Medui

      Поутру Таис разбудил дождь. Она не планировала просыпаться рано, так как вечером поднялся сильный ветер, обещавший скверную погоду к утру, однако настырные гувернантки никак не хотели считаться с планами княжны. Что поделать…       Девушка распахнула окно, впуская в комнату мелкие брызги и путаясь в заволновавшихся занавесках. В прошлый раз она чудом избежала наказания, и лишь потому, что правильно выбрала количество снотворного. К слову, учитель проспал не только весь день, но и весь вечер, и даже ночь, а наутро ничего не помнил. Ему даже пришлось вызвать доктора – красивого мужчину в черном смокинге и с загадочным чемоданом, полным всевозможных пилюль, микстур, тинктур и отваров. Доктор вынес вердикт «отравление», дал что-то старику и удалился, а Таис была освобождена от всех наук мира на целую неделю. Правда вместо наук в ее расписание немедленно встали занятия музыкой, танцами и шитьем, но они приносили лишь удовольствие.       И ей совсем не было стыдно. Ну, может, самую малость.       В то же дождливое утро, пользуясь тем, что маменька с сыновьями была в отъезде, а батюшка готовился к охоте, и некому было проследить за ее присутствием в музыкальной, девушка опять решила удрать. Ведь она целых три дня грезила о Лесе, а в последнюю ночь он ей даже приснился. Да и погода обещала разгуляться – мягкие ватные облака рвались, являя атласную синеву, и через эти синие дыры немедля начинал пробиваться свет. Он играл в парящих каплях, отражаясь бесконечными арками радуг.       Последние порывы врывались в комнату, поднимали в воздух и заставляя кружиться шелковые занавески, тревожили локоны девушки, будоражили. Оставаться дома было немыслимо.       Так тщательно княжна собиралась разве что к своему жениху. Неизвестно, что сталось бы с княгиней, узнай она, какие из нарядов выбрала дочь для летней прогулки. Узкий стан крепко обнимал корсет, драпированный золотым атласом и кружевом, а вниз легчайшими волнами струился розовый шелк, волнующийся и играющий изгибами при малейшем движении.       Критичный взгляд девушки не обошел стороной и Куклу. И, хоть та и не была склонна к моде или кокетству, позволила заплести жесткую гриву в толстую косу, увитую золотом лент.       К тому времени, как они ступили на напоенную дождем проселочную дорогу, полдень уже отгремел, а в бледном небе сияло солнце. Поместье с его кутерьмой, людскими криками и смехом, ржанием и цоканьем коней, звонким лаем и прочими родными с детства звуками сменилось на безмолвие полей. Вокруг монотонно звенели кузнечики в высокой траве, шумел ветер да глухо ступали лошадиные копыта, оставляя следы подков в мягкой земле. Все было напоено, свежо и ново, мир, точно осторожный жеребенок, делал пугливые шаги навстречу солнцу, и не хотелось его беспокоить излишней спешкой или суетой.       Таис ехала с закрытыми глазами, отдав поводья послушной Кукле и наслаждаясь теплыми лучами на щеках. Хотелось вдохнуть глубже, но мешал тугой корсет, любовно затянутый одной из гувернанток.       * * *       Лес оказался приветливым и немного душным. Он был таким, каким она его оставила. Разве что теперь выглядел волшебным и загадочным из-за тумана, в котором купался после дождя. Таис вела кобылу под уздцы, медленно и аккуратно ступая белыми сапожками, смутно видя тропинку под ногами.       В этот раз ей не пришлось уходить далеко. Он ждал ее. Стоило войти под полог, окунуться в туман, как за спиной послышалось тихое «mae govannen».       – Господин Трандуил, вы здесь? – так же тихо позвала девушка, боясь, что ослышалась.       – Я же просил не называть меня господином, – послышалось уже гораздо отчетливей.       – Простите, – Таис опустила ресницы и склонила голову, приветствуя Короля.       – Что ты принесла на этот раз?       Из смущенной девушка мигом преобразилась в лукавую и заулыбалась. Она расстегнула притороченную к седлу дорожную сумку и достала оттуда серебряную флейту, увитую выточенными на ней лозами и вправленными на места листьев зелеными кристаллами драгоценных камней.       – По правде сказать, я больше люблю фортепиано, но не везти же его сюда, – девушка обреченно покачала головой. – Скорей оно само ходить научится.       – Так что же, ты теперь считаешь своим долгом развлекать меня?       – Да, – простой ответ обескуражил незримого Короля.       – Не утруждай себя понапрасну, Тая.       – Но почему же? – продолжала настаивать княжна, не видя причин для отказа. – Я хорошо играю.       – Просто не нужно, – чересчур резко отозвался Голос, но потом смягчился и пояснил. – Я не хочу слушать музыку.       Он испортил весь романтический настрой, в котором девушка пребывала с момента своего пробуждения. Он отказал ей, и от обиды на глаза чуть не навернулись слезы.       – Почему вы такой упрямый?! – не в силах держать в себе, крикнула девушка голосу, который, по ее подсчетам, в этот момент парил меж двух осин.       – Я упрямый? – раздалось совершенно с другой стороны. – Твоему упорству, княжна, позавидует и гном.       – Гном? – удивленная княжна вмиг забыла о своих сиюминутных печалях. – Почему гном?       – Потому что твердолобей наугрим я народа не видывал.       Княжна нахмурилась и призадумалась, вспоминая о чем-то.       – Гномы… это такие маленькие, толстенькие, бородатенькие да в колпаках? – неожиданно выдала она, и гнева Короля как ни бывало.       – Ты весьма точно дала им описание. Бородатые, жадные и прожорливые… и да, некоторые действительно носят колпаки. Так откуда ты знаешь, неужели ты в родстве с ними, аданет?       Так он ее еще никогда не называл, и княжна вздрогнула от чужого слова. Резкое и грубое, она не знала значения, но хотела бы никогда не слышать его больше.       – Прошу вас, называйте меня по имени, – опустив голову, попросила она, так и не поняв, гневится ли Король или прощает ее за подобные вольности. В конце концов, не каждому хватит глупости и смелости упрекнуть в упрямстве хозяина в его же доме.       Она стояла, маленькая и хрупкая, все еще сжимавшая в руках серебряную флейту, и Голос вновь не смог не уступить. Действительно, что стоило ему послушать: она ведь для него старалась       – Как пожелаешь, Таис. Играй. Но давай выйдем к свету, ты совсем промокнешь в тумане.       * * *       Девушка вылетела на открытый берег лесной реки, подобно розово-золотой бабочке. Кукла рысила рядом, не видя явных причин для столь бурного выражения радости.       – Здесь? – Таис обернулась, скорее по привычке, нежели действительно ожидая кого-то увидеть.       – Здесь, – откликнулся Голос.       Она ловко ослабила подпругу седла, завязала поводья, чтоб не болтались, и пустила пятнистую, точно корова, лошадь в свободное плавание. Сама же села на колени поближе к воде и покрутила в руках заветный инструмент.       – Маменька говорит, чтобы я отдавала свое предпочтение струнным, – поделилась она задумчиво. – Говорит, флейта – для пастухов, или еще хуже: сатиров и фавнов.       – Глупости, – ворчливо возразил Король. – У нас флейту прозвали сестрой арфы, и не потому что похожи, а потому что вместе звучат…       Таис заметно приободрилась.       – И кто такие фавны?       – А, – отмахнулась она. – Юноши с козлиными ногами и рогами на голове, про них много придумывают, в основном, чтобы детей пугать да молодых девушек. Чтоб в лес не ходили.       – Ты, выходит, не из пугливых?       – Я в них не верю. Мужики и вам козьи ноги приписывают. «У человека в зеленом под плащом не сапоги, а пара копыт, да ноги, серым мехом покрытые» и что-то в этом духе они говорят.       – Ты слишком много слушаешь мужиков, – упрекнул Голос, а про себя усмехнулся.       – Я случайно, – княжна кротко потупила взор. – Они часто приходят к батюшке, жалуются на лес, мешает он им, просят вырубить или сжечь.       – А он что?       – Ничего, – пожала плечами девушка, – говорит, чтоб лучше шли в поле работать да женам своим помогать, и меньше бражки пили, и тогда не будут им никакие змеиные глаза да козьи ноги мерещиться.       Голос согласился, но промолчал. Таис тоже притихла, но их неловкое молчание прервала Кукла, умудрившаяся одним движением головы стряхнуть с себя поводья и запутаться в них передними ногами.       – Вот же неуклюжее животное! – гневно воскликнула Таис, спеша на жалобное ржание своей кобылы.       Кукла послушно позволила освободить себя от пут и продолжила неспешную трапезу как ни в чем не бывало. Казалось, неуклюжесть кобылы ее ничуть не смущала, а, наоборот, добавляла шарма.       – Жду не дождусь, когда смогу сесть верхом на белоснежного, как лебедь, жеребца, – мечтательно начала Таис, вернувшись на свое место и тщательно расправив юбки вокруг себя. – Быстрый как ветер, он унесет меня к морю, синему и соленому. А его грива будет развеваться, словно белая шапка у волн…       Услышав про развевающуюся белую гриву, пятнистая кобыла лишь презрительно фыркнула, явно считая себя ничем не хуже того самого быстроногого жеребца. Расчувствовавшись, она даже слегка взбрыкнула мохнатыми ножками, отчего плохо закрепленное седло съехало на бок, и Таис вновь пришлось спуститься на землю, дабы поправить его и отчитать кобылу за невнимательность.       – Зря ты так, княжна, – вдруг подал голос Король. – Я многих лошадей повидал, а многих вырастил сам. Были времена, когда и наши конюшни полнились, и даже эорлинги просили у нас жеребцов для своих кобыл.       Таис слушала, затаив дыхание, ловила каждое слово Короля, ведь она так любила, когда он говорил о прошлом. Его рассказы, тот волшебный мир, где он жил раньше, влекли и манили ее. Но, увы, он был так скуп на воспоминания, что приходилось собирать по крупице и фантазировать, фантазировать…       – Твоя лошадь неплоха, – Голос в очередной, бессчетный, раз вырвал княжну из мира грез. – Крепкие копыта, глубокая грудь, живой нрав. Такую лошадь и в бой, и в плуг. Ноги коротковаты, но крепкие, сильные, канаву или невысокий забор она перепрыгнет играючи, – нахваливал он пузатую кобылку, пока та активно счесывала свою чудесную косу да золотые ленты об одиноко растущее деревце. – Но не тяни же! Ты так хотела сыграть мне! Я слушаю.       * * *       Не хотел он слышать музыку кроме той, что играл ему Лес. Не хотел волновать звуками флейты хрупкие струны своей фэа. Но поделать ничего не мог. Над рекой, вместе с ее быстрым течением понеслась мелодия, заставляющая заходиться тоской несуществующее сердце. Столь знакомые и родные переливы звали его в добровольно преданное забвению прошлое, воскрешали имена и лица, что так долго оставались шрамами на его памяти. Но он так давно не произносил тех имен в бесплотных попытках забыть хотя бы одно из них.       И как же он скучал по чудесным звукам! В попытках справиться с болью и утратой, он совсем позабыл, как наслаждался музыкой раньше. Как слушал ее беззаботно и не боясь, что та вдруг оборвется. Но там, на берегу, он не мог насытиться, не зная, услышит ли ее когда-либо вновь.       А маленькая девочка, сидевшая на траве яркой птичкой и так нежно целовавшая флейту, все играла и играла, без пауз и передышек. Играла ловко и умело и будто сама растворялась в музыке, становилась ею. И он любовался этим единством. Долго он терзался вопросом: а стоило ли будоражить свой покой подобной дружбой Последнего с юной княжной, да переживаниями, что неизменно приносили их встречи? И тем поистине солнечным летним днем он узнал вдруг ответ.       Но мелодия оборвалась, а Таис опустила флейту, выравнивая дыхание. Тугой корсет сдавливал грудь, и сказать что-либо сразу не удалось, а потому возникшую тишину заполнил Голос:       – Такая чудесная музыка... – глубоким шепотом произнес он прямо над ухом, и Таис улыбнулась. Ее вдруг охватило такое смущение, от похвалы и от близости, что мурашками покрылась кожа – и это в такую жару!       Но он заметил и тактично оставил ее.       – Мой народ когда-то славился своими песнями, танцами, игрой на лютнях и арфах, – задумчиво произнес он спустя время.       – Вы танцуете? – оживилась вдруг девушка.       – Валар, это было так давно!       – Но это так прекрасно!       Смеясь, девушка подскочила и закружилась по берегу реки, вздымая облака розового шелка вокруг себя, распугивая бабочек и прочих крошечных обитателей. Даже Кукла на миг оторвалась от трапезы и заинтересовалась восторженным танцем своей всадницы. Однако радость княжны была недолгой, а улыбка сменилась вдруг грустью.       – Вот только… – Таис опять оробела, опускаясь обратно, – …я не представляю вас в танце.       – Ты фантазерка, ты умеешь мечтать, – ласково утешал ее Голос, но девушка отчего-то упрямилась, качая головой.       – Все не то, – повторяла она.       Раз за разом голову Таи посещала одна и та же мысль. И раз за разом она отгоняла ее. Но голосу не нужно было умение читать мысли, чтобы понять, о чем тревожится его спутница.       – Проси, – разрешил Король, разглядев ее желания.       – Я бы хотела нарисовать вас, – неуверенно произнесла княжна и поспешно добавила, – я хорошо рисую. Но вы должны помочь мне.       – Нет, Таис, – ответил Голос сразу, без раздумий, – слишком много вольностей я тебе позволил, но это невозможно.       – Но почему, почему? – причитала Таис, прижимая руки к груди в молитвенном жесте. – Пожалуйста, пожалуйста…       Надо признать, что подобная навязчивость немало досаждала Королю, но нельзя не отметить, что ею девушка брала свое. В конце концов, пусть увидит, что он теряет?       – Есть один способ, – заговорщически начал он, прекрасно зная, что Тая ни за что не отважится на подобное, – приходи в лес в полночь, когда небо будет чистым от облаков. Тогда, возможно, тебе и удастся увидеть меня.       Все это прозвучало так таинственно, что Таис не разобрала: правду ли говорит Король или же, наоборот, хочет отпугнуть ее. Приехать в дремучую чащу ночью она не решилась бы даже в своих смелых фантазиях, что уж говорить о реальности. Да и Кукла не одобрит подобных приключений: ни за что не выйдет из конюшен затемно.       – Л-ладно, – заикаясь, протянула она, уже напредставляв себе всяких ужасов. – Я… я подумаю об этом. А сейчас, если вам понравилось, я могу сыграть еще.       Чаша весов его качнулась. Он хотел и боялся. Боялся старых лиц и новых воспоминаний.       – Нет, – мягко отказался Голос. – Давай лучше я спою тебе одну из наших любимых песен.       Голос Короля зазвучал ровно и чисто. Бархатный, чуть вибрирующий, он стелился над водой и травой, заполняя собой воздух и пространство вокруг. Таис трепетала перед ним, перед его красотой и теми незнакомыми чувствами, что он рождал в ее душе. Она лежала на траве и слушала песню на тягучем, красивом, незнакомом ей синдарине. Вначале девушка даже насвистывала мелодию на флейте, подыгрывая, ловя мотив, но потом поняла, что песне этой не нужна музыка. В голос Короля вплетались и тихое журчание реки, и далекое пение лесных птиц, и шум крон, и звук срываемых пасущейся Куклой травинок, ее глухая поступь, шорох лижущего бока хвоста, скрежет крылышек приземлившейся неподалеку бронзовки. Даже причудливое течение облаков по небу да кружащий силуэт черной птицы – и те вторили ей. И хоть Таис не знала ни слова, ей чудилось, что песня эта о лесе, о ветре и дожде, об облаках, что принимают формы птиц и зверей, и даже китов, что танцуют на дне голубых океанов. И о тех, кто в лесу этом живет, о величественных народах, о прекрасном Короле, что ими правит…       А жужжащий насекомыми летний зной вместе с маленькими паучками плел свои коварные сети, и вскоре мечты Таис превратились в грезы, а грезы – в многоцветие снов. Ярких, живых, полных сказок и волшебства.       * * *       – Таис!       Уснувшая девушка не сразу поняла, что ее зовут.       – Тая, поднимайся, тебе необходимо уходить, – Голос был полон тревоги, и княжна подчинилась. Откуда-то сверху, вторя ему, издал свой протяжный клич канюк, словно предупреждая.       – Что…       И тогда она увидела их. Трое мужчин с тремя жеребцами были на противоположном берегу. Они волокли что-то большое и явно тяжелое в черном мешке, ожесточенно при этом споря. Возможно, именно их спор не позволил сразу увидеть мужчинам свободно пасущуюся лошадь и спящую княжну, чьи одежды так привлекали внимание на фоне зеленой травы.       – Таис, – строго произнес Голос. – Бери лошадь и уезжай.       Но девушка остолбенела. Она вдруг заметила, что мешок… шевелится.       – Таис, – требовательно позвал Голос снова. – Делай, как я говорю.       Раздался оглушительный плеск, и стремительно ушедшую на дно поклажу унесло течением. Девушка вскрикнула, даже Кукла оторвалась от любимого занятия и вскинула удивленную морду.       – Кажется, за нами подглядывает юное создание, – протянул один из мужчин, неприятно улыбаясь.       – Эй, ты! – грубо окликнул второй.       – Аданет! – прогремело в сознании оцепеневшей Таис. – Уезжай!       Оцепенение спало, но было уже поздно. Всадники гнали каштановых жеребцов вброд, гикая и подгоняя их ногами. Кинувшаяся к лошади княжна, начала спешно затягивать подпругу, распутывать повод, но вот беда: от страха трясущиеся руки совсем ее не слушались.       – Ничего не бойся, – слышала она горячий шепот совсем близко. – Езжай через чащу и не оглядывайся.       И она послушалась. С немыслимой ловкостью взлетев в седло, она пришпорила Куклу. Та, будучи чуткой к своей хозяйке, встала в нервную свечку и сорвалась с места в галоп. Крепкие ее ноги дробно выстукивали три такта по направлению к самой гуще леса: туда, где они когда-то заблудились. И лошади, и ее маленькой всаднице хотелось одного: бежать обратно, вырваться из леса и от погони, но Таис доверяла Королю, а он приказал ехать в чащу.       Силы их не были равны. Невысокая мохноногая лошадка не могла соперничать с гончими охотничьими жеребцами, которые, яростно храпя и плюясь пеной, вот-вот грозили ее настичь. Но тут налетел ветер. Внезапный и сильный порыв, что ломал ветви и кидал те в лица всадникам, обрушился на них. А вместе с ним и злой голос. Мешаясь со свистом и завыванием, он был неразборчив, но Таис узнала в словах синдарин. Тот самый, певучий, что недавно так ласкал ее слух и дарил покой и умиротворение. Теперь он бил наотмашь, поднимая все новые волны возмущения: лес ярился на подобное вторжение, не желая пускать всадников. Никого, кроме Таис. И ни один сук, ни одна ветка не зацепили ее, не тронули чудесных розовых юбок, русых кудрей и лент на шляпке, пока она, вытянувшись подобно стреле, мчалась через бурелом. И деревья расступались перед ней, открывая дорогу, пока вокруг бушевал ураган, пока вязы и буки сердито клонили свои ветви к земле, загоняя погоню в свои лесные капканы, заковывая их будто в клетку.       Перепуганная Кукла неслась во весь опор, но вот под копытами ее мягкая лесная подстилка сменилась жестким грунтом дороги. Только тогда Таис разрешила кобыле отдышаться, а себе – обернуться. Вокруг по-прежнему было ясно и тихо, а летний зной разогнал всех по тенистым углам, лес же стоял нетронутой, неприступной крепостью, как и всегда. Будто ничего и не случилось, будто ураган не выл и не крушил все на своем пути. Вот только шум и треск веток, да внезапно вырвавшийся из-под возмущенных крон порыв не убедил Таис, что ей не показалось.       Все еще пытаясь унять рвущееся из груди сердце, она тихо позвала Короля, но никто не отозвался. Страх сковал княжну в ледяные оковы, мороз бежал по ее коже при мысли о том, что могло статься с Королем, что могли сделать с ним те разбойники. И только потом, вдоволь наволновавшись, она вдруг вспомнила, что Короля нет, что он - всего лишь Голос, и что с ним давно уже никто ничего не может сделать. Но даже тогда девушка не успокоилась. Долго скребли кошки у нее на сердце, когда она бродила вдоль опушки, не желая ехать домой без прощания.       – Тебе не стоит задерживаться здесь так надолго, – наконец прозвучало, когда небо заволокло ватной периной облаков, а горизонт запылал рыжим пламенем.       – Я хотела знать, что с вами все в порядке, – выдохнула Таис, не в силах унять вновь колотящееся сердце. Радость захлестнула ее, наполнила до краев, но что она могла сделать, если перед ней был всего лишь бесплотный Голос?       – Что же со мной такого могло произойти? – задал он тот самый, ожидаемый и вполне уместный вопрос.       И тут-то Таис поняла, насколько ее прежние страхи были глупы.       – Я… не знаю, – неловко начала она, разглядывая испачканные о зелень атласные перчатки. – Но я не смогла уехать, не дождавшись вестей от вас.       Все еще не поднимая глаз, она уже приготовилась было, что Король начнет корить ее за промедление, за глупость и легкомысленность, как это частенько бывало с ее родителями, но тот молчал. Он гадал, тем временем, когда и кто в последний раз интересовался им и его жизнью, переживал о нем.       – Спасибо тебе, Тая, за беспокойство, – глубоко произнес он наконец. – Скачи домой с миром.       – Я вернусь еще, – девушка вдруг улыбнулась, искренне и открыто радуясь благодарности, а Голос отметил необычайную красоту этой юной и храброй особы. – Я обещаю.       И долго он потом провожал взглядом черно-белый хвост, витая под сенью родных крон дубов и орешников. А закат тем временем разгорался алым, и первые звезды рисовали на небе свои загадочные послания. Король вбирал их свет и силу, как когда-то, как много тысяч лет назад. И пел, не желая вновь умолкать.