дружбу превыше всего, человек, ставший одержимостью для каждого, кого хочет видеть рядом с собой. Человек, не умеющий любить — не человек, а демон. Демон по имени Сириус. Молчит.       С новым порывом ветра делает глоток, и ты, хоть не пьешь, а чувствуешь, как он обжигает горло, и холодом обжигает замёрзшие пальцы совсем ошалевший ветер. На крышах Сириуса очень тесно. Несмотря на кромешную пустоту, там нет места словам, взглядам, чувствам и твоей любви. А ты до сих пор здесь. Чтобы молчать.       Однажды — может, через час, через десять минут, в следующий миг — он встанет, разбивая бутылку об каменные плиты дорожки внизу, случайным касанием задевая твою руку, от чего замерзаешь еще больше, чем могла бы замёрзнуть от ветра. Ты схватишь его дрожащими пальцами, сплетая ладони в замок, дотронешься до уголка потрескавшихся губ своими, обжигая горячим дыханием, и исчезнешь в отверстии башни. Завтра он станет обычным парнем по имени Сириус. Завтра он шутливо испугает тебя в коридоре и заключит в объятия крепких рук, которыми метит кого угодно, кроме тебя. Завтра он научится любить. Твой ночной и ужасно разбитый демон. Завтра, но не сейчас… Ты лечишь своим молчанием.