Medui

      Каждый год в ноябре, с наступлением морозов, Кукла непременно обзаводилась густой и плюшевой шубой, и старший конюший незамедлительно отдавал распоряжение одевать всех прочих лошадей на прогулки, а князь лишь посмеивался над тем, как дрожат его укутанные в сто одеял гунтеры, и как лихо щеголяет перед ними похожая на медведя кобыла. И сколько бы княжна не выдраивала ее шкуру, не ломала об нее щеток и скребниц, все попытки причесать не в меру мохнатую любимицу были тщетны.       Но в тот ноябрь даже Кукла стояла, ежась и неохотно прижимаясь к такому же пятнистому, но не столь волосатому боку коровы. Та же была совсем не против подобной компании – она покачивала рогами и помахивала хвостом, иногда закидывая его на лошадиный круп и будто обнимая соседку. Казалось, эта парочка создана друг для друга и рождена от одной матери лишь с небольшими отличиями.       В доме было холодно – в печи догорали последние поленья, но Таис вовсе про них забыла. Она взволнованно сидела на постели Короля, держа того за руку, вглядываясь в мертвенно-бледное лицо и вздрагивая от малейшего движения. То мимолетное пробуждение оказалось единственным осознанным в целой их череде.       Из ледяного Король стремительно превратился в пылающего, его охватил озноб: плотно сомкнутые веки дрожали; высокий лоб блестел от пота, и к нему липли тусклые пряди; иссохшие потрескавшиеся губы размыкались, выпуская то мучительные вздохи, то бессвязную речь на чужом языке. Трандуил бредил. Голос его креп с каждым вдохом, но девушку это только пугало. Она даже пыталась разговаривать с ним вначале, успокаивать его, петь, но он не слышал – был без сознания, мучимый непрошенными видениями.       – Воды… – лишь различала она иногда тихую просьбу и мысленно проклинала старуху, что запретила ей поить Короля.       Та не возвращалась третью ночь к ряду, и Таис ничего не оставалось, кроме как промокать лицо Короля влажной тряпицей, да смачивать его бледные губы.       – Где же она? – причитала княжна, в отчаянии роняя слезы на шкуры. – Вы потерпите, она вот-вот вернется…       И она действительно вернулась. Пешком, кряхтя, в насквозь промокшем да хрустевшем ледяной коркой платке. Старуха упала на лавку, доставая из-за пазухи одну-единственную вещицу: небольшой флакон с мерцающим содержимым, и протягивая тот выскочившей ей навстречу Таис.       – Вот, – лишь сказала она, переведя дыхание. – Напои его и сама глотни.       Княжна медленно, дрожащими руками, будто не веря, приняла из рук травницы флакон, заметив лишь, что тот горячий. Девушка покрутила его, зачарованно наблюдая за игрой золотистых бликов внутри, а потом вздрогнула и будто очнулась. Наконец! Наконец-то она могла помочь ему, своему Королю! Не желая более медлить, княжна упала возле ложа на колени и тихонько позвала – так, чтобы не напугать его:       – Трандуил, я принесла вам попить.       Спустя время, будто не сразу расслышав, Король открыл глаза и повернул голову, смотря на Таис мутным, ничего не видящим взором. Моля всем известным и неизвестным богам и звездам, девушка осторожно поднесла флакон к его губам и наклонила. Конечно, она надеялась, что Королю станет хоть чуточку легче, однако того, что произошло потом, ожидать никак не могла. Потому как дальше ей довелось наблюдать настоящее чудо: лежавший перед ней смертельно-больной мужчина вдруг начал оживать на глазах. Бледные щеки его наливались румянцем, трепещущие веки распахнулись, и два зеленых хрусталя наконец увидели ее, узнали.       – Таис? – растерянно произнес он и тут же попытался подняться.       – Лежите, – девушка мягко вернула его на подушку. – Успеете еще.       