Мечта

Наступили холода. Дни стали короткие и мрачные, солнце почти не появлялось. Казалось, что время каким-то волшебным образом ускорилось — секунды, минуты, часы пролетали незаметно. В свете разноцветных лампочек кружились маленькие снежинки. Это был первый снег. Бист вышла из своей палатки и остановилась, невольно залюбовавшись их неспешным танцем. Девушка протянула руку и поймала несколько снежинок. Чудесный кружевной узор на тёплой ладони за мгновенье сменился бесформенной каплей. Бист вздохнула — снег навевал воспоминания об одном дне из детства… Самое начало зимы. Ещё не ударили морозы, но те, кто жил на улице, могли замёрзнуть. Четверо сироток сидели за углом большого здания на холодном тротуаре, голодные и грустные. Мимо проходили простые горожане и разряженные господа. Некоторые с сочувствием смотрели на бедных детей, другие глядели с подозрением, думая, что увечья нанесены им специально, чтобы разжалобить сердобольных богатых леди, а все деньги от подаяния пойдут в карман какому-нибудь «барону нищих»; третьи, сделав серьёзное лицо и углубившись в чтение газеты, просто проходили мимо. Редко-редко на серый асфальт со звоном падала мелкая монетка. «Боже, храни королеву!» — слышался детский хор из соседнего дома. — Как ты? — спросила темноволосая девочка-подросток, погладив по голове малышку семи лет, которая прижалась к ней, и поправила ей одеяло. — Спасибо, Мэри. Лучше, наверно, — тихо ответила младшая и взглянула на подругу единственным голубым глазом. Недавно она простыла. Удушливый кашель надрывал бедняжке грудь. — Мне очень сильно хочется есть. — Мне тоже, — вздохнула Мэри, пытаясь не обращать внимания на голодное урчание в животе. Силы потихоньку покидали сирот. Раньше им так нравилось подолгу стоять у витрины и смотреть на красивые пироги и румяные булочки, аккуратно разложенные по корзинкам. А сейчас не было сил даже просто двигаться. — Томми? Это он? Дети, заметив, что к ним приближается высокий рыжеволосый мальчик, встрепенулись. Он был одет в худенькое пальто. Его правый рукав свободно развевался на ветру. — Э-эй, выше нос, — заговорил он с улыбкой и левой рукой достал из-за пазухи буханку белого хлеба. — Смотрите, что я принёс! Сегодня Бог послал нам поесть… Всем хватит, а ещё останется на завтра… не торопитесь, всем хватит… Мэри, получив свой кусок, всхлипнула. Её руки затряслись, и хлеб упал. «Украл, украл! Но иначе никак, — подумала она. — Иначе мы умрём от голода… Надеюсь, его сегодня не побили». Мальчик нагнулся и поднял хлеб. Не раздумывая, он тут же протянул неловкой подруге свой, а сам начал есть упавший кусок. — Сегодня у нас настоящий пир! Ешьте, хлеб пока горячий… — Спасибо тебе, — пробормотала Мэри. «В этом мире никто никому не нужен. Мы никому не нужны. Им всё равно. Им плевать на нас». Карусель с белыми лошадками накрыли покрывалами, чтобы уберечь механизм от воды. Разноцветные лампочки погасли. Усталые артисты расходились по палаткам. Бист поправила воротник пальто и неторопливо направилась в сторону, откуда доносились звуки флейты. Ветер утих. Снежинки падали на ресницы. Опустошённость после выступления сменилась каким-то странным предвкушением чуда, словно выпавший снег принес с собой радость. Она не знала, стоит ли сейчас говорить с ним? А, собственно, о чём они могли говорить? На минуту она остановилась в сомнении, а стоит ли вообще докучать ему своим присутствием? Вероятно, ему хочется просто побыть одному. Бист часто думала о своих чувствах и вспоминала шекспировские строчки про любовь. Любовь никогда не приходит к тем, кто постоянно думает о ней. Джокер не видел себя в роли влюблённого, но Бист продолжала ловить каждый его взгляд, каждую улыбку. Его любовь была особенной; он просто заботился о своих братьях и сёстрах. Томми Джокер словно подменил любовь на обычную жалость. И относился к ней как к сестре, — переступить эту границу отношений казалось чем-то невозможным, — почему-то. Бист сама выбрала такой необычный открытый костюм для сцены, шокирующий чопорных аристократок, но Джокер будто бы не обращал на это совершенно никакого внимания. Джокер научился искренне улыбаться, но улыбка не всегда показывала его настоящие чувства. Фальшивая маска улыбки — как и у всех. Ненастоящие имена, клички. Сценические имена. Псевдонимы. Бист подошла неслышно, но Джокер всё ещё продолжал играть. Словно средневековый менестрель. Он хорошо играл, ловко перебирая пальцами, а его правая костлявая рука просто придерживала инструмент. — Я не мешаю? — робко спросила девушка. — Нет, — молодой человек повернулся и улыбнулся, отложив флейту. Бист подошла ближе и присела рядышком. — Я просто хотела… Сегодня был такой тяжёлый день… Много народу… — сбивчиво пробормотала девушка. — Да, и нам всем нужно хорошенько отдохнуть. Кстати, как твоя нога? — Не болит, спасибо, — Бист провела рукой по своему протезу. Джокер встретился с ней взглядом. Её длинные ресницы мягко оттеняли печальные глаза, в которых так редко появлялся радостный блеск. Бист чувствовала, как сильно бьётся её сердце. От ветра заслезились глаза. Маленькая горячая слезинка скатилась по её щеке. Джокер заметил это и аккуратно вытер слезу пальцем. — Холодает. Тебе лучше пойти спать, — мягко проговорил он и нежно коснулся губами её щеки. Бист дрогнула: невинный поцелуй растрогал её и взволновал. Первый раз. Девушка ещё раз взглянула на него и быстро закивала. Рядом с ним она чувствовала себя так хорошо и спокойно. — Да, я сейчас… Прости, что помешала… — Ничего. Спокойной ночи, милая. — Доброй ночи, — ответила Бист и, вздохнув, зашагала прочь. Беспорядочная вереница мыслей закружилась в голове быстрой каруселью. Как всегда, он был немногословен. Джокер не замечает её чувств или просто делает вид. Бист, грустно опустив голову, медленно шла по дороге. Она снова почувствовала себя одинокой. Завтра первый снег превратится в грязную слякоть.