Но, какой бы строгой она ни пыталась в тот момент казаться, сердце ее трепетало пойманной птичкой, а измученное, уставшее лицо озарила улыбка.       – Пейте.       Король аккуратно принял из ее рук сосуд и сделал глоток. Казалось, ему самому не верилось в происходящее. Он поднял руку, наблюдая, как срастаются кости, выпрямляются пальцы, уходит с них синева. Раны, будто сшитые невидимой нитью, исчезали, затягивались, становились шрамами, но и те стирались бесследно, волосы приобретали былой блеск, а в потухших глазах вновь зажигалось пламя. Таис восхищенно наблюдала за этим преображением. Казалось, княжна даже перестала дышать, дабы не спугнуть волшебство.       – Мирувор? – спросил Трандуил озадаченно, и голос его сделался прежним: сильным и мелодичным. – Откуда?..       – Есть еще те, кто помнят, – проскрипела стоявшая на пороге старуха, тяжело опираясь на косяк – тот путь дался ей нелегко.       – Hannad, – лишь прошептал Король, кивнув той в знак благодарности.       – Пожалуйста, эльф, – ответила травница, уходя. – Где там моя корова?       – Я совсем ее не доила все эти дни, – Таис в ужасе прижала ладонь ко рту. – Совсем-совсем не доила.       – Это непростительно, – шутливо нахмурился Король, все больше приходя в себя. – Но ведь кормила?       – Скажете тоже. Конечно, кормила!       – Тогда об остальном не беспокойся, – Трандуил приподнялся на локтях, не слушая строгих окликов княжны, и огляделся. – Где мы?       – У травницы, – девушка совершила еще одну бестолковую попытку уложить своенравного монарха обратно. – За холмом. Вы ляжете или нет?       – Мне нужна одежда, – во взгляде того промелькнуло беспокойство. – И лук. Ты поможешь мне, Тая?       – Д-да… да, – неуверенно произнесла она, размышляя, где можно достать оружие.       О, конечно же, она знала, где. Знала она и то, что в этот раз ей придется продать последнее, что связывало ее с отчим домом. Придется отказаться от него. Жестокие пророчества старухи начинали сбываться.       * * *       – Я оставлю тебя здесь, – приговаривала Таис, обвязывая поводом деревце в роще неподалеку от города. – Твои пятна слишком приметны.       Пряча лицо в капюшоне длинного серого балахона, девушка спешила на центральную площадь по знакомым ей с детства улочкам, стараясь не привлекать внимания ни лицом своим, ни походкой, и держась в стороне от княжеских гвардейцев в бордовых плащах, служащих ее отцу. Никогда, никогда прежде ей не приходилось вот так прятаться, будто какому-то вору, будто преступнику, у себя дома. И лишь мысли о Короле, ожидавшем ее, заставляли делать то, на что она вовек не согласилась бы ради кого-то другого.       К сожалению, ни погода, ни ранний час не располагали к активной торговле, а потому на рыночной площади были лишь самые стойкие да упрямые торговцы и всего пара дюжин покупателей. Нужное отыскалось быстро, и золотое кольцо с гранатами и рубинами она легко смогла обменять на льняную рубаху, штаны и пару охотничьих сапог. Однако в оружейную лавку Таис долго войти не решалась, потому как знала: ее владелец лично знаком с князем, и не узнать княжескую дочку не сможет.       «Он обязательно… обязательно поймет меня», – как могла уговаривала себя княжна, держась за латунную ручку.       Наконец зазвенел колокольчик, Таис очутилась в тепле и немедленно же поблагодарила небо за удачу: за прилавком стоял молодой юноша, совсем еще мальчишка – сын оружейника.       – Откуда это у вас? – с сомнением спросил он, когда девушка показала свою последнюю драгоценность: гребень, усыпанный целой радугой разноцветного жемчуга. Он достался ей от матери, а той – от своей матери, и реликвия эта шла через поколения, обозначая женскую силу рода, ее преемственность. И вот настало время и с ней попрощаться.       – Нашла, – слабым голосом Таис озвучила первую пришедшую ей на ум глупость, но мольба в ее взгляде, казалось, говорила сама за себя, и ничего больше не спросил сын оружейника. Он принял гребень и взамен подобрал длинный лук да колчан с полудюжиной стрел.       И стоило Таис поблагодарить его, как на лестнице послышались шаги и звучный голос:       – Посмотри, сын, не надо ли нам еще конских волос для тетивы?       Сердце княжны замерло: как только отец увидит, что за вещицу принял его сын в обмен на оружие, то сразу пошлет за ней погоню. А потому она торопливо закинула колчан за плечо, не прощаясь, выскользнула на морозный воздух и без оглядки припустила туда, где томилась в ожидании ее кобыла, а потом гнала ту во весь опор, да не напрямик, а в обход, дабы запутать след. Но в то утро удача действительно освещала ей путь, и погода немедля испортилась, а налетевшая вьюга начисто стерла каждое упоминание о всаднице и ее маленькой лошадке.       * * *       Он ждал ее, лежа на куче сыромятных шкур, пахших старостью и временем, глядя на прохудившийся подгнивающий потолок и мыслями своими обращаясь к Манвэ, дабы тот помог ей, укрыл ее, спрятал от глаз посторонних.       Он все еще не мог поверить, что вновь обрел свое hröa, не мог привыкнуть к движениям, к необходимости дышать, к холоду и теплу, к биению собственного сердца, изредка отдававшему болью в ребрах. Он слушал свое тело и вспоминал, каково это – быть живым, из плоти и крови. Он знал, что Таис вернется с необходимым, что выполнит просьбу, но что будет дальше – не представлял. Когда-то она разбудила его, разожгла внутри давно погасшее пламя, и теперь он был ей обязан.       Но разве чувство долга заставляло его прислушиваться к вою метели в попытке различить в нем стук лошадиных подков? Нет. Нечто большее пробивалось в его сердце подобно упрямому молодому ростку, что-то, что взращивала в нем эта маленькая смелая девочка, не побоявшаяся бросить вызов ни людям, ни отцу, ни даже тысячелетиям. Именно она заставляла теперь его fëa петь на давно забытых языках, и стоило прикрыть глаза, как внутреннему взору представали ее смеющиеся, сверкавшие сапфирами глаза.       Он нарушил все свои клятвы, и теперь отпустил их, отчаянно вслушиваясь в голос пришедшей зимы, что теперь звучал над головой.       * * *       А выпавший снег тут же растаял, будто и не бывало, будто зима сама испугалась своей смелой выходки и отступила на время. А может это просто Владыка небес решил повременить с холодами.       – Ох, ну это совершенно невозможно! – княжна страдальчески воздела руки к потолку, а потом уперла их в бока, как делала это маменька, когда журила своего мужа. – Вы что же, теперь каждый раз будете вставать, стоит мне отвернуться?       Замерший в дверном проеме Король как будто даже оробел от подобной напористости. Пожалуй, он привык наблюдать княжну совершенно иной. Но и удивляться было нечему: раньше-то они встречались при других обстоятельствах.       – Таис, – ласково произнес он примиряющим тоном, однако сделал шаг в противоположную постели сторону. Он прошел мимо своей рассерженной спасительницы, ведомый такими сильными, такими яркими и явственными запахами леса, палой листвы и мокрой коры, и вышел на крыльцо. Он дышал так жадно и вбирал в себя воздух так глубоко, будто бы стараясь надышаться впрок, что Таис не решилась ему помешать. Она лишь стояла на пороге, завороженно наблюдая за тем, как Трандуил, будто маленький ребенок, познающий мир, знакомится с такой неприглядной, уже привычной ей обстановкой. Даже солнце, не желая пропустить столь прекрасный момент, робко выглянуло из своего ватного облачного одеяла. Последние теплые лучи играли бликами в светлых волосах Короля, напитывая те своим золотым светом.       