***

«Что случилось с Бетти?!» — после выхода на бис укротительница тигров исчезла с арены и со всех ног помчалась к себе в палатку. — «Если бы не сменщица, мой номер бы провалился… Сегодня мы выступали просто ужасно». Бист наскоро скинула туфли и, забравшись на кровать, обхватила колени и уткнулась в них носом. Казалось бы, ничего смертельного не произошло; тигрица Бетти чуть не сорвала выступление. Бист краснела, сжимала кулаки в гневе и изо всех сил хлестала непослушное животное кнутом, но тигрица, как маленький испуганный котенок, сторонилась огненного кольца и металась по кругу. Ярость укротительницы усиливалась. Она чувствовала на себе взгляды зрителей. Как хорошо, что пришла помощница. Бетти успокоилась. Звезда цирка чуть не упала в их глазах, стала такой смешной и глупой. Бист откинулась на подушку и закрыла глаза. Жизнь — одна большая несправедливость. Чем она, Мэлли Бист, хуже этих леди из первых рядов? Шикарные платья с воротничком до подбородка. Шляпки с перьями. Смех и улыбки. Почему они все здоровы, богаты и счастливы? Где счастье Бист и всей её «семьи»? Они должны жить, скрываясь под лживыми личинами и с тяжким чувством долга перед Отцом. Досадно. В её сердце проснулась зависть. И страх. Страх преследовал её по улицам Ист-Энда. Он не отступал даже тогда, когда она и Долл пытались петь псалмы, раздобыв где-то сломанную концертину. Фальшиво пели под городской шум и стук лошадиных копыт. Долл пришлось учить читать… Мало кто обращал внимания на голодных калек. Разве что стайка маленьких хулиганов-насмешников и упитанный констебль. Страх не отпускал её даже тогда, когда она встречалась взглядом с Томми Джокером. Он стал угрюмым и замкнутым, но на сцене, как обычно, циркач забывал на время все невзгоды. Фиалковые глаза всё равно оставались грустными, даже если он улыбался.