И Трандуил преображался. Из недомогающего, болеющего человека он стремительно превращался в дивное существо, каких больше не встретишь на всей земле. Подставляя лицо игривому ветру, Трандуил выпрямился во весь свой немалый рост, становясь выше любого из витязей. Его безупречной осанке позавидовала бы сама княгиня, а взгляд пронзительно-зеленых глаз стал гордым и величавым, но лишь до той поры, пока он не приметил стоявшую неподалеку Куклу. Та мирно дремала, щурясь на долгожданное солнце, и совсем не ожидала, что ее скромной персоне окажут королевское внимание. Однако когда длинные пальцы коснулись трепещущих бархатных ноздрей, она втянула в себя запах незнакомого ей создания, и не отшатнулась, но позволила тому подойти ближе.       Король огладил послушную кобылу по черно-белой шее, провел рукой по короткой спине, запустил пальцы в косматую гриву, а затем и вовсе прильнул к лошади, будто никого роднее у него в жизни не было. Лошадка же была совсем не против подобных нежностей, и ласково обняла того мордой в ответ.       – Подхалимка, – покачала головой княжна, не веря своим глазам. А затем в ужасе заметила, как Король уже тянет руки к ведру с только что набранной колодезной водой, и…       – Она же ледяная! – в ужасе запротестовала было Таис, но опоздала: Король пил большими глотками прямо из ведра и все никак не мог напиться.       – Подай мне лук, Тая, – попросил он, и девушка скрылась в доме, но тут же вернулась, держа в озябших руках оружие.       – Спасибо, – Трандуил одарил ее благодарным взглядом, к которому она еще не привыкла, а потому немедленно оробела. И случайное прикосновение его теплых рук к ее холодным вновь заставило сердце забиться, а щеки – залиться румянцем.       – Ступай в дом, ты совсем замерзла, – Король чуть наклонил голову, заглядывая княжне в лицо, но она, смущенная и одновременно упрямая, лишь что-то пробормотала себе под нос и вернулась к крыльцу, в исходное положение.       * * *       Как же давно он не держал в руках лука. Как же давно он не выезжал на охоту. А ведь когда-то и ночи не мог прожить, не вскочив на спину быстроногого жеребца и не бросившись вскачь за пугливым оленем. Как же давно…       Стрела послушно легла на тетиву, и Король неверным движением вскинул лук. Слабые руки дрожали от долгой спячки, но его тело помнило, а значит он – помнил. В первый раз он целился долго, пока пальцы не начали болеть от тетивы, однако выстрел не оказался ни метким, ни далеким, и непослушная стрела угодила в дверь сарая, обрушив висевший над ней оберег в виде конской подковы. Во второй раз лук он вскинул уверенней, и стрела, сверкнув фазаньим опереньем, угодила прямо в стоявшее на краю колодца ведро, и то полетело обратно, звеня цепью и расплескивая воду. И в третий раз он занес оружие, и с каждым движением его руки наливались былой силой. Его глаз был точнее прицела, а потому вымерять мишень нужды больше не было: стрела свистнула и резко вонзилась в одиноко росшую посередине двора березу.       – Вот поганец! – вскрикнула вышедшая на звон тетивы травница и помахала эльфу кулаком. – Сейчас мне весь двор разнесешь! Ой, да ну тебя…       Король только широко улыбнулся, и у Таис перехватило дыхание от его красоты. Он не был похож ни на свое отражение, ни на ее рисунок, ни на все то, что она когда-либо видела. Он был прекрасней всех ее снов.       Зачарованная его улыбкой, княжна упустила момент, когда лук и колчан были закреплены за спиной, а лошадь – отвязана. Кажется, Король вспомнил вкус жизни, и не в силах и желании Таис было его останавливать.       – Вы хоть седло наденьте, – лишь попросила она.       – Мне оно не нужно, – улыбнулся он вновь и ловко вскочил на спину лошади. – Жди меня, я обязательно вернусь.       * * *       – Да вернется он, эльф твой. Коли ожил, его теперь сам ветер не догонит, – ворчливо сказала старуха, проходя мимо прилипшей к окну Таис.       Девушка лишь тяжко вздохнула, уронив голову на руки и не переставляя вглядываться в холодную тьму. Она ждала Короля, как он и велел. Ждала, не смыкая глаз. Ждала даже тогда, когда солнце село, а небо вновь затянуло тяжелыми, полнившимися водой и снегом тучами. Она все время думала, зачем он уехал и какого ему там, в темноте, под мелкими косыми дождями. Она боялась, что он простудится и вновь сляжет, и даже слова старухи о могучем здоровье эльфов не могли развеять ее тревог.       Он вернулся к следующему закату. На взмыленной, тяжело дышащей, но почему-то очень счастливой кобыле. Они заговорщически переглянулись и ни словом не обмолвились о том, где были и что видели, а Таис, у которой будто гора с плеч свалилась, было не до вопросов. Она лишь устало приняла из рук Трандуила четырех фазанов и зайца и отправилась к очагу их готовить. Птица вышла на диво вкусной, а княжна удивила всех, в том числе и себя, когда умудрилась испечь ароматный хлеб из отрубей и дюжину румяных пирожков с поздними сладкими яблоками.       И вот, наконец, они все собрались за столом и молча трапезничали, а где-то за стенкой шумно жевали сено и переступали копытами лошадь с коровой. То и дело княжна ловила на себе взгляд ярких глаз, и оттого кусок в горло не лез, хоть она и была голодна. В какой-то момент, все правильно поняв, травница отложила свою тарелку и спешно вытерла руки о передник.       – Пойду, хозяйство проверю. А ты ее накорми, а то дух скоро испустит, – с этими словами она вышла из хижины, все еще бормоча: – Ох уж эти мужики, им лишь бы юным девицам головы морочить …       А затем все стихло. Лишь огонь в печи потрескивал, наполняя своим шепотом звенящее пространство вокруг.       – Тая? – тихо позвал Король, и девушка подняла глаза. – Почему ты ничего не ешь?       Но Таис лишь рассеянно пожала плечами. Было видно, что голод беспокоит ее в последнюю очередь, однако делиться переживаниями княжна не спешила. Расценив ее молчание по-своему и желая успокоить порывистое девичье сердце, он заговорил вновь.       – Я благодарен тебе, – мягко сказал Трандуил, но слова его будто кнутом подстегнули несчастную княжну.       В тот же миг те смутные тревоги, что терзали ее в минуты ожидания, обрели вдруг форму, превращая в одно-единственное, но такое болезненное, такое нестерпимое чувство. Чувство вины.       – За что? Ведь не хотели, совсем не хотели! – пылко возразила княжна, и синева ее глаз схлестнулась с зеленью его.       Не в силах вынести такого прямого, такого открытого взгляда она отошла к окну, вновь всматриваясь в безмолвную тьму двора, расчерченную трещинами на закоптившемся стекле. Ее натруженные пальцы так исступленно сжимали рассохшийся, из года в год поедаемый жуками, подоконник, что грозили оторвать его вовсе. Таис всхлипнула. Захваченная эмоциями с головой, она не расслышала, не почувствовала, как Трандуил подошел совсем близко и стал позади.       – Гони прочь эти мысли, – его шепот послышался прямо у нее над ухом, и Таис вздрогнула по старой привычке: Король ведь всегда так делал.       – Вы всегда так тихо подкрадываетесь, – пожаловалась она сквозь слезы, оборачиваясь и позволяя Трандуилу прижать ее к груди. А, может, это себе она позволила прижаться, кто знает.       – Ты привыкнешь.       Теперь она слышала, где рождается его Голос, такой глубокий, такой красивый, и на секунду они вдвоем очутились на залитой закатом поляне, возле тихой воды с ее камышами и стрекозами, со звоном цикад в наступавшей прохладе. Только теперь вместе с голосом она ощущала его тепло, ровное и спокойное, вселяющее в сердце надежду, дарующее вдохновение и отпугивающее страхи. Она щекой ощущала его, чувствовала сильные руки, сомкнувшиеся на ее спине и знала: теперь эти руки уберегут ее от любой беды, теперь эта сила – и ее сила тоже.       – Sell nin. Я счастлив быть здесь, с тобой.       * * *       Он знал, что приснится ей в эту ночь, что образы родителей, дома и всего пережитого будут терзать княжну, а потому остался рядом. И хоть сердце вновь рвалось прочь, на свободу, хоть слышал он зов деревьев и ветра как никогда отчетливо, но не послушался Король и не пошел за ним.       И в ту ночь, и во все последующие он дарил ей сны, яркие, будоражащие воображение, погружавшие в самые немыслимые уголки фантазии. Он знал, что она любила, а потому щедро одаривал своей благодатью, тихонько касаясь ее лба и не смыкая глаз до самого утра.       А когда упрямая княжна отказывалась спать, он начинал вспоминать. Что-то отпустило тугой узел в груди Короля, разрубило его надвое, и смело он шагнул в свое прошлое, и боль, неизменно сопровождавшая память эльдар, отступила. Он воскрешал имена и лица, пел на позабытых всеми языках, делился бесконечным калейдоскопом пережитого и увиденного за долгие, долгие тысячелетия. Вспоминал тех, кого довелось ему повстречать в своей вечности, события, о которых слышал и в которых участвовал сам, легенды о сотворении мира, древних и великих народах, о войнах, о дружбе и, конечно же, о любви.       Таис слушала эти красивые сказки, в которых добро непременно побеждало, затаив дыхание и не могла поверить: неужели все это происходило когда-то наяву, взаправду, с ее Королем? А его забавляли ее поистине детские восторженность и удивление, ведь не было в его словах и капли лжи, ничего не приходилось приукрашивать: он и так помнил все в малейших деталях. Его память, хранившая в себе не меньше ценностей, чем его сокровищница, и некогда проклятая вместе с нею, наконец-то впустила его. Все чаще и чаще он думал о причудливых, запутанных тропах Судьбы, всякий раз ведущих его сквозь кромешную тьму к Свету. И все чаще и чаще ловил себя на мысли, что не может отвергнуть данный ему жизнью второй – и, несомненно, последний, – шанс насладиться ею. Не может. Не хочет.       * * *       А серые пасмурные утра осени, тем временем, стали превращаться в морозные солнечные дни зимы. И все шло ровно и тихо, до той самой ночи, когда на небе взошла вновь рожденная Молодая Луна, и странный ветер принес с востока прошлогодние листья вместе со смутной, непонятной тревогой, сулившей им всем перемены. В ту ночь бедную Куклу прихватило животом, и никто не сомкнул глаз, пока Трандуил пытался справиться с внезапным недугом. Он разговаривал с ней, пел ей, шагал рядом целую ночь, не давая кобыле лечь и поднимая ее всякий раз своей волей. И Кукла слушалась – вздорная и капризная, она ступала рядом покорная, как овечка, и с каждым шагом ей становилось все легче.       Таис знала, что это значит: ее Король, наконец, обрел прежнюю силу.       Но то были лишь предвестники судьбоносных событий, потому как измученную, уснувшую лишь под утро княжну вскоре разбудили ржание и цокот коней, да звон колокольчиков с пением рога. А в дверях девушка столкнулась с взволнованной знахаркой, возвестившей:       – Отец твой приехал. Сам князь Антарский.